Книга Джона Ханта "Восхождение на Эверест"


В связи с кончиной Джорджа Лоу - участника первого восхождения на Эверест, публикуем книгу




ДЖОН ХАНТ

ВОСХОЖДЕНИЕ НА ЭВЕРЕСТ


ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Эверест, величайшая горная вершина мира, долго являлась недостижимым магнитом, который привлекал к себе мечты всех альпинистов.

В течение последних тридцати лет этот снежный гигант успешно защищался от попыток победить его. Лишь 29 мая 1953 г. новозеландцу Хиллари и непальцу Тенсингу (ныне гражданину Республики Индии), участникам английской экспедиции под начальством Ханта, удалось установить этот мировой рекорд.

Экспедиция 1953 г. явилась завершением десяти предшествовавших экспедиций, которые начиная с 1921 г. штурмовали Эверест. Только благодаря многолетнему опыту восходителей, поднимавшихся на большие высоты, удалось в 1953 г. победить эту неприступную вершину.

В книге Ханта приводятся лишь очень краткие данные о предшествовавших экспедициях, и поэтому, чтобы яснее представить себе, какие трудности встретились при восхождении и как они преодолевались, необходимо дать краткий обзор истории эверестских экспедиций.

Эверест был открыт более ста лет назад. В 1849 г. Геодезическая служба Индии произвела тригонометрическим путем определение высоты ряда недоступных вершин Гималаев, которые были обозначены номерами. Вычисления продолжались несколько лет, и в 1852 г. было установлено, что наиболее высокой из всех этих вершин является пик XV, высота которого была определена в 29002 фута (8840 м). Не выясняя, имеет ли этот пик местное название, англичане назвали его в честь организатора работ 1849 г. геодезиста Эвереста горой Эверест. Только в XX в. выяснилось, что местное население называет гору Джомолунгма («Богиня мать Мира»).

Позднейшие геодезические определения дали несколько более значительную цифру – 29141 фут (8882 м). Но определение высот в Гималаях сильно затруднено тем, что эта огромная горная страна имеет очень большую массу и чрезвычайно трудно точно установить форму геоида в ее пределах. Поэтому Геодезическая служба Индии и английские исследователи Гималаев придерживаются первоначального определения высоты Эвереста; эта цифра принята и в книге Ханта.

В советских географических изданиях большей частью указывается цифра 8882 м. В 1955 г. де Грааф-Хантер опубликовал в журнале Английского географического общества критический обзор всех выполненных до сих пор определений высоты Эвереста и на основании своих вычислений дал как наиболее точную высоту вершины горы над поверхностью геоида – 29 040 футов (8851,23 м). Этой цифре и надо отдать предпочтение.

До 1903 г. Эверест называли также Гауризанкаром, так как в 1857 г. известный путешественник Герман Шлагинтвейт сообщил, что высокая гора Гауризанкар, видимая из предгорьев Гималаев, и есть пик XV. Но в 1903 г. Вуд, работавший в Гималаях по поручению Геодезической службы Индии, установил, что эта горная группа лежит в 57 км к юго-западу от Эвереста и представляет две самостоятельные вершины – пик XX, или Санкар, высотой 7143 м, и более низкий пик Гаури, или Парбач.

Теперь название этой горной группы передается на картах как Гаури-Санкар (или Занкар).

Несмотря на большой интерес к Эвересту у европейских альпинистов, до начала XX в. не удавалось организовать экспедиций в эту часть Гималаев. Эверест лежит на границе Непала и Тибета и ни та, ни другая страна не позволяла европейцам проводить исследования в этом районе.

Только в декабре 1920 г. далай-лама по настоянию вице-короля Индии дал разрешение на организацию первой английской экспедиции. Поэтому первые попытки восхождения на Эверест производились с севера, со стороны Тибета. Конечным пунктом, где снаряжались экспедиции, был город Дарджилинг в Западной Бенгалии, откуда наиболее короткий маршрут проходил сначала на север или северо-восток, огибая Непал с востока, а затем уже к западу по тибетской территории вдоль границ Непала. Весь путь от Дарджилинга до Эвереста равен 480 км.

Английское географическое общество и Английский альпийский клуб учредили специальный объединенный Эверестский комитет, который и организовал все десять английских экспедиций на Эверест.

Начальником первой экспедиции 1921 г. был полковник Говард-Бюри; кроме альпинистов, в ней принимали участие один геолог и два топографа. Эта экспедиция была чисто рекогносцировочной. Она выяснила, что из путей, ведущих с востока и севера к вершине Эвереста, наиболее удобен подъем по правой ветви ледника Ронгбук и затем – на Северную седловину горы. Было также установлено, что муссонная погода с ветрами и снегопадами в районе Эвереста начинается с 6—10 июня (на юге, в Индии, юго-западный муссон начинается с конца мая). Самое лучшее время для восхождения – это последние недели перед муссоном или первые после него, то есть в конце сентября. Очень важно также для восхождения состояние снега: до высоты 7000 м летом он тает, и поэтому образует довольно плотный покров, а на больших высотах, особенно выше 7500 м, он лежит в виде порошкообразной массы. В кулуарах и под утесами восходитель проваливается в снег до пояса и вскоре истощает все свои силы, пробивая путь вверх; на этих высотах всякая физическая работа чрезвычайно трудна.

В 1922 г. Эверестский комитет поручил руководство новой экспедиции генералу Брюсу – известному знатоку Гималаев. Восхождение было начато по намеченному в 1921 г. пути с севера. Груз от Дарджилинга перебросили сначала вьюком в Тибет, к северному склону группы Эвереста, далее его несли до нижних лагерей носильщики тибетцы, выше работали только носильщики непальцы из племени шерпа. Это племя во время всех эверестских и многих других гималайских экспедиций поставляло проводников и носильщиков. Горные жители – шерпы – легко привыкали к разреженному воздуху на больших высотах, и их смелости и выносливости гималайские экспедиции вообще и эверестские в частности в значительной степени обязаны своими успехами. Путь на вершину был проложен по правой ветви ледника Ронгбук и затем по крутому склону на Северную седловину (Чанг-Ла) Эвереста. Подъем на эту седловину по лавиноопасному и покрытому льдом склону оказался одним из самых опасных участков. Тем не менее восходителям удалось установить на седловине один из промежуточных лагерей и подняться далее вверх по Северному гребню и северному склону Эвереста. При первой попытке была достигнута высота 8138 м и при второй – 8321 м. До вершины оставалось, таким образом, только 519 м по высоте и менее 1 км по горизонтали. Дальнейшие попытки были прекращены сначала из-за болезни главных восходителей, а затем – из-за начала муссона. 6 июня было предпринято последнее восхождение с нижнего лагеря-базы на Северную седловину. В этом восхождении участвовали 3 англичанина и 14 носильщиков шерпов. На склоне в ста восьмидесяти метрах ниже седловины восходители были захвачены лавиной: верхние две связки были увлечены лишь верхним слоем скользящего снега, и после того как лавина остановилась, могли из нее выбраться и выкопать людей двух нижних связок из глубокого снега. Из 9 носильщиков шерпов в нижних связках остались в живых только двое. Этот трагический опыт показал, что после начала муссона нельзя подниматься по лавиноопасным склонам. Из опыта экспедиции 1922 г. важно отметить, что Брюс и Финч поднялись до максимальной достигнутой ими высоты 8321 м в кислородных аппаратах.

В 1924 г. тот же генерал Брюс возглавил новую экспедицию, но вскоре заболел малярией и передал начальство Нортону. Подъем совершался по тому же пути, что и в 1922 г. Носильщики шерпы доставили груз на Северный гребень до высоты 8170 м, где был устроен шестой лагерь. Первую попытку дальнейшего восхождения (без кислородных аппаратов) предприняли Нортон и Соммервелл. Соммервелл принужден был отказаться от подъема на высоте около 8540 м из-за полного истощения сил, а Нортон прошел по склону еще триста метров и достиг высоты около 8573 м.

Следующая попытка в этом году была предпринята Меллори и Ирвином; они шли с тяжелыми кислородными аппаратами. Оба погибли, по-видимому, достигнув высоты около 8500 м, и не были найдены при поисках. В 1933 г. на склоне вершины Эвереста на этой высоте был найден ледоруб, принадлежавший Меллори или Ирвину; по-видимому, один из них поскользнулся и увлек за собой другого; оба скатились вниз по склону к леднику Ронгбук, лежащему на 3000 м ниже. Во время экспедиции от истощения в результате горной болезни и холода в лагере на леднике Ронгбук умер еще один из четырех офицеров, сопровождавших экспедицию, и от воспаления легких – один из тибетцев-носильщиков.

После трагической гибели лучших восходителей в 1924 г. больше не предпринималось попыток восхождения на вершину.

Экспедиция Брюса и Нортона еще больше, чем предыдущая, доказала, что хорошая высотная акклиматизация людей происходит лишь до высоты 7000 м. Выше акклиматизируются очень немногие, но даже и они могут двигаться очень медленно; с высотой физические силы их падают и исчезают активность и интерес к восхождению. На больших высотах человек попадает в совершенно другие условия – низкое атмосферное давление, небольшая плотность воздуха, сильное солнечное облучение, особенно в ультрафиолетовой части спектра, низкая температура и незначительная влажность. Человеческий организм должен приспособиться к этой новой среде путем изменения дыхания и работы сердца и увеличения количества красных кровяных шариков. Большой опасностью является усиление испарения с поверхности кожи: тело как бы высыхает, и приходится пить большое количество жидкости, чтобы восстановить равновесие. Другое препятствие – охлаждение тела при низких температурах и сильных ветрах, почти постоянно дующих на высоких вершинах. Даже в яркие солнечные дни у восходителей нередко замерзали ноги при соприкосновении с холодным снегом.

Основываясь на опыте экспедиций 1922—1924 гг., многие альпинисты стали считать, что 8500 м – предел для восхождения без кислорода. Нортон и Соммервелл на этой высоте едва плелись, и Нортон не мог одолеть кулуара с сыпучим снегом. Кислород, как полагали, следует вдыхать с высоты 7000 м, постепенно увеличивая дозы. Но были и ярые защитники бескислородного подъема: они считали, что акклиматизировавшийся на высоте человек может подняться на вершину Эвереста без кислородного аппарата. В этом отношении был очень показателен пример геолога Оделла, который в 1924 г. при организации лагерей и поисках Меллори и Ирвина в течение четырех дней дважды поднимался в одиночку до высоты 8230 м. и спал одиннадцать ночей на высоте более 7000 м. без кислородного аппарата. Носильщики шерпы поднялись в 1924 г. до высоты 8170 м. также без кислородных аппаратов. Как уже отмечено выше, Нортон и Соммервелл достигли высоты, несколько превышающей 8500 м, также без кислорода.

Опыт 1924 г. доказал, что шерпы лучше европейцев акклиматизируются на высотах, выносливее и обладают большой смелостью и упорством в преодолении препятствий на больших высотах. Им недоставало только знакомства с техникой альпинизма. Поэтому успех всех последующих экспедиций зависел в значительной степени от того, до какой максимальной высоты носильщики шерпы доставят груз для последнего лагеря, из которого уже наиболее акклиматизировавшиеся из восходителей европейцев делали попытку преодолеть последний, самый изнурительный участок подъема.

В течение последующих восьми лет далай-лама снова не давал разрешения, и только в 1933 г. Эверестскому комитету удалось отправить экспедицию под начальством Раттледжа. К этому времени участники прежних экспедиций на Эверест уже по возрасту не годились для таких восхождений, и почти весь состав был новый. Подъем был произведен по тому же северному пути через Северную седловину. Носильщики шерпы доставили груз до высоты 8350 м; но при двух попытках европейцам не удалось достигнуть высоты более 8565 м. В этом году обычного двухнедельного затишья перед началом муссона не было, и страшные ветры мешали восхождению; восходители, так же как Нортон в 1924 г., не могли преодолеть сыпучего снега в кулуаре, по которому надо было пройти через зону утесов северного склона. Все восхождения 1933 г. были совершены без кислородных аппаратов.

В 1933 г. была организована и другая английская экспедиция в районе Эвереста – на самолете. Целью экспедиции было заснять район Эвереста с воздуха; кроме того, она должна была доказать превосходство новых английских самолетов «Пегас» над американскими при полете на больших высотах с большим грузом горючего. Два самолета экспедиции выполнили 3 и 19 апреля два полета над районом Эвереста, и при втором полете были сделаны хорошие аэроснимки.

В следующем (1934) году Эверест привлек полусумасшедшего англичанина Уилсона, который считал, что подъем может быть совершен после трехнедельного поста человеком, очищенным от земной скверны и укрепившим при помощи поста тело и дух. Он хотел пролететь из Индии на Эверест, посадить самолет на склоне горы и добраться до вершины пешком. Но его самолет был задержан в Индии английскими властями. Тогда Уилсон проник в Тибет, переодетый в тибетское платье, и с тремя проводниками шерпами достиг третьего базового лагеря предыдущих экспедиций. Отсюда он пытался подняться на ледопады Северной седловины. Но он не имел никакого альпинистского опыта, не умел прорубать ступени во льду, и в конце концов шерпы, опасаясь за свою судьбу, ушли домой. Уилсон некоторое время питался остатками продовольствия предыдущей экспедиции и повторял попытки восхождения на Северную седловину; в конце концов он умер от горной болезни и холода в третьем базовом лагере, где его труп и дневник были найдены экспедицией 1935 г.

Такие попытки отдельных европейцев – проникнуть без разрешения в Тибет и пройти тайком к Эвересту – повторялись еще дважды: в 1947 г. канадцем Денманом и в 1951 г. датчанином Ларсеном. И тот и другой нанимали в качестве носильщиков двух-трех шерпов (Денмана сопровождал шерп Тенсинг Норки, взошедший в 1953 г. на вершину Эвереста). Оба смелых альпиниста прошли до третьего лагеря, но не смогли подняться на Северную седловину.

В 1935 г. ввиду позднего получения разрешения от тибетского правительства англичанам не удалось организовать экспедицию в домуссонный период – и была отправлена небольшая рекогносцировочная партия под начальством Шиптона. Она должна была выяснить, не изменяются ли условия восхождения в благоприятную сторону во время муссона или после него и не образуется ли плотный покров снега и во время муссона. Экспедиция поднялась в июле до Северной седловины; при спуске с нее оказалось, что часть склона, по которому они только что поднимались, снесена лавиной – и дальнейшие попытки были признаны опасными. Экспедиция использовала следующие два месяца для подъема на 26 вершин к северу, востоку и западу от Эвереста, в том числе на пять, превышающих 7000 м.

В 1936 г. была сделана попытка подняться на Эверест с севера. Экспедиция под начальством Раттледжа дошла до Северной седловины, но 22 апреля – необычайно рано – начался муссон, и при подъеме на седловину Шиптон едва не погиб в лавине. Дальнейшие попытки восхождения были оставлены.

В 1938 г. экспедиция под начальством Тильмана снова направилась по северному пути. Шестой лагерь был организован на высоте 8290 м, куда носильщики шерпы внесли груз, не пользуясь кислородными приборами. Подъем к вершине не осуществился из-за сильного мороза и глубокого сыпучего снега, заполнявшего впадины. При этой экспедиции были испробованы кислородные приборы закрытого и открытого типа; последние оказались удобнее.

После мировой войны тибетское правительство не давало разрешения на организацию экспедиции, но под давлением англичан непальское правительство начало разрешать экспедиции в Непал; в 1950 г. английские и французские экспедиции изучали восточный Непал, и французы поднялись на пик Аннапурна высотой 8075 м. Это был первый восьмитысячник, взятый альпинистами. Осенью 1950 г. небольшой американской экспедиции было разрешено подойти к Эвересту с юга. В течение 5 дней экспедиция (в которой участвовал англичанин Тильман, уже поднимавшийся на Эверест) ознакомилась с южным склоном горного массива.

Южный путь на Эверест в то время считался очень трудным и опасным на основании наблюдений экспедиций 1921 и 1935 гг., участники которых могли видеть отдельные отрезки этого пути при подъеме на вершину Эвереста. Меллори писал в своем дневнике о троге ледника Кхумбу, что это наиболее ужасное зрелище из всех, когда-либо представлявшихся человеческому взору.

Но изучение аэрофотоснимков и фотографий показывало, что верхняя часть пути по пирамиде вершины Эвереста легче, чем на северном ее склоне. Поэтому имело смысл преодолеть трудности пути внизу, чтобы обеспечить более легкий подъем на самом изнурительном участке выше 7000 м.

В 1951 г. Эверестский комитет организовал экспедицию под начальством Шиптона для изучения южных вариантов путей на вершину Эвереста. Было решено подняться по леднику Кхумбу, который спускается от пирамиды Эвереста на запад. Экспедиция почти преодолела огромный грозный ледопад в среднем течении ледника, но была остановлена глубокой и широкой трещиной, пересекавшей ледник от края и до края в верхней части ледопада. Затем была изучена горная страна к востоку, северо-западу и западу до горной группы Гаури-Санкар. Наиболее удобный путь на вершину Эвереста был намечен далее вверх по леднику Кхумбу, через его левую ветвь и Южную седловину и затем вверх по Юго-Восточному гребню. Но позднее время года (экспедиция достигла района Эвереста после муссона в сентябре) не позволило осуществить этот план в том же году. По этому пути, намеченному в 1951 г., прошли две следующие экспедиции – швейцарская в 1952 г., которую финансировала Швейцарская организация содействия альпийским исследованиям, и английская – Эверестского комитета – в 1953 г.

В швейцарской экспедиции под начальством Висс-Дюнана в отличие от английских участвовали и научные работники – геолог, ботаник и этнограф. Ледопад ледника Кхумбу и в 1952 г. оказался невероятно трудным для прохождения, с огромными трещинами, пересекающими весь ледник; путь по склонам трога слева и справа вдоль ледника был невозможен из-за частого падения лавин.

Преодолев ледопад, восходители прошли по Западному цирку, затем поднялись на Южную седловину и отсюда двинулись вверх по Юго-Восточному гребню. На высоте 8405 м был устроен последний лагерь, где швейцарский проводник Ламбер и шерп Тенсинг Норки провели ночь без спальных мешков и примуса. На следующий день они поднялись до высоты 8600 м, но идти далее не могли – кислородные аппараты закрытого типа оказались неудачной конструкции и ими можно было пользоваться только на стоянках, но не на ходу. Ламбер и Тенсинг должны были отдыхать после каждых трех шагов.

Осенью того же года швейцарская экспедиция сделала новую попытку восхождения, но на Юго-Восточном гребне их остановил сильный ветер при 40° мороза. Во время этого восхождения на подъеме к Южной седловине был убит упавшей глыбой льда один из носильщиков шерпов.

Швейцарская экспедиция, таким образом, проложила путь почти до самой вершины. Подтвердилось предположение, основанное на изучении фотографий, что южный склон самой пирамиды Эвереста для подъема гораздо лучше, чем северный – на последнем несколько высоких гряд утесов надо было обходить по склону и затем подниматься по заполненным сыпучим снегом кулуарам. На высоте 8000 м эти препятствия, как показали предыдущие экспедиции, были непреодолимыми. Наиболее труден на южном пути оказался ледопад на леднике Кхумбу, на преодоление которого тратилось несколько дней, но он лежит на высоте всего 5200—5800 м, где физическая работа не требует таких невероятных усилий, как на вершине Эвереста.

Участники швейцарской экспедиции пришли к выводу, что подъем выше 8500 м без кислородных аппаратов невозможен. Кислород надо применять систематически, а не только во время последнего штурма вершины. Необходимо также, чтобы верхние лагери были организованы людьми, не принимающими участия в последнем восхождении. Одной из причин неудач Ламбера и Тенсинга является то, что они сами организовали три верхних лагеря и провели, кроме того, бессонную ночь на морозе без спальных мешков и почти без пищи в маленькой палатке последнего лагеря. По мнению Висс-Дюнана, выше Южной седловины (7880 м) человек может оставаться безнаказанно не более трех суток. Как подтвердила и эта экспедиция, горная болезнь и чрезвычайные усилия, которые требуются от человеческого организма для работы в условиях кислородного голодания при подъеме выше 8000 м, настолько истощают человека, что только последующий отдых на высоте ниже 5000—6000 м в течение двух-трех недель может восстановить его силы и позволить совершить новый подъем.

В 1952 г. англичане также хотели организовать экспедицию на Эверест, но так как туда поехали швейцарцы, то Эверестский комитет послал в этом году только тренировочную партию; ее целью было восхождение на вершину Чо-Ойю (высотой 8187 м), расположенную в 35 км к западу-северо-западу от Эвереста. При этом восхождении предполагалось проверить на практике кислородные аппараты и подготовить людей к восхождению на Эверест. Начальник экспедиции Шиптон, который видел издали южные склоны Чо-Ойю при подъеме на Эверест, считал, что на эту гору можно взобраться с юга, но оказалось, что путь этот невозможен, и участники экспедиции поднялись только до высоты 6858 м. В состав этой экспедиции был включен врач, который вел наблюдения над участниками экспедиции для изучения горной болезни и выяснения явлений высотной акклиматизации.

Экспедиция 1953 г. под начальством Ханта не только использовала опыт предыдущих экспедиций, но и включала ряд людей, уже привыкших к восхождениям на высокие пики Гималаев, а путь почти до самой вершины Эвереста был уже изучен швейцарской экспедицией 1952 г.

История эверестских экспедиций показывает, насколько труден подъем на высотах выше 8000 м; уже экспедиция 1922 г. поднялась до 8321 м, а на преодоление остающихся 500 м понадобилось целых 30 лет. Только более высокое техническое оснащение и превосходная организация позволили, наконец, десятой английской экспедиции в 1953 г. победить Эверест.

Одновременно с экспедицией Ханта в западном конце Гималаев в хребте Панги австро-немецкая экспедиция под начальством врача Херрлигкоффера поднималась на другой из восьмитысячников – Нанга-Парбат (8126 м). Экспедиция эта еще больше подчеркивает, насколько важны для высокогорных восхождений хорошая организация, спаянный коллектив и использование кислорода. Несмотря на то, что гора Нанга-Парбат имела мрачную славу – во время предшествовавших попыток восхождения погиб в общем 31 человек: альпинисты, научные сотрудники и носильщики (на Эвересте с 1921 по 1952 г. погибло 12 человек) – экспедиция 1953 г. была организована недостаточно осмотрительно.

Восходители на Нанга-Парбат были подобраны не по действительным их достоинствам, а по их прошлой славе; коллектив не был достаточно спаянным и дисциплинированным, и вскоре начались раздоры, мешавшие правильному распределению сил. Во главе экспедиции стоял врач, а не альпинист. Кислород использовался только в крайних случаях – при болезни восходителей. Наконец, эта экспедиция лишний раз доказала, какое огромное значение имеют для успешного восхождения шерпы. В распоряжении экспедиции были только непривычные к большим высотам жители Кашмира, которые в конце подъема могли нести очень мало груза. Все эти недостатки организации привели к тому, что последний лагерь V удалось разбить на высоте всего лишь 6900 м. Из пришедших туда четырех альпинистов и трех носильщиков могли остаться ночевать только двое – так мала была палатка. Утром 3 июля один из восходителей, Кемптер, из-за горной болезни был не в силах начать восхождение. Герман Буль вышел один в 2 часа утра. Ему предстояло подняться на 1226 м, причем он должен был пройти большое расстояние по снежно-ледовым склонам и по дороге преодолеть глубокую седловину. В 7 часов вечера он достиг вершины Нанга-Парбата, и после получасового отдыха, спустившись на 150 м, остался ночевать на склоне – без палатки и спального мешка. В 4 часа утра 4 июля он двинулся дальше и к вечеру достиг лагеря V, совершенно истощенный и измученный горной болезнью. Только необычная выносливость Буля и превосходная безветренная погода позволили выполнить это исключительное в истории альпинизма восхождение.

Сравнение этих двух гималайских экспедиций 1953 г. показывает, что английская эверестская экспедиция действительно может служить образцом для организации восхождений на большие высоты. Опыт ее был использован при последующих восхождениях на семи– и восьмитысячники Гималаев.

В следующем, 1954 г., итальянской экспедицией профессора Миланского университета геолога Дезио 31 июля было совершено восхождение на вторую по высоте вершину мира – Чогори (другие названия этой горы – Дапсанг, Годуин-Остен и пик К-2) в Каракоруме, высотой 8610 м.

Экспедиция была организована как комплексная – в ней участвовало, кроме самого Дезио, еще четыре ученых, которые вели в более низких частях хребта геологические, этнографические, археологические и гляциологические исследования и произвели магнитные, астрономические и гравиметрические измерения. Восходителей было 11 человек, из них на вершину пика 31 июля поднялись только двое – Компаньоли и Лачеделли.

В том же году австрийская экспедиция поднялась на Чо-Ойю (высота которой определена в 8158 м).

В 1955 г. Эванс (который в 1953 г. штурмовал Эверест в первой двойке) руководил английской экспедицией на гору Кангченджунга (8580 м) в восточных Гималаях в Сиккиме – третью по высоте вершину мира (ее название в переводе значит «Пять священных сокровищ снегов»). 25 мая участники экспедиции поднялись на вершину. В этом восхождении из членов эверестской экспедиции 1953 г. участвовал еще Бенд; руководителем шерпов был Дава Тенсинг.

В том же 1955 г. французская экспедиция под начальством Франко совершила восхождение на четвертую вершину мира – грозный пик Макалу (8470 м). Это восхождение замечательно тем, что все девять восходителей – участников штурма – поднялись на вершину.

Как отмечено выше, решающее значение для успеха большинства гималайских экспедиций имело участие в них носильщиков из племени шерпа. Успеху эверестской экспедиции 1953 г., безусловно, очень много помогло, кроме того, личное участие шерпа Тенсинга Норки (в книге Ханта просто Тенсинг; другие его имена Тенсинг Кхансапа и Тенсинг Бхутиа). Тенсинг родился в Непале, но впоследствии переселился в Дарджилинг (в Западной Бенгалии) и стал гражданином Республики Индии. Он наиболее выдающийся из шерпов, участвовавших в эверестских экспедициях. До 1953 г. Тенсинг уже шесть раз поднимался на Эверест: в 1935, 1936, 1938, 1947 гг. и дважды в 1952 г. и принимал участие, в общем, в одиннадцати гималайских экспедициях. После своего восхождения на Эверест с швейцарским проводником Ламбером в 1952 г., когда они поднялись до высоты 8600 м, он сделался одним из крупнейших альпинистов мира. В экспедиции 1953 г. он не только руководил шерпами-носильщиками, но был включен во вторую штурмовую двойку: англичанам, которые до этого времени ревниво следили за тем, чтобы мировой рекорд восхождения на Эверест сохранился за англичанами, было уже неудобно отстранить наиболее опытного из восходителей – Тенсинга.

После того как вместе с Хиллари Тенсинг поднялся на вершину Эвереста, он в глазах непальцев и индийцев стал национальным героем. По всенародной подписке в Индии и Непале для него и его семьи был построен небольшой дом в Дарджилинге. Индийское правительство организовало в Дарджилинге школу альпинизма для шерпов, и Тенсинг, пройдя в 1954 г. практический курс альпинизма в Бернских Альпах в Швейцарии, был назначен директором школы. Ассоциация шерпов избрала его своим председателем. После восхождения на Эверест Тенсинг вместе с Хиллари, Хантом и другими участниками экспедиции присутствовал на торжественных приемах в Непале, Индии и Англии. Он получил орден звезды (высший непальский орден), высшие отличия в Индии, медаль Георга в Англии, медаль Хаббарда – высшую награду Национального Географического Общества США – и др. Город Шамони в Савойских Альпах, известный издавна своими альпийскими проводниками, избрал Тенсинга почетным гражданином.

Другой из победителей Эвереста, Хиллари, новозеландский пчеловод, вернулся к своим ульям, но скоро его опять потянуло в горы. В 1954 г. он организовал альпинистскую экспедицию в Гималаи, целью которой было восхождение на ряд еще не взятых вершин главного хребта между Эверестом и Макалу. Участникам экспедиции удалось подняться на 23 новых пика, из них 19 превосходили 6000 м. Но для самого Хиллари экспедиция закончилась неудачно. Во время движения по леднику один из альпинистов упал в трещину ледника и получил тяжелые повреждения. Хиллари, которому сообщили о несчастье, спустился в трещину, чтобы наладить подъем. Когда шерпы вытаскивали обратно Хиллари, они придавили его к верхнему карнизу трещины и сломали ему несколько ребер. Несмотря на это, Хиллари остался в ближайшем высотном лагере и собирался даже продолжать восхождения, но через месяц почувствовал себя плохо и ему пришлось вернуться в Индию. Хиллари в ноябре 1955 г. выехал в Антарктику для участия в трансантарктической экспедиции 1955—1958 гг., организованной Британским содружеством наций.

Из описания истории эверестских английских экспедиций видно, что единственной их целью было – поставить мировой рекорд подъема на высочайшую вершину земного шара. В то время как в швейцарской экспедиции 1952 г. участвовали три натуралиста, только в первую английскую экспедицию 1921 г. был включен геолог, а все дальнейшие состояли только из альпинистов и носильщиков. Геолог Оделл, участвовавший в экспедиции 1924 г. как один из лучших восходителей, фактически не мог заниматься геологическими исследованиями. Таким образом статьи физиолога Пафа с изложением наблюдений над высотной акклиматизацией – вот весь научный результат десяти дорогостоящих экспедиций за истекшие 30 лет, не считая детальной топографической съемки пограничной полосы Непала и Тибета и района Эвереста. Остается пожелать, чтобы теперь, когда мировой рекорд поставлен и взят не только Эверест, но и ряд следующих за ним по высоте вершин, дальнейшие гималайские экспедиции ставили бы себе более широкие научные задачи.

В книге Ханта, которая выпускается теперь в русском переводе, описан очень подробно весь ход экспедиции. Автор дает много сведений об организации восхождения, техническом оснащении и шаг за шагом разбирает все детали штурма. Поэтому его книга имеет большое значение как практическое руководство для восхождения на высокие вершины. Но вместе с тем книга будет интересна и для широких кругов советских читателей, так как она дает красочное и часто захватывающее изложение одного из самых смелых и опасных человеческих предприятий

Комментарии (20)

Всего: 20 комментариев
  
#15 | Анатолий »» | 24.03.2013 13:50
  
1
В 8 час. 45 мин. вышли в путь Лоу, Грегори и Анг Ньима, неся каждый более восемнадцати килограммов и расходуя четыре литра кислорода в минуту. Тенсинг и я должны были выйти несколько позже, чтобы возможно быстрее подняться по сделанным передовой группой ступеням и тем сэкономить силы и кислород. Мы тронулись около 10 час. утра, нагруженные личными вещами, спальными мешками, надувными матрацами и некоторым запасом продуктов, не считая кислородного аппарата. Каждый из нас нес около двадцати трех килограммов.

Мы медленно поднялись по длинному склону, ведущему к подножью большого кулуара, и начали карабкаться по настоящей лестнице, вырубленной Лоу в твердом фирне. Во время медленного подъема мы подвергались беспрерывной бомбардировке осколками льда, летящими сверху, где в это время Лоу и Грегори вырубали ступени, проходя кулуар по направлению к Юго-Восточному гребню. К полудню мы вышли на гребень и присоединились к передовой группе. Невдалеке виднелись лохмотья палатки, поставленной прошлой весной швейцарцами. Они подчеркивали унылый и уединенный характер этого замечательного обзорного пункта. Именно отсюда после ночи, проведенной без спальных мешков, начали Ламбер и Тенсинг свою героическую попытку достичь вершины.

Здесь открывался во все стороны захватывающий вид, и мы предались настоящей оргии фотографирования. Чувствовали мы себя все прекрасно и твердо надеялись установить штурмовой лагерь высоко на Юго-Восточном гребне. Снова взвалив на себя грузы, мы поднялись еще на 45 м. и дошли до промежуточного склада, устроенного Хантом два дня тому назад. Гребень был очень крут, однако слои, падающие нам навстречу, обеспечивали хорошие упоры и делали лазание технически несложным. Правда, рыхлый снег на крутых скалах требовал большой осторожности. Склад помещался на высоте 8336 м, но мы считали эту высоту далеко не достаточной для организации последнего лагеря, так что нам пришлось без особого энтузиазма добавить к нашим и без того уже солидным ношам весь этот дополнительный груз. Грегори взял кислородные баллоны, Лоу – некоторое количество продуктов и горючего, а я привязал к своему грузу палатку. За исключением Анг Ньимы, который нес немного больше восемнадцати килограммов, на каждого из нас приходилось от двадцати трех до двадцати восьми с половиной килограммов. Мы продолжали подъем в несколько более медленном темпе. Несмотря на тяжелый груз, мы шли не останавливаясь, хотя и очень медленно. Дальнейший крутой взлет гребня представлял собой твердый фирновый склон, в котором, на протяжении пятнадцати метров Лоу пришлось вырубать ступени. Около 2 час. дня мы почувствовали усталость и стали приглядывать место для лагеря. Крутизна гребня не менялась, и на всем его протяжении никаких уступов заметно не было. Мы медленно тащились вверх, безуспешно стараясь обнаружить хоть какой-нибудь уступ. Каждый раз с новой надеждой мы упорно стремились к манящей невдалеке площадке лишь для того, чтобы убедиться, что и там тянется 45-градусный склон. Понемногу мы стали приходить в отчаяние, когда Тенсинг, вспомнив по прошлому году характер рельефа, предложил траверсировать крутые склоны влево. Это привело нас, в конце концов, к сравнительно горизонтальной площадке под скальным отвесом.

Было 2 час. 30 мин. дня, и мы решили организовать здесь лагерь. В течение всего дня грандиозный пик Лходзе привлекал к себе наше внимание, но сейчас его вершина была уже ниже нас. Мы считали, что находимся на высоте 8500 м. С облегчением Лоу, Грегори и Анг Ньима сбросили грузы. Они устали, но были весьма удовлетворены достигнутой высотой, и именно им мы в значительной степени обязаны успехом штурма, осуществленного на следующий день. Не теряя времени, они начали спуск на Южную седловину.

С некоторым чувством одиночества наблюдали мы за нашими бодрыми товарищами, медленно спускавшимися по гребню. Однако нам предстояло много дела. Для экономии кислорода мы сняли аппараты и с помощью ледорубов начали расчищать маленькую площадку. Удалив слой снега, мы добрались до скального основания, наклоненного примерно под 30 градусами к горизонту. Камни крепко примерзли к нему, однако после двух часов интенсивной работы нам удалось выворотить достаточно камней, чтобы выровнять две рядом лежащие полосы в 1 м. шириной и 1 м. 80 см длиной. При этом, правда, одна лежала выше другой почти на 30 см. Несмотря на то, что мы обходились без кислорода, мы все же могли достаточно эффективно работать, отдыхая, правда, примерно через каждые десять минут, чтобы восстановить дыхание и собраться с силами. На этой двухъярусной площадке мы установили нашу палатку и натянули ее возможно лучше. Поблизости не было подходящих камней для крепления оттяжек, а снег был слишком мягким, чтобы алюминиевые колышки могли в нем держаться. Нам пришлось погрузить в рыхлый снег несколько кислородных баллонов и к этим ненадежным якорям прикрепить оттяжки палатки. В то время как Тенсинг занимался разогреванием супа, я стал подсчитывать наши ограниченные запасы кислорода. Они были значительно более скудными, чем мы ожидали. Для штурма на долю каждого приходилось лишь по одному и две трети баллона. Было очевидно, что, если мы будем расходовать, согласно плану, по четыре литра в минуту, нам этих запасов не хватит для поддержания наших сил. Однако я думал, что при уменьшении подачи до трех литров в минуту у нас остаются еще шансы на успех. Я подготовил аппаратуру и произвел необходимую регулировку. Хорошо еще было, что Эванс и Бурдиллон в сотне метров выше нашего лагеря оставили два баллона, наполненных на одну треть. Мы надеялись использовать этот кислород на обратном пути к Южной седловине.

После заката мы окончательно заползли в палатку, надели на себя все теплые вещи и залезли в спальные мешки. Выпив огромное количество жидкости, мы из имеющихся в запасе деликатесов устроили неплохой ужин: сардины на галетах, консервированные абрикосы, финики, галеты, джем и мед. Особое удовольствие нам доставили абрикосы, но их пришлось предварительно оттаивать на нашем рычавшем примусе. Несмотря на большую высоту, наше дыхание оставалось почти нормальным, и лишь резкие движения вызывали легкую одышку. Тенсинг расстелил свой надувной матрац на нижнем уступе так, что он наполовину свисал над крутым склоном, и спокойно приготовился ко сну. Я постарался устроиться поудобнее – полусидя и полулежа на верхнем уступе и опираясь ногами на нижний уступ. Такое положение, хотя и не слишком комфортабельное, имело существенные преимущества. Примерно через каждые десять минут налетал сильный порыв ветра. О его приближении я узнавал заранее по пронзительному вою, доносившемуся с верхней части гребня, и, упираясь изо всех сил плечами и ногами, помогал нашим ненадежным якорям сдерживать стенки палатки, время от времени начинавшие сотрясаться и хлопать самым угрожающим образом. Кислорода для сна у нас было лишь на четыре часа из расчета один литр в минуту. Я решил использовать его в два приема по два часа: с 9 до 11 и с часу ночи до 3 час. утра. Пользуясь кислородом, мы чувствовали себя неплохо и могли подремать, но как только поступление его прекратилось, мы начали немедленно замерзать и почувствовали себя скверно. В течение ночи термометр показывал —27°, но, к счастью, ветер почти совсем стих.

В 4 час. уже было совершенно тихо. Открыв вход в палатку, я смотрел вдаль на темные спящие долины Непала. Лежащие ниже нас ледовые вершины ярко сверкали в свете утренней зари. Тенсинг указал мне на монастырь Тхьянгбоче, лежавший на 4900 м. ниже нас и смутно выделявшийся на высоком скальном уступе. Приятно было думать, что даже в этот ранний час ламы в Тхьянгбоче возносят к своим буддийским богам молитвы за нашу безопасность и благополучие.

Мы разожгли примус и с твердым намерением предупредить ослабление организма, обусловленное недостатком влаги, выпили громадное количество лимонного сока с сахаром, после чего доели с галетами последнюю коробку сардин. Я втащил в палатку кислородные аппараты, очистил их ото льда и тщательно проверил всю систему и испытал их. Еще с вечера я снял свои слегка отсыревшие ботинки, и теперь они совершенно замерзли. Пришлось прибегнуть к решительным мерам: несмотря на сильный запах горелой кожи, я отогревал их на сильном пламени примуса, пока они не стали мягкими. Поверх наших пуховых костюмов мы надели штормовые куртки и натянули на руки три пары рукавиц – шелковые, шерстяные и ветронепроницаемые.

В 6 час. 30 мин. мы выползли из палатки на снег, взвалили на плечи наши кислородные аппараты весом 14 кг, надели маски и открыли вентили, чтобы дать доступ живительному кислороду к нашим легким. Несколько хороших, глубоких вдохов – и мы были готовы к выходу. Немного беспокоясь за свои озябшие ноги, я попросил Тенсинга идти первым, и он стал вытаптывать ряд глубоких ступеней, начиная от скалы, защищавшей нашу палатку через крутой, покрытый сыпучим снегом склон, по направлению к левой стороне главного гребня. Последний к этому времени был весь залит солнцем, и далеко над нами виднелась наша ближайшая цель – Южный пик. Тенсинг, двигаясь весьма обдуманно, проделал длинный траверс назад к гребню, и мы вышли на него как раз там, где он образует на высоте около 8550 м. большой, ясно выраженный снежный выступ. Начиная отсюда гребень становился узким, как нож, и так как ноги мои согрелись, я вышел вперед.

Мы двигались медленно, но упорно и не нуждались в остановках для восстановления дыхания. Я чувствовал, что у нас достаточный запас сил. По самому гребню идти было трудно и опасно из-за неустойчивого рыхлого снега, так что мне пришлось опуститься немного влево на крутой склон, где ветер образовал на снегу тонкую корку. Иногда этот наст выдерживал мою тяжесть, но чаще всего он с треском неожиданно проваливался, нарушая наше равновесие и болезненно действуя на нервы. После сотни метров подъема по этому довольно мучительному гребню мы добрались до небольшого углубления и нашли там два баллона, оставленные Эвансом и Бурдиллоном во время предыдущей попытки штурма. Очистив от льда манометры, я с радостью отметил, что в баллонах содержится еще несколько сот литров кислорода. При экономном расходе этого количества должно было хватить на обратный спуск до Южной седловины. С этой приятной мыслью о лежащих позади баллонах я продолжал прокладывать путь вверх по гребню, который становился все круче и круче и вскоре, расширившись, перешел в ужасающий снежный склон, ведущий на протяжении последних 120 м. к Южному пику. Мы понимали, что снежные условия были здесь явно опасны, но, поскольку другого пути не было, мы продолжали изнурительную и напряженную работу по прокладке пути. На этом сложном участке мы часто менялись местами. Неожиданно, в то время как я выбивал в глубоком снегу ступени, подо мной съехал большой участок склона, и я соскользнул на три-четыре шага вниз. Я спросил Тенсинга, как он считает, допустимо ли в этих условиях продолжать восхождение. Тенсинг признался, что ненадежное состояние снега очень его удручает, но, тем не менее, закончил свою речь обычной фразой: „Поступим так, как вы считаете нужным“. Я решил продолжать путь.

Достигнув несколько выше полосы более плотного снега, мы почувствовали большое облегчение. Выбив в последнем участке крутого склона ступени, мы взобрались наконец на Южный пик. Было 9 час. утра. Не без интереса разглядывали мы уходящий вверх не пройденный еще никем участок гребня. Как Бурдиллон, так и Эванс составили себе вполне определенное пессимистическое представление о трудностях этого пути, и мы понимали, что препятствия на гребне окажутся, быть может, неопреодолимыми. На первый взгляд гребень выглядел внушительно и даже несколько устрашающе. Справа, над трехкилометровым обрывом стены Кангшунг, выступали, как скрюченные пальцы, гигантские изогнутые карнизы, нависавшие массы снега и льда. Всякое движение по ним привело бы к катастрофе. От карнизов гребень круто обрывался влево, где снежная поверхность сливалась с громадной скальной стеной, возвышавшейся над Западным цирком. Лишь одно обстоятельство вселяло в нас некоторую надежду: крутой склон между карнизами и скальной стеной был, повидимому, покрыт прочным фирном. Если окажется, что снег мягкий и неустойчивый, наши шансы на подъем вдоль гребня будут очень невелики. Если же мы сможем на этом склоне рубить ступени, мы, во всяком случае, будем продвигаться вперед.

Непосредственно под вершиной мы вырубили углубление, чтобы посидеть, и сняли кислородные маски. Снова я занялся подсчетом кислородных запасов, что было моей главной заботой при подъеме и спуске. Так как наш первый частично наполненный баллон израсходовался, нам оставалось теперь лишь по одному полному баллону – 800 литров кислорода на каждого. Насколько этого хватит при расходе три литра в минуту? Я считал, что этого достаточно на четыре с половиной часа пути. Наши аппараты стали теперь намного легче, всего около девяти килограммов, и в то время, как я вырубал ступени на спуске с Южного пика, у меня было совершенно неожиданное на такой большой высоте прекрасное самочувствие.

После первого же удара ледорубом по крутому склону гребня я понял, что самая большая моя надежда оправдалась: под ногами был твердый кристаллический фирн. Двумя-тремя ритмичными ударами ледоруба вырубалась ступень, вполне достаточная даже для наших огромных высотных ботинок. Что еще важнее, сильным толчком древко ледоруба наполовину вгонялось в фирн, обеспечивая хорошую страховку. Мы двигались попеременно. Я знал, что на этой высоте предел надежности наших движений невысок и что необходимо соблюдать максимальную осторожность. На протяжении двенадцати метров я рубил ступени, в то время как Тенсинг меня страховал. Затем я вгонял ледоруб в склон и, в свою очередь, несколько раз обведя вокруг древка веревку, страховал подходящего ко мне Тенсинга на случай, если под ним обломится ступень. Потом он снова страховал меня, а я рубил ступени. В ряде мест нависающие ледяные карнизы были очень широки, и, чтобы избежать их, мне приходилось прокладывать линию ступенек вниз до стыка снега со скалами, находящимися западнее. С невольным трепетом смотрели мы с этой гигантской скальной стены на крохотные палатки лагеря IV в Западном цирке на 2400 м. ниже нас. Карабкаясь по скалам и вырубая в фирне захваты для рук, мы с трудом преодолевали эти сложные участки.

В один из таких моментов я увидел, что Тенсинг, который до этого шел прекрасно, вдруг резко сбавил темп и, видимо, начал дышать с большим трудом. Шерпы имели слабое представление о механизме действия кислородных аппаратов, и на основании прошлого опыта я немедленно заподозрил какие-то неполадки с подачей кислорода. Я заметил, что из выводного патрубка его маски свисали ледяные сосульки. Тщательный осмотр показал, что этот патрубок, около пяти сантиметров в диаметре, был полностью забит льдом. Мне удалось его прочистить, и Тенсинг сразу почувствовал облегчение. Осмотрев свой аппарат, я обнаружил, что то же самое произошло и с ним, правда в меньшей степени, так что я не успел этого почувствовать. С этого времени я стал более тщательно следить за нашими аппаратами.

Погода для Эвереста была идеальной. Хорошо защищенные пуховой одеждой и штормовыми куртками, мы не страдали от холода и ветра. Однако, когда я снял очки-консервы, чтобы получше рассмотреть трудный участок пути, я тут же был ослеплен мелкой снежной пылью, вздымаемой сильным ветром, и мне пришлось поскорее надеть их вновь. Я опять принялся за рубку ступеней. К моему удивлению, я испытывал от восхождения такое удовольствие, как будто дело происходило где-нибудь в моих родных Новозеландских Альпах.

После часа спокойного подъема мы достигли подножия наиболее сложного препятствия на гребне – отвесной скальной стенки, высотой метров двенадцать. О ее существовании мы знали заранее по аэрофотоснимкам, а также видели ее в бинокль из Тхьянгбоче. Мы понимали, что на такой высоте именно это препятствие могло решить судьбу всего восхождения. Эта гладкая, почти лишенная зацепок скала могла бы составить для квалифицированных скалолазов интересное воскресное развлечение в озерном районе Шотландии. Однако здесь подъем на нее был явно не по нашим слабым силам. Обойти ее с запада по крутому скальному отвесу было невозможно, но, к счастью, оставалась другая возможность решения этой задачи. С востока нависал громадный карниз снега, а между ним и скалой, поднимаясь на все двенадцать метров обрыва, шла узкая расщелина. Поручив Тенсингу страховать меня возможно надежнее, я втиснулся в эту щель. Погружая зубья кошек глубоко в мерзлый снег позади меня, я оторвался от подножия скалы. Я медленно стал подниматься на распорах спиной вперед; используя маленькие зацепки на скале и помогая изо всех сил коленями, руками и плечами, я буквально полз вверх, молясь в душе, чтобы карниз не оторвался от скалы. С невероятной затратой сил я медленно, но верно поднимался шаг за шагом, в то время как Тенсинг постепенно выдавал веревку. Наконец я достиг вершины скалы и вылез из трещины на широкий уступ. Несколько минут я лежал, стараясь восстановить дыхание. В эту минуту я впервые почувствовал твердую уверенность в том, что теперь уже ничто не может помешать нам достичь вершины. Укрепившись на уступе, я подал знак Тенсингу, чтобы он поднимался. Я стал изо всех сил тянуть веревку, а Тенсинг, извиваясь, полз по трещине, пока, наконец, не очутился наверху. Он лежал, задыхаясь, обессиленный, подобно гигантской рыбе, только что вытащенной из моря после ожесточенной борьбы.

Я проверил кислородные аппараты и примерно подсчитал наши запасы. Все как будто шло хорошо. Правда, последнее время Тенсинг шел медленнее обычного, что, очевидно, было вызвано дополнительной затратой сил во время выхода из строя его аппарата. Однако он двигался попрежнему уверенно, что было важнее всего. На мой вопрос о том, как он себя чувствует, он лишь улыбнулся и выразительно указал рукой вверх по гребню. Расходуя три литра кислорода в минуту, мы шли так бодро, что я решил в случае необходимости уменьшить подачу до двух литров.

Попрежнему перед нами вздымался гребень: справа – гигантские карнизы, слева – крутые скальные склоны. Я шел, вырубая в узкой полосе фирна ступени. Гребень начал поворачивать вправо, и мы потеряли представление о том, где же вершина. Стоило мне обогнуть один выступ, как передо мной вырастал следующий, еще больший. Время шло, и гребень казался бесконечным. В одном месте, где крутизна несколько уменьшилась, я попробовал для ускорения идти на кошках, не делая ступеней, однако скоро понял, что на такой большой высоте предел надежности нашего движения по этим крутым склонам слишком мал, и снова вернулся к рубке ступеней. Теперь я начал ощущать некоторую усталость. Уже в течение двух часов я непрерывно работал ледорубом. Тенсинг тоже двигался очень медленно. Прокладывая путь вокруг очередного выступа, я с тупым безразличием думал о том, надолго ли нас еще хватит. Наш первоначальный энтузиазм улетучивался и все более превращался в мрачное ожесточение. И вдруг я заметил, что гребень впереди нас вместо того, чтобы однообразно подниматься, начал круто спускаться. Далеко внизу я увидел Северную седловину и ледник Ронгбук. Я взглянул наверх и увидел узкий снежный гребешок, который вел к вершине. Еще несколько ударов ледорубом по твердому фирну – и мы оказались на вершине Эвереста.

Первым моим чувством было огромное облегчение. Как хорошо, что не нужно больше рубить ступеней, траверсировать гребни и что нет более снежных выступов, дразнящих призрачной надеждой на успех. Я взглянул на Тенсинга. Несмотря на то, что его лицо закрывали капюшон, очки-консервы и кислородная маска, покрытая длинными ледяными сосульками, было видно с какой заразительной и радостной улыбкой он смотрел вокруг себя. Мы обменялись рукопожатием. Тенсинг обнял меня за плечи, и мы хлопали друг друга по спине, пока чуть не задохлись. Было 11 час. 30 мин. Подъем по гребню занял у нас два с половиной часа, но нам они показались вечностью. Я выключил подачу кислорода и снял аппарат. Свою фотокамеру, заряженную цветной пленкой, я нес под штормовкой, чтобы сохранить ее в тепле. Теперь я вытащил ее наружу и заснял на вершине Тенсинга с поднятым вверх ледорубом, к которому были прикреплены на шнурке четыре флажка: Объединенных Наций, английский, непальский и индийский. Затем я обратил внимание на расстилавшуюся под нами во все стороны горную страну.

На востоке высился наш гигантский сосед, никем еще не исследованный и не покоренный Макалу, и даже на вершине Эвереста инстинкт альпиниста был во мне так силен, что я невольно потратил несколько секунд, размышляя о том, неужели не существует никакого пути на эту вершину.[8] Вдали на горизонте сквозь облака маячила громада Кангченджунги. На западе царил наш старый, знакомый еще с 1952 г. противник Чо-Ойю, а за ним убегали вдаль грандиозные неизведанные хребты Непала. Но наиболее ценным я считал вид, снятый с вершины вниз, вдоль северного гребня, на котором видны Северная седловина и старый путь, ставший знаменитым благодаря усилиям славных восходителей двадцатых и тридцатых годов. Я мало надеялся на высокое качество снимков, так как крепко удерживать аппарат в неуклюжих рукавицах было трудно, однако я считал, что, во всяком случае, они представляют фотографии, снятые на рекордной высоте. Минут через десять я почувствовал, что постепенно мои движения становятся замедленными и пальцы плохо повинуются. Поспешно надев маску, я вновь испытал живительное действие кислорода даже при первых нескольких литрах. Тем временем Тенсинг вырыл в снегу небольшую ямку и положил в нее немного продуктов: плитку шоколада, пачку печенья и горсть леденцов. Это были скромные приношения – символический дар богам, обитель которых, по убеждению всех праведных буддистов, находится на этой высочайшей вершине. Двумя днями раньше на Южной седловине Хант вручил мне небольшое распятие с просьбой донести его до вершины. Теперь я также вырыл углубление в снегу и поместил это распятие рядом с дарами Тенсинга.

Фото 48. Тенсинг на вершине Эвереста, 29 мая 1953 г.

Снова я проверил аппаратуру и подсчитал запас кислорода. Нам нужно было двигаться быстро, чтобы добраться до спасительных запасных баллонов под Южным пиком. Краткие поиски каких-либо следов Ирвина и Меллори не дали никаких результатов. Через пятнадцать минут мы начали спуск. Оба мы уже несколько устали, так как наступила реакция, и нужно было возможно быстрее двигаться вниз. Я начал спускаться с вершины к нашим ступеням. Не теряя времени, мы шли на кошках по своему следу, настойчиво подгоняемые уменьшением запаса кислорода. Снежные выступы быстро следовали друг за другом. Со сказочной быстротой мы достигли скальной стенки. На этот раз путь уже был знаком. Недолго думая, мы втиснулись в трещину и, усиленно работая ногами и руками, быстро спустились со скалы. Мы устали, но не настолько, чтобы забывать об опасности. С большой осторожностью мы пересекали скалы, с попеременной страховкой проходили лавиноопасные снежные склоны и, наконец, по старым ступеням вылезли на кошках на Южный пик.

Всего лишь час назад, как мы были на вершине! Освежившись глотком подсахаренного лимонада, мы снова поспешили вниз. Во время восхождения нас не покидала гнетущая мысль о предстоящем спуске по огромному снежному склону. Вступив на него и идя первым, я обрабатывал каждую ступеньку с такой тщательностью, как будто от этого зависела наша жизнь, что было близко к действительности. Вид ледника Кангшунг, лежащего прямо под ногами где-то на 2750 м. ниже, производил поистине устрашающее впечатление. Это заставляло нас двигаться с величайшей осторожностью. Каждая ступень казалась шагом к безопасности. Когда мы, наконец, прошли этот склон и вышли на гребень ниже, мы взглянули друг на друга и поняли без слов, что наконец избавились от чувства страха, которое преследовало нас весь день.

К тому времени мы уже очень устали, но автоматически продолжали спуск к двум запасным баллонам, оставленным на гребне. Так как до лагеря было недалеко и у нас еще оставалось немного кислорода, мы понесли с собой эти баллоны вниз и к двум часам достигли по своим следам нашей палатки, разбитой на столь неудобной площадке. Палатка имела довольно жалкий вид, так как поднявшийся после полудня слабый ветер уже успел оборвать несколько оттяжек. Впереди еще был долгий путь до Южной седловины. Пока Тенсинг разжигал походный примус и готовил сильно подслащенный лимонад, я сменил баллоны на новые – последние и неполные – и уменьшил подачу до двух литров в минуту. В отличие от предыдущего дня, когда мы в этом же лагере успешно работали без кислорода, мы чувствовали себя теперь крайне слабыми и утомленными. Далеко внизу, на Южной седловине, видны были движущиеся фигурки, и мы знали, что это Лоу и Нойс ожидают нашего возвращения. На седловине не было запасных спальных мешков и надувных матрацев, и потому нам с неохотой пришлось привязать поверх кислородной аппаратуры наши спальные принадлежности. Бросив последний взгляд на лагерь, сослуживший нам такую ценную службу, и с трудом передвигая ноги, с максимальной осторожностью мы начали спуск.

Все наши чувства, казалось, притупились, и время шло, как в полусне. В конце концов мы все же добрались до остатков швейцарского лагеря на гребне и свернули на последний участок пути – спуск по большому кулуару. Здесь нас ждал неприятный сюрприз: разыгравшийся за последнее время сильный ветер полностью уничтожил наши следы, и сейчас перед нами лежал гладкий крутой смерзшийся склон. Нам ничего не оставалось, как снова начать рубить ступени. С недовольным ворчанием я принялся за работу и на протяжении шестидесяти метров прокладывал путь. Порывы сильного ветра, дувшего с гребня, старались сбросить нас со ступеней. Меня сменил Тенсинг и, вырубив еще метров тридцать, вышел на более мягкий снег и принялся вытаптывать ступени в более пологом склоне нижней части кулуара. Совершенно измученные мы спускались на кошках по длинному склону к Южной седловине.

Впереди показалась какая-то фигура, встретившая нас в нескольких десятках метров над лагерем. Это был Джордж Лоу, который принес горячий суп и аварийный кислород.

Мы были слишком измучены, чтобы реагировать на тот энтузиазм, с которым Лоу воспринял наше сообщение. Мы кое-как доковыляли до седловины и с трудом преодолели небольшой подъем к лагерю. Как раз около палаток кончился мой кислород. Нам его хватило в обрез на выполнение нашей задачи. Мы заползли в палатку и со вздохом полного удовлетворения завалились в спальные мешки; вечно царивший на Южной седловине ветер трепал и рвал палатки. Эта ночь, наша последняя ночь на Южной седловине, не дала нам отдыха. Снова пронизывающий холод не позволял погрузиться в глубокий сон. К тому же возбуждение после успешного восхождения не проходило и, щелкая зубами от холода, мы проговорили друг с другом половину ночи, вновь переживая все события этого дня. На следующий день рано утром мы все еще чувствовали себя очень слабыми и все же медленно, но решительно начали готовиться к выходу.

Подъем по 60-метровому склону над Южной седловиной явился для нас тяжелым испытанием, и даже когда мы начали длинный траверс, спускаясь к лагерю VII, нам приходилось двигаться очень медленно и часто отдыхать. Верхняя часть ледника Лходзе показалась нам на этот раз исключительно крутой, и когда мы, наконец, спустились по ледовым ступеням над лагерем VII, нашим единственным желанием было поскорее отдохнуть. До лагеря оставалось каких-нибудь тридцать метров, когда наше внимание привлекли веселые крики. Навстречу нам спешили Чарльз Уайли и несколько шерпов. Все выглядели свежими и бодрыми, и один и тот же вопрос был на языке у каждого. Горячее питье, которое нам принесли, и восторженная реакция на наше сообщение явились сами по себе сильным подбадривающим средством, и мы продолжали спуск по леднику Лходзе значительно освеженными, если не физически, то морально.

Приближаясь к лагерю IV, мы увидели, как из палаток выскочили маленькие фигурки и стали медленно подниматься по тропе. Не подавая никаких сигналов, еле передвигая ноги, мы спускались им навстречу. Когда между нами оставалось лишь с полсотни метров, Лоу с присущим ему энтузиазмом поднял вверх большой палец и указал ледорубом на вершину Эвереста. Немедленно сцена оживилась и, позабыв свою слабость, приближающиеся товарищи бросились бежать к нам по снегу. С волнением приветствуя их, я ощутил сильнее, чем когда-либо, то чувство товарищества и дружбы, которое было решающим фактором в течение всей экспедиции.

Трудно передать волнение, которое я переживал, когда сообщал своим друзьям, что их тяжелая работа среди полного опасностей хаоса ледопада, приводившие в уныние походы в снежную преисподню Западного цирка, технически сложная ледовая работа на стене пика Лходзе, ужасный, изматывающий нервы подъем выше Южной седловины – все это не пропало даром, и вершина Эвереста достигнута!

И выражение откровенной радости, озарившее усталое, осунувшееся лицо нашего славного и смелого начальника, явилось для меня лучшей наградой.


ЧАСТЬ VI

КОНЕЦ ЭКСПЕДИЦИИ

Глава XVII

ВОЗВРАЩЕНИЕ


Этот день в Передовом базовом лагере прошел в тревожном ожидании. Погода казалась превосходной: небо было безоблачным и ветра на Южной седловине, повидимому, не было. Весь день мы следили за Нойсом и его тремя шерпами, поднимающимися по стене Лходзе от лагеря VII. Нойс, шедший первым, на этот раз двигался значительно медленнее, чем при своем первом замечательном восхождении.

В верхней части ледника Лходзе один из участников группы отделился от связки. Вскоре после этого мы увидели, как еще один из оставшейся тройки отделился и вернулся к первому. Лишь двое продолжали подъем, а двое других стали спускаться обратно к лагерю VII. Не очень-то много помощи будет теперь Эду Хиллари как в смысле пополнения его группы, так и на случай необходимости спасательных работ. Тем временем мы увидели, что с седловины спускалось еще трое. Обе группы встретились и вскоре после этого спускающаяся группа достигла лагеря VII. Все это выглядело загадочно и отвлекло на время наши мысли от невидимых нам драматических событий, разыгрывающихся на пути к вершине. Через некоторое время из лагеря VII вышли не менее пяти человек (включая, очевидно, тех двух, кто покинул группу Нойса) и стали спускаться в цирк. Все эти передвижения давали пишу для многочисленных предположений.
  
#16 | Анатолий »» | 24.03.2013 13:58
  
1
Некоторые сведения о происходящих событиях мы получили лишь после полудня, когда к нам спустился Грегори с четырьмя шерпами. Это были Анг Ньима и заболевший Пемба, возвращающиеся с седловины, а также участники группы Нойса – Анг Дорджи и Пху Дорджи. Грег принес важные новости. Он рассказал нам замечательную историю о том, как накануне был установлен лагерь IX, добавив в качестве "последней новости", что Хиллари и Тенсинг были им замечены в этот день в 9 час. утра на том же месте, где за три дня до этого он видел Тома Бурдиллона и Чарльза Эванса, преодолевающих последний снежный склон, ведущий к Южному пику. Хиллари и Тенсинг шли, пока он наблюдал за ними, в хорошем темпе. Эти новости, и в особенности то, что их видели так рано, позволяли нам оптимистически смотреть на будущее. Мы с нетерпением стали ожидать вечера, надеясь на получение сигнала, о котором я заранее договорился с Уилфридом Нойсом. При встрече с ним в лагере VII во время моего спуска с седловины мы обсудили с ним, каким способом можно было передать нам новости с седловины и тем положить конец неизвестности и нашему нервному напряжению. Было условлено, что немного выше или ниже края седловины, на подходящем, хорошо видимом из Передового базового лагеря снежном склоне Нойс выложит спальные мешки. Один мешок, должен был означать неудачу штурма. Два мешка рядом – повторное восхождение на Южный пик. Наконец два мешка, расположенные под прямым углом в виде буквы "Т" означали радостную весть о полной победе над Эверестом.

Легко представить себе наше разочарование, когда под вечер из цирка начал подниматься легкий туман, постепенно заволакивавший склоны под Южной седловиной. Напрасно мы напрягали зрение, тщательно просматривая во время кратких просветов в облаках эти снежные склоны; никаких сигналов не было видно. Солнце скрылось за пиком Пумори. Теперь уже вряд ли можно было ожидать, что у Нойса или кого-либо другого хватит смелости оставаться вне палаток. Мучительная неизвестность продолжалась.

На следующий день мы снова ждали, надеясь на успех и стараясь не думать о неудаче. Накануне вечером прибыл Уэстмекотт, который за последние десять дней проделал на ледопаде блестящую работу. По его словам, впоследствии подтвержденным нашими собственными наблюдениями, условия на леднике претерпевали резкие изменения, и он непрерывно был занят опасной и неблагодарной, но крайне важной работой по поддержанию пути через ледопад. На следующий день к нам присоединился Джемс Моррис с тремя шерпами, которые поднялись по цирку из лагеря III. Таким образом, кроме группы Передового базового лагеря, выше была лишь штурмовая группа и находившийся в лагере VII для помощи штурмовикам Чарльз Уайли. Чувство напряженного ожидания овладело всеми нами, и трудно было сохранять даже внешнее спокойствие.

Около 9 час. утра мы увидели, как из-за скрывающих тропу скал в кулуаре Женевского контрфорса появились пять фигур. У меня вырвался вздох облегчения. По крайней мере, вся штурмовая группа целиком возвращалась, и притом без пострадавших; хотя они двигались очень медленно, но, видимо, никто из них не был болен. Хиллари, Тенсинг, Лоу, Нойс и Пасанг Пхутар спускались. Нам оставалось только ждать. Если учесть все, что им пришлось перенести, они не так уж долго испытывали наше терпение. Вскоре после того, как группа исчезла в лагере VII, оттуда вышли трое: они начали последний спуск по стене Лходзе. Том Стобарт с одним из шерпов отправился в лагерь V, стремясь независимо от результатов восхождения поскорее заснять возвращающуюся группу.

Около 2 час. дня, как раз после того как индийское радио сообщило всему миру о том, что мы потерпели неудачу, пять человек показались в верхней части плоской ложбины примерно в 450 м. над лагерем. Некоторые из нас, во главе со мной и Майклом Уэстмекоттом сразу же бросились к ним навстречу, в то время как столпившиеся вокруг своей шатровой палатки шерпы ожидали с неменьшим волнением, чем остальные, результата штурма. Однако приближавшиеся альпинисты понуро брели, не подавая никаких знаков. Они даже не помахали нам в знак приветствия. Сердце мое упало. При моем болезненном состоянии даже медленный подъем по склону требовал большого напряжения; сейчас ноги у меня буквально налились свинцом. Очевидно, штурм потерпел неудачу, и мы теперь должны думать о третьей и последней попытке.

Внезапно идущий впереди – это был Джордж Лоу – поднял свой ледоруб, несколько раз взмахнул им и весьма выразительно указал на далекую вершину Эвереста. Теперь уже и остальные также подавали совершенно недвусмысленные знаки. Какая там неудача! Это была победа. Эверест взят! Не в силах совладать с переполнившими меня чувствами, я ускорил шаг – бежать я все же был не в состоянии. Майкл Уэстмекотт мчался впереди. Все высыпали из палаток; воздух дрожал от приветствий и радостных криков. Через минуту мы встретились. Крепкие рукопожатия, даже – стыжусь сознаться – объятия, встретили обоих победителей. Особенно горячо обнимали Тенсинга. Он одержал блестящую победу как для себя лично, так и для своего народа.

Оживленно беседуя, мы сопровождали их в лагерь, где столпились все шерпы. Широко улыбаясь, они тепло пожимали руку Хиллари, а своему славному предводителю Тенсингу оказывали знаки более глубокого уважения, граничащего с благоговением. Мы все собрались в шатровой палатке, чтобы послушать захватывающий рассказ. Жадно поглощая омлет и осушая полные кружки своего любимого лимонада, Эд Хиллари в простых, но образных выражениях описал нам события 28 и 29 мая. Вооружившись блокнотом, Джемс Моррис делал заметки для сообщения всему миру. В этот момент он, пожалуй, больше, чем кто-либо из нас, учитывал слабую, но заманчивую возможность передать на родину сенсационное сообщение как раз к коронации королевы. В знаменательный день, явившийся кульминационным пунктом его работы, Джемс показал свое высокое мастерство журналиста. Не теряя времени, он тут же начал спуск по цирку, на этот раз в сопровождении Майкла Уэстмекотта, который должен был позаботиться о его безопасности и провести его к вечеру до Базового лагеря.

Немного позже в этот памятный день я вышел, чтобы приветствовать возвращающихся Уилфрида Нойса, Чарльза Уайли и Пасанга Пхутара. Их достижения были тоже великолепны; Нойс и Пасанг Пхутар дважды побывали на Южной седловине. Во время второго рейса каждый из них нес двойной груз (не менее чем по 23 кг) от того места, где два других шерпа выбились из сил, то есть примерно от середины (по расстоянию и высоте) между лагерем VII и седловиной. Нойс и Уайли были единственными из альпинистов, которые достигли Южной седловины без кислорода, неся при этом более тяжелый груз, чем шерпы. Уайли 22 мая поднимался без кислорода на протяжении последних 120—150 м. Нойс 28 мая шел более 400 м, после того как кончился его запас кислорода.

Я спросил Уилфрида относительно условного сигнала. Да, сигнал подавался. Хотя он добрался до седловины лишь за час или два до того, как туда спустились с Юго-Восточного гребня Хиллари и Тенсинг, Уилфрид, забрав с собой совершенно озадаченного Пасанга Пхутара и два спальных мешка, вновь стал подниматься к вершине Женевского контрфорса. Что мог задумать этот чудаковатый сагиб, решившийся в это время дня выходить с седловины, едва туда добравшись, и, очевидно, твердо собиравшийся ночевать снаружи? Загадка еще более усложнилась, когда Уилфрид, найдя видимый снизу склон, расстелил на нем оба мешка в виде буквы "Т", улегся на один из них и приказал пораженному шерпу лечь на другой (ветер был силен, и мешки могло сорвать). "Несомненно, – думал Пасанг, – смелость сагиба зашла слишком далеко! Почему мы даже не залезаем внутрь мешков?" В таком положении, дрожа от холода, они оставались в течение долгих десяти минут. Когда солнце скрылось за Пумори, Уилфрид решил, что он сделал все возможное, чтобы передать нам великую новость. Благодаря судьбу, что это испытание наконец закончилось, они спустились к палаткам.

После ужина мы извлекли экспедиционный ром и провозгласили тост за шефа экспедиции герцога Эдинбургского, который с таким интересом и сочувствием следил за нашим восхождением. Мы выпили также за здоровье Эрика Шиптона, который наряду с другими сделал так много для успеха экспедиции.

В этот вечер наши мысли снова и снова возвращались к предшествующим восходителям. Мы вспоминали об их героической борьбе, об их высоком мастерстве и мужестве, обо всем, что они сделали для победы над Эверестом; мы знали, как глубоко они будут обрадованы вестью о триумфальном завершении этой длительной борьбы. Я смотрел на своих товарищей, которые, отдыхая после выполнения трудной задачи, сидели сейчас вокруг меня оживленные, полные бьющей через край радости. Они заслуженно наслаждались этой минутой! Какой большой вклад внес каждый из нас и весь коллектив в целом в общее дело, столь блестяще завершенное Тенсингом и Хиллари! Я чувствовал неизмеримую гордость за своих товарищей.

Фото 49. Юго-Восточный гребень. Вид на юго-запад через гребень Нупдзе. Снимок сделан с места, где стояла швейцарская палатка.

Фото 50. Юго-Восточный гребень. Да Намгьял. На заднем плане виден Макалу. Снимок сделан у склада припасов, оставленного Хантом и Да Намгьялом 26 мая на высоте 8336 м.

Фото 51. Вершина. Вид с Южного пика на Макалу и Кангченджунгу.

Фото 52. Первый штурм. Бурдиллон и Эванс возвращаются 26 мая в лагерь VIII на Южной седловине.

Фото 53. Вершина. Вид вниз по северной стене. На снимке видны Северная седловина, Северный пик ледник Ронгбук (слева), Восточный ледник (справа) и долина Ронгбука.

Фото 54а. Возвращение. Хиллари и Тенсинг возвращаются 30 мая в Передовой базовый лагерь.

Фото 54б. Возвращение. Хиллари и Тенсинг после возвращения в Передовой базовый лагерь.

Фото 55. Возвращение. Альпинистская группа и высотные носильщики шерпы в Передовом базовом лагере 31 мая.

Фото 56. Гималайские вершины бросают вызов смельчакам! Пик Нупдзе. Снимок сделан с точки, расположенной над ледником Кхумбу.

Вершина была побеждена, и мы, не теряя времени, должны были начать обратный путь. Нам необходимо было вернуться поскорее к более нормальной обстановке. Кроме того, мы начинали уже чувствовать недостаток в продуктах питания и в горючем, так как в цирк были заброшены припасы из расчета лишь до конца мая. Я стремился спасти по возможности все пригодное снаряжение и потому просил Чарльза Уайли остаться в Западном цирке с замыкающей группой для переноски грузов вниз, в лагерь III. Группы, спустившиеся накануне из лагеря VII, захватили с собой палатки и примусы. Группа шерпов под руководством Джорджа Бенда отправилась вверх, чтобы снять лагерь V. Остальные начали спуск к Базовому лагерю 31 мая.

Все мы без сожаления покидали Эверест. После того как цель была достигнута, Западный цирк и ледопад Кхумбу сразу утратили для нас свое очарование; от жаркого солнца цирк за последние две недели обтаял, покрылся бороздами и потерял свою красоту. Перед нами расстилалась неровная и грязная от нанесенной ветром пыли поверхность; хотелось, чтобы свежий снег покрыл ее. Лагерь III представлял собой жалкое зрелище: всюду брошенные ящики, пустые жестянки из-под консервов и прочий хлам. Теперь лагерь напоминал часто посещаемую горнолыжную базу в начале лета. Ниже, на самом ледопаде, произошли значительные изменения, и часть пути была неузнаваемой; ледник подтаял, как гигантская сахарная голова. В заброшенном лагере II бивуачные площадки покрылись множеством мелких трещин, и кругом царила такая же грязь, как и в верхних лагерях. На участке, названном нами "Районом атомной бомбы", была проложена совершенно новая тропа, которая, в свою очередь, была уже явно ненадежной; не знаю, как бы нам удалось пробраться здесь, если бы мы дольше задержались наверху! Из всех флажков, которыми был маркирован путь между лагерем V и Базовым лагерем, на месте не осталось ни одного. Все они валялись в глубоких проталинах или на дне трещин. Создавалось такое впечатление, как будто вершина хотела показать нам на прощание, насколько эфемерным было наше вторжение на ее территорию.

Я шел вместе с Грегори, Анг Норбу и Балу; мы с Грегори до сих пор еще страдали от последствий подъема выше Южной седловины и чувствовали себя очень слабыми. Достаточно сказать, что при спуске по крутому участку, названному нами "Дорогой через пекло", я дважды срывался и скользил, и Анг Норбу меня задерживал на веревке. В нижней части ледопада мы потеряли тропу, проложенную по совершенно незнакомому нам участку, ибо там, где ранее проходил по ровной ледяной теснине наш путь, теперь текла большая река, пробившая себе дорогу через сераки. Те же трудности испытывали и остальные участники спуска. Мы добрались до Базового лагеря очень поздно и были чрезвычайно утомлены. Но как хорошо было наконец очутиться внизу!

Во второй половине дня 2 июня, после того как закончились тяжелые транспортные работы по эвакуации снаряжения из верхних лагерей, все собрались в Базовом лагере. С утра Майкл Уэстмекотт повел в лагерь III последнюю группу носильщиков, чтобы помочь партии Чарльза Уайли унести последние грузы. Это был самоотверженный поступок, типичный для него. Он всегда старался избавить от работы других и считал своим долгом сопровождать каждую группу на этом участке пути. Его имя, бесспорно, должно быть тесно связано с ледопадом Кхумбу. Приняв ведущее участие в разведке ледопада, он также деятельно работал над прокладкой пути через ледопад, руководил переноской, грузов и поддерживал в порядке тропу в течение всего периода штурма.

После ужина в шатровой палатке мы включили радио, чтобы послушать новости о коронации; Джордж Бенд настроился на волну всеиндийского радио. Во второй программе при передаче последних известий диктор сообщил: "Вчера вечером в Лондоне получено сенсационное сообщение о том, что английская экспедиция совершила восхождение на Эверест…" Мы были ошеломлены. Покидая нас в цирке, Джемс Моррис, который сейчас уже был на пути в Катманду, сказал, что он надеется вскоре передать краткое известие об итогах экспедиции. Однако никто из нас не думал всерьез, что накануне вечером в Англии было уже известно о нашей победе. В глубине души я надеялся, что нам удастся совершить восхождение до коронации. По мере того как проходило время, эта надежда уменьшалась, и я уже считал, что будет весьма хорошо, если нам удастся передать приятную новость вскоре же после этого исторического события.

С возрастающим изумлением и волнением мы слушали дальше. Королева и премьер-министр послали нам через английское посольство в Катманду поздравительные телеграммы; известие о победе над Эверестом передавалось по громкоговорителям на всем пути коронационной процессии; толпы народа встречали это сообщение овацией и т. д. Все это звучало, как волшебная сказка. Хотя мы были еще далеки от того, чтобы полностью оценить все значение происшедшего события, – того, что мы узнали в этот вечер, было более чем достаточно. На сцене появился второй сосуд с ромом, и снова мы отпраздновали победу. Впоследствии этому суждено было повториться еще не раз. Шерпы, само собой разумеется, участвовали в пиршестве. Мы провозгласили тост за королеву, присвоив себе самовольно право осушить бокалы, сидя на земле или на ящиках, так как размеры палатки не позволяли нам встать. Я отправил в Намче-Базар гонца со срочными донесениями, которые оттуда, через местную радиостанцию, должны были быть переданы в Катманду. Нами были посланы благодарственные телеграммы королеве и премьер-министру, а также телеграмма Гималайскому комитету, в которой я предлагал привезти с собой в Лондон Тенсинга и Хиллари (Джордж Лоу еще ранее собирался туда ехать). В то же время я намекнул на желательность получить разрешение вернуться на родину самолетом по возможности всем вместе. Все еще возбужденные успехом и, возможно, слегка подогретые превосходным ромом, мы разошлись по палаткам в этот вечер очень поздно.

Тенсинг уже заранее послал за носильщиками, и, когда на следующее утро они появились, мы с легким сердцем распрощались с Базовым лагерем и зашагали вниз по леднику. Мы весьма охотно покидали мертвое царство льда и скал, чтобы вновь вернуться к животворной земле.

В Лобудже мы получили по радио еще много приятных вестей, горячее поздравление от председателя Комитета содействия экспедиции сэра Эдуина Херберта и другое, самое ценное для меня – от моей жены. В радостном настроении мы вспомнили о нашей двухдюймовой мортире. Ей не пришлось прокладывать нам путь к вершине, однако сейчас она была использована по своему прямому назначению. Мы решили произвести артиллерийский салют (feu de joie). У нас было 12 снарядов, полученных в подарок от индийской армии. Каждый из нас по очереди, к великому удовольствию как нашему, так и многочисленных зрителей, произвел выстрел из мортиры. Затем были устроены состязания в стрельбе из ружей калибра 0,22 (5,6 мм), которые до сего времени также ни разу не использовались. Мишенями служили несколько оставшихся детонаторов к снарядам мортиры. В этих состязаниях приняли также участие и шерпы. После наступления темноты шерпы, мужчины и женщины, проникшись полностью общим духом ликования, затеяли танцы, продолжавшиеся до раннего утра. Взявшись за руки, они образовали длинную цепь: мужчины на одном конце, женщины – на другом, и под аккомпанемент странных и грустных напевов качались и двигались в сложном ритме. Некоторые из нас присоединились к танцующим и ухитрились разобраться в этом сложном деле. В промежутках между танцами мы угощали присутствующих хоровым пением различных популярных песен: «Дядя Том Кобли», «Илькли-Мур», «Тело Джона Брауна».

На следующий день нам пришлось ниже Лобудже переходить через вздувшуюся реку Лобудже-Кхола. Некоторые из нас выбрали для перехода место, где поток был пошире. Последним шел маленький Грег, увешанный, как рождественская елка, всевозможными фотоаппаратами и экспонометрами. С трудом дойдя до середины, он почувствовал, что удержать равновесие в пенящемся потоке ему становится трудно. Он крикнул об этом Тому Бурдиллону, самому крупному и сильному из тех, кто уже достиг противоположного берега. Беспомощное положение Грега не произвело никакого впечатления на Тома, и тот хладнокровно крикнул в ответ: "Ничем помочь не могу, я только что надел ботинки!" К счастью для Грега, у меня было более отзывчивое сердце. Войдя снова в ботинках и одежде в поток, я протянул ему руку помощи.

4 июня экспедиция возвратилась на свою первоначальную базу в Тхьянгбоче. Мы снова засвидетельствовали свое почтение монахам, и я был счастлив предложить в дар некоторую сумму на ремонт монастырской крыши. Обещанные нам танцы были организованы в тот же вечер. Мы прибыли в назначенное время и уселись вдоль галереи, наблюдая, как сумерки постепенно заволакивали внутренний двор. После долгого ожидания раздались звуки духовых инструментов, сделанных из раковин, и из святилища вниз по ступеням стали спускаться причудливые фигуры. Ведущие представление монахи, одетые в яркие одежды, в ужасающе уродливых масках, стали вертеться и скакать самым странным и диким образом вокруг установленного в середине двора молитвенного флага. Другие сопровождали этот танец примитивной музыкой рогов и цимбал. Зрелище было странным, временами комичным, но отнюдь не красивым. Оно продолжалось страшно долго. Когда я посетил монастырь, я рассказал настоятелю, что мы достигли вершины Эвереста. Он явно не поверил мне, и ничто не могло поколебать его убеждения. Но природная учтивость не позволяла ему откровенно высказать свое сомнение и при прощании он любезно поздравил нас с тем, что мы "почти достигли вершины Джомолунгмы".


В Тхьянгбоче до нас дошли телеграммы, отправленные ранее и переданные через индийское радио. Мы начали понимать, что по выполнении нашей задачи на Эвересте нас ожидают новые заботы – другого рода, но не менее трудные. Среди многих посланий, полученных в то время, была очень любезная телеграмма от нашего шефа герцога Эдинбургского. Другое, особенно понравившееся нам, исходило от любезного начальника радиостанции в Намче, поздравлявшего нас "с сокрушительной победой над Повелителем приключений".

На следующий день из Тхьянгбоче вышла передовая группа в составе Грегори, Бурдиллона и меня, с тем чтобы возможно скорее прибыть в Катманду. Там нас ожидала масса спешных дел. Основная часть экспедиции под руководством Эдмунда Хиллари должна была тронуться, как только удастся нанять носильщиков, что было не простым делом в эту пору, когда каждый занят на своем поле. Покидая Тхьянгбоче, мы также расставались и с Чарльзом Эвансом. Он собирался остаться в Непале до осени и теперь, хотя его и соблазняла перспектива вернуться вместе с нами и принять участие в общем торжестве, он решил выполнить давно намеченный план. Он начал собирать данные, необходимые для составления карты района Эвереста, для чего хотел вернуться на несколько дней в те долины, где мы проводили предварительную тренировку перед штурмом Эвереста. Аннулу и Да Тенсинг остались с ним.

Наше выступление началось неудачно. Для шерпов нет ничего на свете дороже, чем хорошая выпивка. Поводов всегда достаточно, и едва ли можно найти лучший повод, чем восхождение на Эверест. Как только мы добрались до наиболее высоко расположенной деревни в первой долине, они, не теряя времени, устроили пиршество, что сделало наш выход из Намче-Базара весьма затруднительным. 5 июня, прождав болыную часть дня наших шерпов и тех немногих носильщиков, которые должны были нас сопровождать, мы, наконец, увидели их в сильно нетрезвом виде. Состояние их еще более ухудшилось в течение следующего часа, и трем нетерпеливым "сагибам" пришлось покинуть деревню в сопровождении лишь одного Давы Тхондупа, оказавшегося более крепким, чем остальные шерпы. Мы очень спешили (на обратном пути предполагалось делать двойные переходы) и не могли отнестись снисходительно к подобному проступку. Я послал Чарльзу Уайли срочное требование выслать к нам одного более надежного шерпа, который должен был догнать нашу группу возможно скорее. Мы не рассчитывали тогда, что увидим вновь наших шерпов.

Позднее мы узнали, что произошло с нашим посланцем. Чарльз выбрал Пембу – спокойного и надежного человека. Чтобы обеспечить быстроту передвижения, для него был нанят пони. Чарльз передал Пембе для меня срочное письмо. На следующий день, когда основная группа приближалась к Намче, она наткнулась по пути на печальное зрелище: на обочине тропы, с вывихнутой лодыжкой и остекленевшими глазами, сидел совершенно пьяный Пемба. Лежа поперек тропы, отсыпался второй шерп. Никаких признаков пони не было и в помине. Помня о задании, данном ему Пембой до того, как тот окончательно опьянел, лежащий шерп вдруг приподнялся и, протягивая Чарльзу его собственное письмо, торжественно произнес: "Весьма важно, сагиб!"

Когда мы спускались вдоль речки Дуд-Коси, начался дождь; он шел чуть не с утра до вечера в течение нескольких суток, пока наша передовая группа спешно проходила обратный путь. Дорога была долгой и утомительной. В густом липком тумане под проливным дождем мы пересекали высокие бесконечные отроги. Иногда мы устраивали из двух наших брезентов простой навес и спали под ним. Чаще, спасаясь от дождя и пиявок, мы пользовались гостеприимством какого-нибудь семейства шерпов и ночевали с удобствами в верхнем этаже прочного, построенного из камня и дерева, дома. По мере продвижения наша слабость быстро исчезала и вместе с этим разыгрывался аппетит. Пасанг Дава, снова пришедший в нормальное состояние и догнавший нас, и Анг Темба были нашими поварами. Питались мы рисом, яйцами, иногда цыплятами, а также уничтожали пеммикан, галеты, джем, кофе и чай, оставшиеся от штурмовых запасов (рационы "компо" давно уже кончились). Мы купались в реках, наслаждаясь ощущением чистоты впервые после трех месяцев. Обычно мы заканчивали наш двойной переход лишь в сумерки, а на рассвете следующего дня уже были в пути. Спали мы, во всяком случае, сном праведников; это было большим наслаждением после длительного периода, когда мы не могли заснуть без снотворного.

Принесенные муссоном облака обычно закрывали горизонт, и внезапное появление в разрыве тумана какой-нибудь грандиозной вершины всегда являлось сенсацией. Горы уже казались нам невероятно высокими и далекими, как нереальное видение. Прелесть окружающей природы была гораздо ближе нашему сердцу, в особенности в первые дни, когда наш путь проходил еще на высотах 3000—4300 м. В то время когда мы направлялись к Эвересту, местность была еще безжизненной. Сейчас все кругом нас утопало в зелени. По обочинам дороги цвели пурпурные орхидеи, пурпурные и бледножелтые азалии, шафран и яркорозовые рододендроны. Землю покрывал ковер спелой земляники. Нам удавалось заметить экзотических птиц. Всем нам навсегда запомнились миниатюрные, сказочно красивые нектарницы с желтой спиной и огненно-красным хвостом. Порхая над рододендронами в своем ярком красно-желтом оперении, они выводили на высоких нотах жалобную песню. Даже тучи не были лишены известного величия, когда, отягощенные влагой, они торжественной процессией проплывали неизменно на север.

Незадолго до того как мы стали подниматься по большим горным склонам, покидая долину Дуд-Коси, мы были поражены, услышав над нами рокот крупного самолета. Вскоре в разрыве облаков мы увидели блестящий на солнце фюзеляж. Самолет направлялся на север, к Эвересту, и мы подумали – не нас ли он разыскивает? Только по возвращении в Катманду мы узнали, что самолет был послан для аэрофотосъемки. Командующий военно-воздушными силами Индии, проявив большую заботливость, откладывал этот полет до тех пор, пока не было уверенности, что мы благополучно спустились, так как звуковая волна от работающих моторов могла вызвать лавины или каким-либо другим образом помешать нам во время восхождения.

Ежедневно теперь встречали мы гонцов, вручавших нам пачки телеграмм и первые поздравительные письма. Мы продолжали удивляться и отказывались верить тем откликам, которые вызвал во всем мире наш успех. Изнывая в жаре предгорий, мы все же двигались с максимальной скоростью, и вечером 13 июня, спустя девять суток после выхода из Тхьянгбоче, измученная передовая группа прибыла, наконец, в Катманду. Здесь нас горячо принял наш посол Кристофер Саммерхейс; признаться, мы ждали этого дня уже давно.



Основная часть экспедиции двигалась более медленным темпом, так как с ней было все оставшееся снаряжение, составлявшее около сотни тюков. Нашим товарищам также было трудно выйти из Намче не только из-за "чанга" и "ракши", но также и вследствие вмешательства матерей наших шерпов – весьма решительных женщин, привыкших властвовать в своем доме. Юный Мингма, преданный помощник Гриффа Пафа, сын оставшегося с Чарльзом Эвансом Да Тенсинга, горел желанием сопровождать караван, чтобы взглянуть на мир вне пределов долины Кхумбу. Однако его мать, довольно естественно, придерживалась другой точки зрения. Появившись в лагере ранним утром, перед уходом экспедиции из Намче, она обрушилась на предполагаемых "похитителей" ее ребенка. "Вы взяли уже моего мужа, – кричала она, – а сейчас хотите еще отнять у меня сына! Мингма, иди сюда!" И обливающийся слезами четырнадцатилетний подросток был насильно водворен в отчий дом.

Другой юноша, семнадцатилетний Анг Тсеринг, самый молодой из шерпов, поднимавшихся на Южную седловину, оказался хитрее. Когда его мать, обуреваемая теми же чувствами, что и мать Мингмы, появилась в лагере, он уговорил ее отпустить его с караваном до Гхата, в одном переходе вниз по долине, обещая вернуться оттуда домой. Женщина была настолько наивна, что вняла его мольбам. Само собой разумеется, Анг Тсеринг и сейчас находится вместе с другими парнями в Дарджилинге.

После двухнедельного путешествия основная часть экспедиции добралась до Банепы, у восточного конца Непальской долины.



Через неделю после нашего возвращения в Катманду я выехал, чтобы встретить основную часть экспедиции, приближающуюся к Непальской долине. Меня сопровождали моя жена, прилетевшая из Англии, чтобы приветствовать меня, и корреспондент "Таймса" Джемс Моррис. Мы провели с нашими товарищами ночь в Хуксе, где был последний бивуак экспедиции перед тем, как они достигли конечного пункта доступной для автомобилей дороги. Вся долина была охвачена бурным оживлением, носящим определенную политическую окраску и вызванным в основном подвигом Тенсинга. Так как он родом из Непала и заслуженно был признан своими соотечественниками национальным героем, на следующий день на всем пути нас встречали овациями, и под конец наше путешествие превратилось в торжественное шествие. В украшенной цветами правительственной карете мы ехали по улицам, запруженным густыми толпами возбужденного и кричавшего народа, осыпавшего Тенсинга, Хиллари и меня рисом, священной красной пылью и даже монетами. Так нас сопровождали до самого дворца, где мы были чрезвычайно любезно приняты королем.

Прием представлял собой волнующее зрелище, хотя и не без некоторого юмористического оттенка. Присутствовали разодетые в нашу честь придворные непальского короля, сидевшие вдоль стен, наблюдая за церемонией награждения орденами некоторых членов экспедиции. С другой стороны – члены экспедиции, попавшие сюда после трехнедельного путешествия из далеких гор, испачканные, немытые, небритые, в грязной одежде, в трусиках, спортивных тапочках и т. п. Паф, стоявший, к счастью, в задних рядах, был одет в ту самую пижамную пару, которую он не снимал, начиная с подходов к вершине и кончая обратной дорогой.

Однако в эти радостные дни я не мог отделаться от чувства сожаления, что большая часть прекрасного непальского народа не разобралась в истинном характере экспедиции. Законно гордясь Тенсингом и радуясь его успехам, они совершенно забывали о роли остальных шерпов и большинства других членов экспедиции, его товарищей по великому подвигу.

Мы покинули Катманду после четырех дней, в течение которых мы были заняты упаковкой нашего багажа и наслаждались радушным гостеприимством и приемами, устраиваемыми в нашу честь королевским двором и правительством, индийским посольством, индийской военной миссией, нашим посольством и многими другими.
  
#17 | Анатолий »» | 24.03.2013 13:59
  
1
На аэродроме мы распрощались с нашими друзьями Тхондупом, Давой Тхондупом, Пасангом Давой и Анг Тембой. Так же как и другие сопровождавшие нас на обратном пути шерпы, они на следующий день собирались выехать в Дарджилинг. Но некоторые остались в Кхумбу. Среди многих непальских друзей, тепло провожавших нас, присутствовал также высоко оценивший наш успех премьер-министр М. П. Койрала. Временно участники нашей экспедиции разделились. Чарльз Уайли и Майкл Уорд взяли на себя самую тяжелую задачу – перевозку багажа автомашинами и поездом до Лакхнау. Здесь его должен был принять представитель пароходного агентства, который в виде любезности специально приехал для этого из Бомбея. Хиллари, Грегори, Тенсинг со своей семьей, а также я с женой летели до Калькутты, где нас ждали губернатор и городские власти, жаждавшие чествовать экспедицию и особенно великого гражданина штата Западной Бенгалии – Тенсинга. Остальная часть экспедиции направлялась через Патну в Дели, где мы все должны были собраться к 27 июня.

Три дня в Калькутте прошли как в лихорадке. Население города приветствовало нас с величайшим радушием. Всюду мы встречали исключительную сердечность и гостеприимство, в особенности со стороны губернатора Мукхерджи, представителя верховного комиссара Великобритании в Калькутте Шеннона и его сотрудников, а также со стороны членов Гималайского клуба. Невозможно было равнодушно взирать на то неподдельное волнение, которое вызвал наш успех в широких народных массах и в особенности среди молодежи Бенгалии. Для моей жены и меня это было особенно приятным эпизодом на нашем пути на родину, так как мы жили в Бенгалии перед войной; сейчас многие бенгальские друзья навещали нас.

Несмотря на жару, не менее радостно прошли грандиозные торжества в Дели. Завершением этой триумфальной поездки была торжественная церемония в Раштрапати Бхаване, где президент Индийской республики Раджендра Прасад вручил ордена некоторым членам экспедиции и специально выгравированные серебряные пластинки всему нашему коллективу. Не забудем мы также исключительную любезность и гостеприимство премьер-министра Джавахарлала Неру, заместителя верховного комиссара Великобритании Джорджа Миддлтона, его жены, сотрудников верховного комиссара, а также генерал-майора Уильямса и многих других.

С особой радостью мы встретились в Дели с Джорджем Финчем, ветераном экспедиции 1922 г. и инициатором применения кислорода при восхождениях. В эти дни его присутствие среди нас было как нельзя более кстати, так как нам хотелось, чтобы сыпавшиеся на нас почести были бы по праву разделены с теми, кто прокладывал нам путь. Джордж Финч – один из двух выдающихся альпинистов первой экспедиции, пытавшихся в 1922 г. достичь вершины (другим был Джордж Меллори). Он же был горячим приверженцем применения кислородной аппаратуры в те времена, когда многие не верили в ее эффективность, а другие принципиально были против ее применения. Безусловно, никто лучше Финча не смог бы представлять прошлое. Мы все приветствовали его.

С большим сожалением нам пришлось отказаться от многочисленных приглашений посетить другие города Индии. Официальные приглашения были нами получены из Мадраса, Бомбея, Патны, Дехры-Дуна и Дарджилинга. Необычайный энтузиазм, проявленный Индийским народом в связи с победой над Эверестом, явился для нас откровением. Однако нас с нетерпением ожидали на родине, да и мы сами, естественно, с неменьшим нетерпением стремились поскорее попасть домой.

Итак, благодаря щедрости "Таймса" мы вылетели наконец в Англию на самолете Британской трансокеанской авиационной компании. К нашей радости, с нами летел Тенсинг со своей семьей. Где бы ни приземлялся наш самолет – в Карачи, Бахрейне, Каире, Риме, Цюрихе, – везде мы встречались с проявлением неподдельного энтузиазма. Все были крайне любезны. Особый интерес представляла для нас встреча в Цюрихе с членами швейцарской экспедиции на Эверест и создавшей эту экспедицию "Организации содействия альпинистским исследованиям". Никто из альпинистов не мог лучше оценить нашу победу, чем группа швейцарцев, которые в предыдущем году были так близки к успеху. За короткое время, проведенное с ними, мы смогли обсудить с нашими швейцарскими товарищами Раймондом Ламбертом, Габриэлем Шевалле, Фейцем и другими все вопросы, связанные с восхождением, которые нам были хорошо знакомы, так как наш путь почти на каждом шагу был тесно связан с их попыткой штурма. Я пользуюсь также случаем отметить с радостью, как горячо был встречен наш успех французскими альпинистами, которые в случае нашей неудачи готовились организовать в 1954 г. экспедицию на Эверест.

3 июля мы приземлились на Лондонском аэродроме. Здесь нас ожидала наиболее радостная и долгожданная встреча – встреча на родной земле, со своим народом.

Эпопея Эвереста закончилась.

Глава XVIII

ВЫВОДЫ



В чем же причина нашего успеха? Почему нам удалось достичь вершины, тогда как столь многие до нас потерпели неудачу? Второй вопрос я ставлю только для того, чтобы подчеркнуть одно обстоятельство, имевшее, по моему мнению, решающее значение и являющееся ответом на первый вопрос, ибо еще раз я хочу отдать должное работе прежних экспедиций.

Значение всех предшествующих попыток восхождения заключалось прежде всего в том, что вне зависимости от достигнутой при этом высоты каждая такая попытка вносила свой вклад во все возрастающий фонд опыта борьбы с Эверестом. Этот опыт должен был достичь определенного уровня, прежде чем задача смогла быть разрешена. Возведение такой "пирамиды опыта" было жизненно необходимым для окончательной победы. Никакая команда альпинистов не была бы в состоянии возвести вершину этой пирамиды, пока все сооружение не достигло определенной высоты. С этой точки зрения нельзя сказать, что прежние экспедиции терпели неудачу, – они содействовали успеху. Необходимая сумма опыта имелась уже налицо к тому времени, когда предыдущей зимой мы готовились к новой попытке восхождения. Только тогда, никак не ранее, стали хорошо известны все препятствия, делавшие безуспешными предшествующие попытки штурма Эвереста. Оставалось их изучить и сделать правильные выводы. Это дало возможность ввести в бой еще одну команду из хорошо подобранных людей, вооруженную всеми материальными средствами, необходимыми для борьбы с Эверестом. Все мы, участники экспедиции 1953 г., гордимся тем, что делим славу с нашими предшественниками.

Независимо от опыта прошлых экспедиций нас в особенности вдохновлял пример их настойчивости, пытливости, их непреклонной решимости бороться до конца, не сдаваясь. И мы должны прежде всего благодарить предшествующих восходителей на Эверест именно за то, что участники нашей экспедиции при выполнении задачи всегда проявляли волю к победе.

Отдавая должное прошлому, следует также упомянуть о тех, кто работал в комитетах по организации экспедиций, и о тех, кто щедро финансировал их, без чего никакие экспедиции не были бы возможны.

Далее, в порядке значительности я должен поставить наш основательный, всеобъемлющий и детально продуманный план. При восхождении на Эверест организационные задачи приобретают такое же значение, как на войне. Я настаиваю на этом сравнении и подчеркиваю, что именно по этому принципу было организовано зимой 1952 г. планирование восхождения на Эверест. Лишь благодаря этому мы не только смогли предусмотреть до мельчайших деталей наши потребности (правильной их оценке нам помог опыт наших предшественников), но в дальнейшем, на каждом этапе экспедиции, перед нами была всегда четкая программа действий: подходы, акклиматизация, подготовка пути через ледопад, первый и второй этапы организации лагерей, разведка и прокладка пути на стене пика Лходзе и, наконец, в общих чертах даже план самого штурма. Окончание каждого этапа было запланировано на определенное число. Мы обязаны были выполнить во-время каждое такое задание в отдельности и все вместе. И мы сделали это.

Затем я должен еще раз отметить высокое качество нашего снаряжения. Оно подверглось в горах суровому испытанию и с честью его выдержало. Все торговые фирмы и заботливые руки, которые потратили столько труда, чтобы изготовить как в Англии, так и за рубежом все необходимое нам снаряжение (часто в крайне сжатые сроки), а также те, кто оказывал нам финансовую помощь, – все они должны по праву разделить с нами славу победителей.

Среди нашего многочисленного снаряжения я должен особенно отметить кислородную аппаратуру. Многое из оборудования имело важное значение. Однако главную роль в достижении успеха сыграли, по-моему, кислородные аппараты. Тем, кто, удовлетворяя требованиям экспедиции, занимался этим вопросом, досталась наиболее трудная задача, так как времени было очень мало. Не будь мы снабжены высококачественной кислородной аппаратурой, нам, без сомнения, не удалось бы достичь вершины.

При проведении крупных гималайских экспедиций часто успех мероприятия ставился под угрозу вследствие заболевания участников. Значительное увеличение состава для избежания этой опасности повело бы к тому, что экспедиция оказалась слишком громоздкой, и мне представлялось чрезвычайно важным свести до минимума самую возможность заболеваний. В нашей экспедиции было достаточно альпинистов для выполнения намеченного плана, однако запасных людей было мало. Принятый план был несколько оптимистичным в том отношении, что он предполагал активное участие на большой высоте почти всего состава экспедиции: если бы несколько членов нашей экспедиции заболели в тот момент, когда создались благоприятные для штурма условия, вряд ли нам удалось бы подняться на вершину. Наше хорошее физическое состояние объясняется прежде всего тщательным отбором команды. Позднее в горах тренировка и акклиматизация, проведенные в установленные сроки, дали замечательные результаты. Мы должны также благодарить тех, кто обеспечил нас превосходным и достаточным питанием и посоветовал ежедневно потреблять большое количество жидкости в течение всего времени пребывания на Эвересте, и в особенности на большой высоте. Мы никогда также не забудем заботы наших врачей. Для иллюстрации физического состояния участников и вместе с тем для характеристики применения кислорода весьма интересно будет привести некоторые цифры. Из альпинистской группы на Южной седловине побывало девять участников; из них трое поднимались туда дважды. Из этих девяти человек семеро поднялись по Юго-восточному гребню – по самой скромной оценке – до высоты 8250 м, четверо достигли Южного пика (более 8750 м), наконец, двое поднялись на вершину. Из этих девяти трое провели на высоте около 8000 м. и выше – четверо суток, трое других – трое суток. Хотя некоторые из нас при возвращении в Передовой базовый лагерь чувствовали себя очень слабыми, никто все же не дошел до состояния резкого упадка сил.

Прежде чем покончить с вопросом о питании, мне бы хотелось подчеркнуть еще одно обстоятельство, а именно – влияние ассортимента продуктов на настроение альпинистов. Само собой разумеется, невозможно полностью удовлетворить личные вкусы всех участников. Это выходит за пределы транспортных возможностей даже такой крупной экспедиции, как наша. Однако я считаю, что тщательно продуманный и подобранный ассортимент продуктов питания должен оказать большое влияние не только на здоровье альпинистов, но также и на их общее настроение.

И, наконец, выше всего я должен поставить значение спаянности коллектива. Вне всякого сомнения, она явилась самым важным из всех факторов успеха. Восхождение на Эверест, пожалуй, более, чем любое из человеческих предприятий, требует высокой степени самоотверженного товарищества; отсутствие сплоченности не сможет быть компенсировано никаким, даже самым лучшим снаряжением или питанием. Трудно было бы найти более дружный коллектив, чем наш. Характерно, что за все четыре месяца совместного пребывания, часто в тяжелых условиях, я ни разу не слышал, чтобы члены экспедиции разговаривали друг с другом в резком или раздраженном тоне. Для меня лично это намного облегчило задачу, в особенности когда наступило время определить индивидуальные задания каждого из участников в период подготовки и проведения штурма. Честь участия в попытке взойти на вершину не могла выпасть на долю каждого, и некоторые, безусловно, должны были быть разочарованными, тем более, что хорошее самочувствие позволяло им надеяться на успех. Однако каждый из нас считал, что на его долю приходится важная задача – содействовать всеми силами тому, чтобы, по крайней мере, двое альпинистов достигли вершины. Именно с таким настроением каждый участник выполнял свою работу: производил разведку и прокладку пути на стене Лходзе, вел шерпов с припасами для штурма на Южную седловину, поднимался с тяжелым грузом для установки последнего лагеря, а также занимался другими, менее заметными, но нужными делами – поддерживал коммуникации с Базовым лагерем или руководил снабжением и всеми хозяйственными работами в Передовом базовом лагере. Все это выполнялось хорошо и без единой жалобы. В этом, а также в отличной работе наших шерпов заключается непосредственный секрет успеха.

Шерпы проявили себя великолепными восходителями. Их участие в общей работе всей экспедиции, их личные достижения – выше всяких похвал. Лучшим доказательством является тот факт, что из двадцати семи шерпов, выбранных для работы выше Западного цирка, до Южной седловины поднялись девятнадцать человек, а из них шесть человек – дважды. При переводе на вес грузов это означает, что на высоту 7900 м. было поднято около 340 кг. Это обеспечило возможность пребывания наших штурмовых групп на высоте в хорошем состоянии и без излишнего ослабления организма в течение более длительного времени, чем предполагалось. Товарищеские взаимоотношения между альпинистами и шерпами поддерживались всеми членами экспедиции, но особая заслуга в этом деле принадлежит Тенсингу и Уайли.

Соединенными усилиями шерпов и альпинистов удалось достичь того, что последний лагерь был разбит на высоте 8500 м. Здесь подверглись высшей проверке те, кто должен был поддерживать штурмовую двойку при ее конечной попытке достичь вершины; в эти два дня, 26 и 28 мая, задачи шерпов и сагибов уже более не дополняли одна другую. Они были одинаковыми. На долю всех приходились равные грузы, каждый пользовался одинаковым снаряжением, каждому пришлось испытать трудности восхождения и влияние большой высоты. Таким образом, нам удалось выполнить то, за что так страстно ратовали в свое время Нортон и Лонгстефф, считая это необходимым предварительным условием для окончательной победы.

Наконец, большую роль в нашем успехе сыграла погода. Вначале, в период подготовки, она в течение целых пяти недель сильно мешала выполнению наших планов (с 8 апреля по 14 мая почти каждый день шел снег). Затем со второй половины мая прочно установилась ясная погода. Несомненно, нам повезло в отношении этого единственного не зависевшего от нас фактора. Однако необходимо отметить, что в продолжение этого периода далеко не каждый день условия были благоприятны для штурма, так как в любой момент мог подняться ветер, а предугадать его было невозможно. Исключительной удачей было то, что двое восходителей достигли вершины в сравнительно безветренный день; в предыдущие и, без сомнения, в последующие дни восхождение было бы невозможным.

Итак, основными обстоятельствами, определившими в той или иной мере наш успех, явились: опыт, накопленный всеми, кто до нас пытался взойти на Эверест, детально разработанный план и вся остальная подготовка, высокое качество снаряжения, моральные и физические данные альпинистов и шерпов, благоприятная погода. Я должен еще упомянуть об одном неосязаемом и трудно оцениваемом факторе – это мысли и горячие пожелания многих и многих, кто следил за нашей экспедицией, ждал и надеялся на ее успех. Мы смутно ощущали эту невидимую силу, которая вселяла в нас бодрость.



Стоила ли игра свеч? Для нас, членов экспедиции, в этом нет сомнения. Мы участвовали в грандиозном предприятии, мы наблюдали величественные и прекрасные картины, мы создали в своей среде длительную крепкую дружбу и смогли увидеть плоды этой дружбы. Никогда не забыть нам волнующих дней, прожитых на склонах Эвереста.

История восхождения на Эверест – это история коллективного творчества. Чувство удовлетворения, сопутствующее совершению физического подвига, скоро проходит. Гораздо длительнее и сильнее чувство товарищества и те моральные качества, которые его определяют. Товарищество, вне зависимости от расы и веры, выковывается в высоких горах, среди трудностей и опасностей, подстерегающих смельчаков, которые штурмуют вершину. Оно вызвано необходимостью объединения усилий для достижения общей цели, оно создается в те незабываемые, волнующие минуты, которые пережиты вместе.

Ну, а как для остальных? Считают ли они также, что игра стоила свеч? Я думаю, что да, если только допустить, что человечеству нужны смелые подвиги и что такие подвиги – при этом не обязательно физические – могут совершаться во многих областях, а не только в альпинизме. В конечном счете восхождение на Эверест получит свое оправдание (если только оно нуждается в нем) в борьбе других за свои "Эвересты" – борьбе, для которой наша победа будет служить вдохновляющим примером, так же как наши предшественники вдохновляли нас. По тому впечатлению, которое произвело наше восхождение не только в Англии и в Британском Содружестве Наций, но и во многих других странах, можно судить о том, что жажда подобных подвигов распространена еще повсюду. До выезда экспедиции, в течение ее работы и особенно по окончании ее мы получали из всех уголков земного шара бесчисленные подарки и послания – как в прозе, так и в стихах – с пожеланием успеха, с выражением восхищения; нам писали главы правительств и представители простого народа. Многие из этих писем были написаны детьми и молодежью. Повидимому, восхождение на Эверест пробудило стремление к приключениям и подвигам, дремлющее в каждом сердце.

Есть много оснований считать, что это стремление к подвигу может приобрести постоянный характер. В качестве примера могу сказать, что, когда мы были в Калькутте, главный министр штата Западная Бенгалия Б. Ч. Рой рассказал нам, что в Дарджилинге предполагается открыть специальную тренировочную школу, в которой наиболее опытные восходители шерпы должны обучать юношей различных профессий теории и практике альпинизма. Этот проект был выдвинут в память нашего восхождения на Эверест и, в частности, в честь шерпов, многие из которых живут в Бенгалии. Организацию такой школы, сходной с нашими школами типа "Аутуорд Баунд", можно только приветствовать.



Что же можно сказать о перспективах на будущее? Нет никаких оснований для уныния в связи с покорением Эвереста. Быть может, мы смутно и сожалеем о том, что высочайшая вершина мира побеждена и уже не бросит нам вызов, однако я думаю, хорошо и вполне своевременно, даже с чисто альпинистской точки зрения, что летом 1953 г. на нее совершено восхождение. Борьба за Эверест отвлекала слишком много сил, могущих способствовать исследованиям других горных районов; теперь, когда вершина достигнута, можно будет оказать практическую помощь многим альпинистам и смелым исследователям в организации экспедиций в Гималаях и других районах, в изыскании новых объектов восхождений, в достижении других целей.

Когда-нибудь восхождение на Эверест будет повторено. Может быть, вершина будет достигнута и без кислорода, хотя, по-моему, в настоящее время шансы на это невелики. Будем надеяться, что граница между Непалом и Тибетом будет открыта для альпинистов по обе стороны этого политического барьера, ибо восхождение на вершину с севера предстоит еще довести до конца. Быть может, придет время, когда вопрос о траверсе Эвереста, то есть подъеме по одному гребню и спуску по другому, не будет уже казаться фантастическим. Перечисленные выше и многие другие возможности открывают в одной лишь этой небольшой части земного шара обширное поле деятельности для альпинистов.

Я считаю также, что мы не должны уклоняться от вызова, брошенного другими горными гигантами. Вершины, немногим уступающие по высоте Эвересту, все еще находятся "там" – как говорил Меллори. Они манят нас, и мы не можем успокоиться, пока не померимся силами и с ними.

Много есть еще возможностей для смелых предприятий, будь то в горах, в воздухе, на море, в недрах земли или на дне океана, и, наконец, мы еще не побывали на Луне. Нет такой высоты, нет такой глубины, которых человек, руководимый высоким духом дерзания, не смог бы достичь.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение I

КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О НЕКОТОРЫХ ПРЕДМЕТАХ СНАРЯЖЕНИЯ

Чарльз Уайли


А. Высотные ботинки
После экспедиции на Чо-Ойю стало очевидно, что необходимо создать специальную высотную обувь, в особенности для восхождения на Эверест. Паф установил, что с точки зрения затраты физических усилий 1 кг на ногах равноценен 5 кг за плечами. Мы намеревались снизить вес обуви за счет ее прочности; если ботинки предназначены для носки выше, скажем, 6100 м, от них не требуется большой прочности, ибо их придется носить самое большее несколько недель. Однако прочность ботинок должна быть достаточной, чтобы удержать прикрепленные к ним кошки и позволять выбивать ими ступени в фирне. В то же время нам хотелось, чтобы такие ботинки были значительно теплее обычных, так как случаи обмораживания на больших высотах в Гималаях были нередким явлением. Было важно также, чтобы ботинки не замерзали; влажные ботинки неминуемо замерзают, и поэтому необходимо было добиться их влагонепроницаемости.

После испытаний в Альпах нескольких типов обуви, включая и армейскую обувь типа "Муклук" и специальных резиновых ботинок, мы решили остановить свой выбор на ботинках необычной конструкции, изготовленных для нас "Английской ассоциацией по исследованиям в области обувной и смежных отраслей промышленности" в Кеттеринге. Ниже мы приводим подробное описание конструкции и изготовления этих ботинок в качестве иллюстрации заботы и изобретательности, проявленных английскими промышленниками при снаряжении нашей экспедиции, а также отмечаем значение смелого применения научных выводов, основанных на исследовательской работе.

Верх этих ботинок был изготовлен по принципу создания паронепроницаемого барьера. Это значит, что изоляционный материал (который, чтобы быть действенным, должен оставаться сухим) заключен в оболочку, не пропускающую влагу как снаружи (от тающего снега), так и изнутри (от потных ног). Для большей изоляции от влажного снега к наружному краю подошвы прикреплялся тонкий чехол из прорезиненного трикотажа; в случае, если он будет излишен выше определенной высоты, этот чехол можно было снять.

Изготовление за пять недель тридцати трех пар таких ботинок поставило перед Бредли – их добросовестным создателем – много сложных проблем. Тридцать входящих в его ассоциацию фирм принимали участие в изготовлении обуви или в поставке материалов для нее. Чтобы пошить обувь для шерпов, пришлось делать специальные колодки по меркам и рисункам, присланным Гималайским клубом в Дарджилинге. Для некоторых шерпов требовались ботинки сорокового размера по длине и более широкие, чем у Хиллари, который носил сорок пятый размер! Ботинки должны были подвергаться испытаниям после каждой стадии их изготовления. Окончательная проверка, проведенная в холодильной камере в Фарнборо при —40°, дала удовлетворительные результаты.

На практике такие ботинки получили всеобщее одобрение и неизменно использовались начиная от лагеря III и до самой вершины Эвереста, то есть в течение значительно большего срока, чем тот, на который они были рассчитаны. Оказалось, однако, что тонкий верхний чехол не выдержал этого срока: через образовавшиеся разрывы и дыры проникал снег и ботинки становились сырыми. Швейцарский образец съемных гамаш, наподобие тех, которые были на Тенсинге (см. фото 48), вероятно, более рационален. Кроме того, ботинки оказались слишком свободными и не могли обеспечить безопасное движение по крутым или сложным участкам.

Б. Обычные горные ботинки
Все что было сказано в пользу создания специальной высотной обуви, относится также, хотя и в меньшей степени, к нашим обычным горным ботинкам. Обмораживание может произойти уже на высоте 6000 м. Облегченная же обувь понижает утомляемость восходителя на любой высоте. В то же время эта обувь должна выдержать определенный срок носки, который все же может и не превышать трех месяцев. За разрешение этой задачи с большой энергией и энтузиазмом взялся Роберт Лоури, широко известный изготовитель альпинистской обуви. Им была предложена весьма удачная модель обуви, пара которой весила менее 1,475 кг. В этих ботинках между двумя слоями кожи находился слой меха опоссума, а поверх очень тонкой резиновой подошвы лежала стелька из шерстяного фетра. Тонкая подметка из резины «Вибрам» оказалась, тем не менее, недостаточно прочной, и у носка она быстро пронашивалась. Однако Нойс, который перед отъездом из Англии прошел специальный курс сапожного ремесла под руководством Лоури, спас положение, проявив при починке обуви подлинное мастерство.

Как у высотных, так и у обычных горных ботинок передний разрез начинался очень низко, чтобы легче можно было всунуть ногу в замерзший ботинок. Кроме того, отверстия для шнурков были заменены крючками типа D, что облегчало шнуровку ботинка замерзшими пальцами. Оба эти усовершенствования оказались весьма удачными.

Несмотря на все старания творцов нашей обуви, оба типа ботинок все же иногда сырели, ночью замерзали, если мы их не прятали в спальный мешок. Во всяком случае, в течение всей экспедиции мы были счастливы, что имели легкую обувь, и за все время не было ни одного случая обмораживания.

Различные типы палаток были уже описаны в главе IV. Ниже мы их рассмотрим более подробно.

При составлении плана мы обсуждали в целях экономии веса возможность использования в высотных лагерях специального облегченного варианта стандартной двухместной палатки типа "Мид". Однако мы пришли к выводу, что преимущество меньшего веса достигается слишком дорогой ценой, а именно – значительным неудобством, создаваемым малыми размерами палатки. При восхождении мы всегда радовались нашим относительно просторным палаткам, и никто не сетовал на их большой вес. Это убедительно доказывается тем, что в лагере IX использовалась стандартная палатка типа "Мид", хотя мы и захватили с собой для этого высотного лагеря облегченные палатки трех различных образцов.

Стандартная палатка "Мид", конструкция которой практически не менялась со времен экспедиций двадцатых годов, снова оказалась наилучшей и наиболее простой из всех палаток, какими мы пользовались.

В края входных рукавов была продета рояльная стальная проволока, что значительно облегчало вход и выход из палатки. В обычных условиях погоды мы закрывали вход, перекручивая рукав с проволокой вместо того, чтобы завязывать его тесьмой.

Палатки, предназначенные для лагерей, расположенных выше Передового базового лагеря, были снабжены для дополнительного тепла внутренними отстегивающимися найлоновыми чехлами. Эти чехлы весили очень мало и в то же время, как показали испытания, повышали температуру внутри палатки на четыре градуса. Они редко использовались ниже Передового базового лагеря.

Мы также взяли с собой тяжелую двенадцатиместную шатровую палатку, спроектированную полковником Крофтом для арктических армейских частей. Кроме того, у нас была облегченная пирамидальная палатка, похожая на шатровую, в которую были внесены некоторые изменения. Большие шатровые палатки постоянно использовались: одна – для нас в качестве столовой-спальни, вторая – для шерпов. Обе были доставлены, в конце концов, в Передовой базовый лагерь. В промежуточных лагерях пирамидальная палатка обычно использовалась шерпами как кухня и место сбора. В случае необходимости она могла вместить пять человек; одна из этих палаток была поднята на Южную седловину.

У нас было также несколько кусков просмоленной парусины размером 3 X 4,5 м, весящих только 3,5 кг каждый. Они широко использовались в течение всей экспедиции, особенно в начальный период, служа навесом над кухней, дополнительным тентом или защитой багажа от снега и дождя.

В выборе материалов для штормовых костюмов и палаток большую помощь нам оказали научные работники министерства снабжения при Экспериментальном авиазаводе в Фарнборо. Они сами были заинтересованы в получении ветронепроницаемой одежды для военных нужд, и в их распоряжении находились средства для проведения всесторонних испытаний различных материалов.

Самым важным, конечно, была степень ветронепроницаемости материала; одновременно материал должен также быть как можно более легким, прочным и обладать хорошей водонепроницаемостью. Мы окончательно остановились на первоклассном материале: испытания в аэродинамической трубе показали его абсолютную ветронепроницаемость при скорости воздушного потока 160 км/час. Вес его был не более 35 г/м2, а по прочности он не уступал другим, более тяжелым материалам. После пропитывания его составом «Мистолен» палатки становились абсолютно водонепроницаемыми, а штормовые костюмы не промокали даже в сильный ливень. Ткань имела хлопчатобумажную основу и найлоновый уток. Выпускалась она фирмой «Джон Саутворт и сыновья» в Манчестере.

Как для палаток, так и для одежды мы применяли один слой материи, и результаты были вполне удовлетворительны.

План организации радиосвязи был составлен с помощью бригадира Смис-Уиндхема, участвовавшего в качестве радиста в экспедициях 1933 и 1936 гг. Изготовление аппаратуры было поручено бригадиру Моппету, директору фирмы "Пай телекоммюникешен" в Кембридже. Мы в неоплатном долгу у этой фирмы, которая подарила нам оборудование, изготовленное к тому же в крайне сжатые сроки.
  
#18 | Анатолий »» | 24.03.2013 14:05
  
1
Согласно намеченному плану, предполагалось, что экспедиция будет снабжена несколькими переносными радиотелефонами для сообщения между лагерями в горах на расстояниях до 3,5 км, а также коротковолновым приемником для приема как специально для нас передаваемой метеосводки, так и обычных программ радиовещания. Радиопередатчик для связи с внешним миром мы решили не брать из-за его большого веса; кроме того, обладание таким радиопередатчиком ни в коей мере не способствовало достижению основной цели экспедиции – восхождению на вершину Эвереста. Для его обслуживания пришлось бы также включить в нашу и так уже большую группу радиста. Такое решение означало также, что вся наша радиоаппаратура должна работать исключительно на сухих батареях.

Оборудование должно было отличаться прочностью, легкостью, компактностью, простотой в обращении и способностью переносить без вреда дождь, снег, а также колебания температуры от —40° до +38°. Восходители должны были быть в состоянии работать с рацией в перчатках и лежа в спальных мешках. Чтобы удовлетворить этим требованиям, фирма "Пай телекоммюникешен" изготовила восемь переносных радиотелефонов, переделав выпускаемые ею радиотелефонные станции РТС-122, представляющие собой сверхвысокочастотные приемо-передатчики с фиксированной частотой 72 МГц и кварцевым контролем частоты как в приемнике, так и в передатчике. Эти радиотелефоны имели гибкие ленточные антенны и весили 2,25 кг каждая; сухие батареи фирмы «Видор» переносились в специальном «жилете», который альпинисты надевали под пуховую одежду или прятали в спальный мешок и таким образом согревали их теплом своего тела. Это позволяло избегать падения эффективности при очень низких температурах. Эти батареи были рассчитаны на сорок один час работы при —10°. Наружная антенна на складном дюралевом штативе позволяла работать с радиотелефоном на расстоянии, не выходя из небольшой палатки.

Дальность действия этих радиотелефонов определяется в основном рельефом местности, так как ультракороткие волны не переходят через значительные препятствия. Однако работают эти аппараты с незначительными помехами и управлять ими несложно. В период организации лагерей они сослужили нам хорошую службу, связывая между собой соседние лагери. В частности, они позволили организовать непрерывную связь между лагерями I, II и III, хотя эти лагери и не находились в пределах прямой видимости один от другого. Во время движения не было необходимости пользоваться ими. Мы пользовались радиотелефоном вплоть до лагеря VII (7315 м), а один аппарат был даже поднят на Южную седловину, но, к сожалению, оказался поврежденным в пути.

В качестве коротковолнового приемника применялась стандартная экспортная модель фирмы "Пай телекоммюникешен" РЕ 70 В, с репродуктором и сухими батареями. Последние помещались в прочном деревянном ящике. 4,5-метровая стержневая антенна крепилась на таком же штативе, как и переносный радиотелефон. Этими приемниками мы пользовались в Базовом и Передовом базовом лагерях. Хотя окружающие вершины оказывали экранирующее действие, тем не менее мы хорошо слышали индийское радио, которое транслировало с 1 мая специальный бюллетень погоды, подготовляемый для нас доктором Маллом из Индийской метеорологической службы. Би-би-си также ретранслировала этот бюллетень, включая в него время от времени весьма теплые личные послания и приветствия. В течение долгих холодных вечеров цейлонское радио передавало увеселительную программу и поднимало наше настроение такого рода советами: "Если вы плохо себя чувствуете, употребляйте слабительные порошки такой-то фирмы!"

Основываясь на наблюдениях, производившихся во время экспедиции на Чо-Ойю, Паф предупреждал, что каждому из нас необходимо будет потреблять на Эвересте до 4,5 л жидкости в день. Отсюда вытекала необходимость иметь высокоэффективные кухни.

Наиболее эффективным и экономичным источником тепла служит горелка, работающая на предельных углеводородах, и наилучшим решением было остановить выбор на примусе с горелкой, приспособленной к высокогорным условиям. Для уменьшения теплопотерь и экономии горючего Ч. Р. Куком был спроектирован специальный разборный кожух, полностью закрывающий кастрюлю.

Кожух направлял тепло на днище и боковые стенки кастрюли. Сверху он закрывался крышкой, которая могла служить также сковородой. Примус был снабжен увеличенной чашечкой для спирта. Этим обеспечивался достаточный нагрев горелки и испарение поступающего в нее горючего.

Даже плотный фирн имеет в четыре раза больший объем, чем получаемая из него вода. Поэтому наши большие переносные кухни были снабжены двумя большими кастрюлями объемом 2—2,5 л. К малым кухням полагались кастрюли в 1,1—1,4 л.

Выше 4600 м. обычная горелка уже непригодна. Поэтому после соответствующих испытаний в барокамере в Фарнборо был выбран бесшумный самопрочищающийся тип горелки, оказавшейся пригодной до высоты 12000 м. Так как чаще всего кухни должны работать в совершенно закрытых палатках, горелки были также проверены, не выделяется ли ядовитая окись углерода. Они оказались в этом отношении совершенно безопасными. Самопрочищающее устройство приводилось в действие одним поворотом специальной головки. При повороте ее в другое положение жиклёр закрывался, и выход горючего прекращался.

Мы взяли с собой четыре малых и восемнадцать больших кухонь, вмещающих соответственно 0,5 и 1 л горючего и весящих 1,6 и 2,1 кг. Дополнительно для Базового и Передового лагерей были взяты два примуса с двойными горелками.

Несмотря на то, что как мы, так и шерпы обращались с примусами весьма небрежно, они работали в общем хорошо. В значительной степени это объясняется заботливым уходом за ними со стороны Эдмунда Хиллари. В частности, Хиллари и Тенсинг смогли приготовить себе в лагере IX на высоте 8550 м. достаточно питья перед выходом на штурм вершины.

Мы взяли с собой также шесть газовых кухонь, работающих на бутане, так как надеялись при их помощи разрешить проблему приготовления пищи в высотных лагерях. Большим преимуществом этих кухонь была простота их эксплуатации. Чтобы разжечь их, достаточно было поднести спичку и открыть кран. Однако они уступали примусам в теплопроизводительности и на больших высотах работали ненадежно. Но зато каждая такая кухня была снабжена калильной сеткой и могла служить для освещения. При таком применении они оказали нам отличную службу во время долгих вечеров, проведенных в большой шатровой палатке.

Уже в 1951 г. после проведения разведывательной экспедиции Шиптон пришел к выводу о необходимости специальных средств для перехода через широкие трещины. Требовались какие-то приспособления, достаточные по длине, чтобы переправиться, если понадобится, через трещины шириной 7,5 м, прочные, легкие и удобные для транспортировки. Швейцарцы пользовались для этой цели веревками, но мы считали, что для непрерывной переправы нагруженных носильщиков нужно что-то более удобное.

Фирме "Лайт ладдерс" из Ньюпорта было предложено заняться разрешением этой задачи. Она разработала сперва конструкцию моста, жесткость которого достигалась при помощи подпорок, которые укреплялись снизу. Хотя жесткость была преимуществом этой конструкции, однако присоединять подпорки замерзшими руками было нелегким делом, к тому же они увеличивали общий вес конструкции. В итоге мы остановились на стандартной модели лестниц, изготовляемых фирмой из алюминиевого сплава и предназначенных для особо тяжелых строительных работ. При пролете в 7,5 м. прогиб был значительным, однако лестница выдерживала вес троих людей (управляющего, главного мастера и меня) без всяких признаков повреждения. Простота конструкции восторжествовала.

Лестницы были изготовлены в виде пяти секций по 1,8 м. длиной и 0,36 м. шириной. Секции соединялись между собой при помощи выступающих муфт, в которые входили концы штанг; каждое сочленение скреплялось четырьмя винтами. Собранная лестница весила только 26 кг (см. фото 24 и 27).

Наиболее широкая трещина, через которую нам пришлось перебираться, находилась у входа в Западный цирк. Ширина ее была примерно 5 м, что требовало скрепления трех секций. При этом пролете прогиб был незначительным. Трещина постепенно суживалась, и приходилось довольно часто освобождать вмерзшие в лед концы лестницы, чтобы избежать ее изгибания.

Приложение II

КИСЛОРОДНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ

Т. Д. Бурдиллон


В экспедиции употреблялись три основных аппарата: открытого типа, закрытого типа и аппараты, предназначенные на время сна. Во всех этих трех типах аппаратов подача кислорода производилась из баллонов, где он находился под высоким давлением. Первые два типа были оборудованы одинаковыми станками для переноски баллонов.

Мы пользовались двумя образцами баллонов. Один из них изготовлялся из цельнотянутой дюралевой трубы. Вес такого баллона вместе с редукционным клапаном из легкого сплава достигал в наполненном виде 5,6 кг. Разница в весе между различными баллонами была незначительной. Баллон вмещал 800 л кислорода под давлением 230 атмосфер. Редукционный клапан монтировался непосредственно на баллоне.

Нами применялись также стальные, обмотанные проволокой баллоны VD, принятые на вооружение английскими военно-воздушными силами. Этот баллон снабжен латунным редукционным клапаном, весит 9,5 кг и вмещает 1400 л кислорода при том же давлении 230 атмосфер. На некоторых баллонах этого типа был смонтирован обратный клапан, а соединение с редукционным клапаном осуществлялось медной трубкой, на других – редукционный клапан крепился прямо на баллоне.

Мы пользовались двумя типами станков. Первый, изготовленный из сварных алюминиевых труб, предназначался для переноски трех дюралевых баллонов. Второй, также сварной станок, изготовлявшийся из алюминиевого сплава, был предназначен для переноски одного дюралевого или одного армейского баллона. В каждом из станков трубы опирались на горизонтальную тканую ленту, низко лежащую на спине человека, и поддерживались двумя плечевыми лямками. При этом груз помещался достаточно высоко и вплотную к спине.

При пользовании таким аппаратом альпинист вдыхает в себя обогащенный кислородом воздух и выдыхает его в окружающую атмосферу (конструкция аппарата показана на рис. 5).

Рис. 5. Аппарат открытого типа.

1 — баллоны из легкого сплава; 2 — редукционный клапан; 3 — экономайзер; 4 — распределительный клапан; 5– самозапирающиеся выпускные патрубки; 6 — трубопровод из легкого сплава; 7– выпускной клапан.

Кислород под установленным давлением в 3 атмосферы подается из баллона через редукционный клапан и по гибкому шлангу попадает в трубопровод образца VI, принятого английскими военно-воздушными силами, с двумя выпускными патрубками (см. разрез на рис. 5). В трубопроводе располагаются два калиброванных отверстия, предоставляющие альпинисту выбор между двумя скоростями подачи кислорода. Три типа трубопроводов обеспечивают различные комбинации скорости подачи кислорода: 2 или 4; 2,5 или 5 и, наконец, 3 или 6 л в минуту.

Экономайзер модифицированного образца IV пропускает кислород только при вдохе. Таким образом бесполезная утечка газа при выдохе исключена. Постоянный поток кислорода поступает из трубопровода в находящуюся под действием пружины камеру экономайзера. В начале вдоха в маске образуется небольшое разрежение, под действием которого открывается распределительный клапан экономайзера, и кислород, поступая из камеры, заполняет маску (экономайзер и распределительный клапан показаны на рис. 5).

Нами применялась маска образца "Н", принятого английскими военно-воздушными силами; она снабжена третьим выпускным клапаном и защитным резиновым рыльцем. Теплые выдыхаемые газы проходят над впускными клапанами.

Вес комплекта аппаратуры открытого типа вместе с облегченным экономайзером был равен:

с одним стальным баллоном, образца, принятого английскими военно-воздушными силами – 12,7 кг

с одним дюралевым баллоном – 8,1 кг

с двумя дюралевыми баллонами – 13,4 кг

с тремя дюралевыми баллонами – 18,6 кг

В этом аппарате нет отверстия для поступления атмосферного воздуха. Альпинист вдыхает смесь с высоким содержанием кислорода непосредственно из дыхательной камеры. Выдыхание происходит через патрон с натронной известью, который поглощает углекислоту, после чего выдыхаемый кислород направляется обратно в дыхательную камеру. Надлежащее направление потока обеспечивается двумя обратными клапанами. Поглощенный альпинистом кислород возмещается из баллона кислородом, находящимся под высоким давлением, через редукционный клапан и дополнительный клапан подачи с ручным управлением (конструкция аппарата показана на рис. 6).[9]

Рис. 6. Аппарат закрытого типа.

1 – маска; 2 — выдыхательный клапан; 3 — изолирующий кожух; 4 – подающая пружина; 5 – проволочная сетка; 6 — пылеулавливатель; 7 – натронная известь; 8 – установочные планки; 9 – клапан подачи кислорода; 10 – дыхательная камера и резервуар; 11 — вдыхательный клапан; 12 — спускные пробки.

Так как во время восхождения предполагалось значительное убыстрение ритма дыхания и были бы недопустимы помехи, препятствующие дыханию, нужно было принять специальные меры для максимального уменьшения сопротивлений движению газа. Поэтому все трубопроводы имели сечение 28 или 31 мм и даже более. Полученные контрольные цифры оказались вполне удовлетворительными: при подаче 200 л в минуту и нормальном атмосферном давлении сопротивление при выдохе равнялось 2,2 см водяного столба, а при вдохе 0,8 см.

Большое внимание было также обращено на обеспечение максимальной эффективности работы патронов с натронной известью. О этой целью были применены заменяемые патроны машинного заполнения, в которых натронная известь находилась под давлением пружины в 27 кг, что препятствовало смещению гранул при перевозке.

В этом аппарате баллон, редукционный клапан и трубопровод с выпускными патрубками, так же как и в аппарате открытого типа, подавали 2 л кислорода в минуту к специальному тройнику. Последний разделял поступающий кислород поровну между двумя легкими масками, снабженными экономайзерными камерами образца, применяемого в Британской корпорации заокеанских воздушных сообщений, но несколько модифицированного для обеспечения лучшего ритма дыхания. Часть аппарата, где поддерживалось низкое давление, весила всего лишь несколько десятков граммов.

Мы вынуждены были взять с собой очень громоздкое кислородное оборудование, несмотря на то, что стремились свести его к строго необходимому минимуму. В действительности же этого оборудования едва хватило. В него входило 60 баллонов из легкого сплава, 100 стальных баллонов образца, принятого английскими военно-воздушными силами, 80 патронов с натронной известью, 8 аппаратов закрытого типа, 12 аппаратов открытого типа и 12 аппаратов для использования во время тренировок и переноски грузов.

Проведенный на средних высотах период акклиматизации был весьма ценным. Он позволил всему составу экспедиции в сравнительно несложных условиях ознакомиться с работой кислородных аппаратов. Было устранено много недочетов, которые могли бы привести к серьезным последствиям, если бы их обнаружили во время восхождения на Эверест.

В течение акклиматизационного периода и позднее, выше лагеря VII, аппараты открытого типа неоднократно успешно применялись шерпами. Однако обучить их пользоваться кислородной аппаратурой было нелегко; отсутствие у них технических навыков налагало на европейцев при смешанных группах большую ответственность. Подготовка аппаратуры и наблюдение за ее исправной работой на Южной седловине и выше являлись тяжелой обязанностью.

Предполагалось, что шерпы, от рождения акклиматизировавшиеся на больших высотах, смогут, применяя кислородные аппараты, переносить грузы выше Южной седловины, не пользуясь кислородом в течение предшествующей штурму ночи. Поэтому на седловину было заброшено лишь то количество аппаратов, предназначенных на время сна, которое было необходимо для штурмовых групп и европейцев, руководящих вспомогательными группами. То обстоятельство, что европейцы при переносе груза выше седловины оказались явно более выносливыми, чем шерпы, объясняется, видимо, тем, что никто из шерпов, за исключением Тенсинга, во время сна не пользовался на седловине кислородными аппаратами.

Хорошие результаты, полученные от употребления во время сна кислорода начиная с высоты 6550 м, являлись одной из самых характерных черт нашей экспедиции: альпинисты спали значительно лучше, меньше страдали от холода и просыпались отдохнувшими и освеженными.

Характер работы аппаратов, используемых при восхождении, определялся высотой местности.

Было установлено, что ниже 6700 м. действие того и другого типа аппаратов заметнее сказывалось на уменьшении затраченных усилий и утомляемости, чем на увеличении скорости движения. При холодном ветре тепло, выделяемое аппаратами закрытого типа, являлось положительной особенностью аппарата, однако в теплую, тихую погоду, наблюдавшуюся обычно в Западном цирке, подобная особенность представляла собой явный недостаток. На этой высоте разница в действии, оказываемом обоими типами аппаратов, была незначительной.

Между 6700 и 7900 м. не было пройдено переходов, допускающих такое сравнение, частично из-за меняющихся изо дня в день трудностей пути, отчасти же из-за недостатка кислородных баллонов. Очевидным являлось лишь значительное облегчение движения при пользовании как одним, так и другим типом аппаратов, причем аппараты закрытого типа в этом отношении оказались лучше, чем открытого типа. На этих высотах имели место новые неполадки с аппаратурой. В аппаратах открытого типа была обнаружена утечка газа из выпускных патрубков (возможно, из-за того, что при низкой температуре резиновые рыльца этих патрубков затвердели). В аппаратах закрытого типа дыхательные клапаны замерзали тотчас же после смены патронов с натронной известью. Объяснялось это тем, что новый холодный патрон вводился в рабочий аппарат, который был влажным. Очень жаль, что это не обнаружилось до первого штурма вершины и весьма простой способ устранения этого явления при штурме не был применен.[10]

На Южной седловине первая штурмовая группа сильно задержалась из-за неисправности одного из аппаратов закрытого типа. Впоследствии выяснилось, что в весьма похвальном, но ошибочном стремлении увеличить во время отдыха экономию кислорода один из альпинистов повредил клапан подачи, переведя его за предельное положение.

Выше 7900 м. значительным преимуществом аппаратов закрытого типа являлось выделяемое ими тепло, а также то обстоятельство, что вдыхаемый кислород был влажным. В трех случаях в масках аппаратов открытого типа образовался лед. В одном из аппаратов закрытого типа была обнаружена неисправность, которая привела к уменьшению эффективности аппарата и чрезмерному убыстрению ритма дыхания. Повреждение произошло в трудных условиях на высоте около 8560 м, и потому причина его не была как следует установлена; возможно, что этой причиной в данном случае явилось просачивание атмосферного воздуха.

В нижепомещаемой таблице приводится скорость восхождения пяти альпинистских групп на одном и том же участке, между Южной седловиной и штурмовым лагерем швейцарцев, организованном в 1952 г. на Юго-Восточном гребне.

Приведенные в данной таблице первые три восхождения убедительно показывают значительное увеличение скорости движения при употреблении кислорода, а также явное преимущество аппаратов закрытого типа перед открытыми. Последние два восхождения не могут быть полностью сравнимы с остальными, так как альпинисты использовали уже вытоптанные ступени; как можно предполагать, они показывают несколько большую скорость подъема, чем другие группы, применявшие тот же тип аппарата, однако значительно меньшую, чем группы, пользовавшиеся аппаратами закрытого типа.

На основании результатов нашей экспедиции можно прийти к выводу, что наилучшим решением вопроса кислородного питания на больших высотах является комбинированное использование аппарата открытого типа с сравнительно небольшим количеством кислорода для использования на время сна и аппарата закрытого типа для восхождения. Желательно прибегать к кислороду во время сна начиная с 6400 м. и употреблять его при восхождении начиная с той же или несколько большей высоты. Использование соответствующих перекисей позволит, весьма возможно, создать очень легкие кислородные аппараты для восхождения, но лишь при условии, если будет найден удовлетворительный способ управления скоростью протекания реакции. Конструкция любых аппаратов должна отличаться максимальной простотой и, в частности, при употреблении кислорода под давлением на каждом баллоне должны быть смонтированы редукционный клапан и манометр.



СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ДАННЫЕ О СКОРОСТИ ПОДЪЕМА МЕЖДУ ВЫСОТАМИ 7900 и 8350 м.



Группа / Тип кислородного аппарата / Скорость подъема, метров в час / Общая нагрузка на человека, кг / Снежные условия

Ламбер и Тенсинг, 1952 г. / Во время движения шли без кислорода / 71 м / – /

Грегори, Лоу и Анг Ньима / Аппарат открытого типа; подача 4 л в минуту / 131 м / 18,1 кг / Вырубали и вытаптывали ступени в нетронутом снегу

Первая штурмовая группа, 1953 г. / Аппарат закрытого типа / 284 м / 23,6 кг /

Хант и Да Намгьял / Аппарат открытого типа; подача 4 л в минуту / 151 м / 22,7 кг / Шли по вытоптанным ступеням

Вторая штурмовая группа, 1953 г. / Аппарат открытого типа; подача 4 л в минуту / 189 м / 18,1 кг / Шли по вытоптанным ступеням



В заключение мы должны здесь выразить благодарность многочисленным организациям и частным лицам, принявшим участие в проектировании и изготовлении кислородных аппаратов для нашей экспедиции.

Приложение III

ПИЩЕВОЙ РАЦИОН

Гриффит Паф и Джордж Бенд


Гималайские экспедиции обычно снабжаются продуктами, привезенными из Англии или полученными в Индии. К ним добавляются продукты, которые можно достать на месте, в Гималаях. Основными из последних являются: рис, картофель, дзамба, дахль, гхи[11], яйца, куры и мясо. Свежие фрукты и овощи если и бывают, то очень редко.

Ранние экспедиции на Эверест брали с собой разнообразный набор привозных продуктов, которые быстро надоедали участникам экспедиции во время восхождения. Впоследствии экспедиции стали все более и более рассчитывать на местные ресурсы и привозить лишь те продукты, которые нельзя было достать на месте, как-то: сахар, джем, галеты и сливочное масло.

После разведочной экспедиции 1951 г. и экспедиции на Чо-Ойю в 1952 г. выяснилось, что некоторые участники плохо переносили непривычную тяжелую пищу, их физическое состояние от этого ухудшалось, и мы пришли к выводу, что общая сопротивляемость организма участников экспедиции на Эверест 1953 г. должна быть улучшена путем подбора пищевого рациона, возможно меньше отличающегося от европейского стола. Это могло быть достигнуто путем более широкого применения консервированных или герметически упакованных продуктов.

Вместо прежней практики упаковки продуктов большими партиями стала применяться система, сейчас широко распространенная в армии для снабжения небольших соединений, действующих в полевых условиях, в виде рассчитанных на одного человека рационов на одни или несколько суток. Такая система представляла для гималайских экспедиций следующие преимущества: сортировка и упаковка груза для транспортировки, а также распределение продуктов питания значительно облегчаются; недостаток особо важных продуктов вследствие чрезмерного расхода или хищения исключается; возможности заражения продуктов мухами или при перекладке уменьшаются. Правда, эти преимущества достигаются за счет дополнительного веса и стоимости. Кроме того, необходимо также, чтобы содержание суточного рациона было правильно рассчитано. В этом отношении исследования в области режима питания, проведенные на Чо-Ойю, принесли большую пользу. Упаковка рационов была произведена Военным ведомством, и многие продукты были получены из армейских складов. За эту ценную помощь экспедиция должна благодарить подполковника Кингсмилла и его сотрудников из военного министерства.

Содержание различных рационов приведено в таблице в конце данного приложения. В интересах более правильного распределения продуктов питания экспедиция 1953 г, была разбита на три этапа: 1) приближение и возвращение; 2) тренировка и организация лагерей; 3) пребывание выше 6700 м, включая штурм вершины.

Рацион "компо", включавший 14 суточных человеко-рационов, и ящики с напитками, в которые были упакованы 14 двухдневных человеко-рационов[12], предназначались для первого и второго этапов. Галеты, полагающиеся к этим пайкам, были упакованы отдельно в стандартных армейских жестяных банках. Кроме того, предполагалось к этому рациону добавить рис, картофель и яйца, закупленные на месте. Мы считали, что на втором этапе рацион «компо» уже несколько нам надоест, поэтому предполагалось в этот период открыть ящики с улучшенными рационами, чтобы несколько разнообразить питание; мы также надеялись пригнать с собой в горы несколько голов скота. В Западном цирке и на стене Лходзе мы собирались уже для уменьшения веса переносимых грузов перейти на штурмовой рацион.

Рацион для третьего этапа был рассчитан исходя из прошлого опыта, показывающего, что, начиная с определенной высоты, зависящей от степени акклиматизации, аппетит восходителей начинает заметно уменьшаться. Во время экспедиции на Чо-Ойю в 1952 г. на высотах 5800—6700 ж средняя калорийность потребляемой пищи была 3200 калорий в день, тогда как на подходах к вершине она равнялась 4200 калорий. Было высчитано, что в экспедиции на Эверест 1933 г. выше 7300 м. калорийность суточного рациона была всего только 1500 калорий. На больших высотах значительная доля общей калорийности потребляемого питания падала на сахар, содержавшийся в чае, лимонаде и других налитках. Некоторые не переносят жирной пищи, другим хочется каких-то особых кушаний, которых нельзя достать. В 1933 г. высоко на Эвересте Шиптона преследовало страстное желание раздобыть дюжину яиц; Смайту требовались сосиски с кислой капустой; в 1924 г. любимым кушаньем Сомервелла было земляничное варенье и сгущенное молоко; на Чо-Ойю Хиллари хотелось ананасов, а Секорду – лососиных консервов. Обычно, люди предпочитают скорее ничего не есть, чем мириться с продуктами, вызывающими у них отвращение. Если же они ничего не едят, их организм быстро слабеет. Вес и объем продуктов, которые можно нести в горах на большую высоту, по необходимости строго ограничен, и основные продукты питания, а также их упаковка должны быть возможно легче. Желательно исключить продукты большого объема или с высоким содержанием влаги, как, например, хлеб и картофель, хотя для страдающих пищевой идиосинкразией могут быть сделаны некоторые исключения.

Согласно разработанному для экспедиции 1953 г. плану, штурмовой рацион представлял собой пакет с суточным питанием на одного человека. Герметической упаковкой была достигнута значительная экономия веса и объема. Каждый продукт, а также весь суточный рацион укладывались в воздухонепроницаемые мешочки из полиэтиленовой пленки и заклеивались в вакууме. Штурмовой рацион был подобран достаточно щедро, с учетом индивидуальных пожеланий в отношении количества и ассортимента продуктов. Предполагалось, что участники штурмовой группы вскроют свои пакеты перед штурмом, удалят продукты, которые им не понадобятся, и в зависимости от личного вкуса заменят их другими, выбранными из ящиков с улучшенным рационом. Содержание последних было разработано еще в Англии самими восходителями. Каждому из альпинистов было предложено дать заявку на продукты, которые, по его мнению, будут ему по вкусу на большой высоте.

Сейчас, когда пишутся эти строки, мы не в состоянии еще произвести детальный анализ данных, полученных в результате опыта 1953 года. Все же надо сказать, что все члены экспедиции, за исключением одного, одобрили в принципе идею суточных рационов и высказались против упаковки по принципу однородности продуктов. Большинство альпинистов предпочитало увеличить количество местных продуктов, в частности свежего мяса, за счет консервированного. Это предложение следует принять с осторожностью, так как местные продукты не всегда равноценны. Согласились на том, что в штурмовые рационы будут входить только основные продукты, приемлемые для всех (составить их список будет нелегко!). К ним можно будет добавить продукты, взятые из общих запасов, содержащихся, например, в ящиках с улучшенными рационами. Было установлено, что до высоты 6700 м. участники экспедиции 1953 г. предпочитали обычную пищу и это объясняется, вероятно, их лучшей акклиматизацией, по сравнению с участниками экспедиции на Чо-Ойю и в других послевоенных экспедициях. Рацион «компо» использовался вплоть до Передового базового лагеря. Во время пребывания в Западном цирке наблюдался большой спрос на картофель и свежее мясо. Нам пришлось забросить в цирк некоторое количество баранины и картофеля, несмотря на их большой вес.
  
#19 | Анатолий »» | 24.03.2013 14:08
  
1
На большой высоте варка свежего мяса, риса и картофеля происходит чрезвычайно медленно и требует много горючего (на высоте 6400 м. вода кипит уже при 85°, тогда как на уровне моря температура кипения равна 100°). Это затруднение было разрешено применением автоклавов. В настоящее время они считаются необходимым составным элементом снаряжения всякой гималайской экспедиции, хотя первое время их применяли весьма неохотно. Во время экспедиции повара шерпы настолько оценили преимущества автоклава, что решили даже построить самодельные автоклавы для своих нужд. Они изготовлялись из жестяной банки из-под галет и наглухо закрывались крышкой. В крышке было проделано небольшое отверстие, затыкаемое палочкой, которая выполняла роль предохранительного клапана.

Штурмовые пайки использовались на время восхождения по стене Лходзе и выше. При переупаковке в Базовом лагере из них были изъяты пеммикан и американские орехи, хотя в 1952 г. во время экспедиции на Чо-Ойю они считались вполне приемлемыми. По рассказам возвратившихся после штурма альпинистов, каждый съедал ежедневно от половины до одного измененного высотного рациона. Некоторые продукты из общих запасов, как-то: сардины, фруктовые соки и консервы – пользовались большим успехом. Охотно потреблялись также и некоторые другие продукты: витаминизированные галеты "Вита-Вит", мед и сыр, оставленные швейцарцами на Южной седловине и обнаруженные там в хорошем состоянии. Шерпам выдавалось в Западном цирке и выше по одному штурмовому рациону на двоих и, кроме того, по 350 г дзамбы на каждого. Как оказалось, такое количество дзамбы было недостаточным, и пришлось его увеличить до 570 г в день на человека.

Ко времени спуска на обратном пути по ледопаду рационы "компо" пришли к концу, и при возвращении до Катманду экспедиция питалась штурмовыми пайками, к которым прибавлялись местные продукты. Тогда мы и оценили преимущества рационов "компо" по сравнению с штурмовыми! Все требовали на обратном пути больше мяса и кур, но эти продукты не всегда можно было найти в достаточном количестве. Местные куры небольшого размера и жестки, однако, если их варить в автоклаве, из них получается съедобное кушанье. Альпинисты хотели бы иметь на ужин каждый по курице, но обычно удавалось достать не больше пяти кур на девять человек. Кроме кур были съедены за дорогу еще два небольших барана. Как это обычно бывает после гималайских экспедиций, у всех альпинистов в течение нескольких недель после возвращения в Катманду аппетит оставался чудовищным.

Общий вес – 19 кг; поставщик – Военное ведомство; на каждом ящике сбоку и на крышке указан день недели[13].



Меню 1. Понедельник

На дне ящика – завтрак и питание в пути

Овсяные галеты: 1 банка по 340 г

Бекон: 5 банок по 425 г

Масло: 2 банки по 425 г

Джем: 2 банки по 255 г

Апельсинное варенье: 2 банки по 255 г

Сыр: 2 банки по 225 г

Шоколад и сладости[14]: 3 банки по 355 г

Соль: 115 г

Спички: 1 коробка

В верхней части ящика – основная еда

Свинина: 8 банок по 340 г

Морковь: 3 банки по 285 г

Кекс с изюмом: 4 банки по 285 г



Меню 2. Вторник

На дне ящика – завтрак и питание в пути

Овсяные галеты: 1 банка по 340 г

Колбаса: 5 банок по 425 г

Масло: 2 банок по 425 г

Джем: 2 банки по 255 г

Апельсинное варенье: 2 банки по 255 г

Сыр: 2 банки по 225 г

Шоколад и сладости[14]: 3 банки по 355 г

Соль: 115 г

Спички: 1 коробка

В верхней части ящика – основная еда

Мясо куском и почки: 8 банок по 450 г

Тушеные бобы: 3 банки по 450 г

Кекс с изюмом: 4 банки по 280 г



Меню 3. Среда

На дне ящика – завтрак и питание в пути

Овсяные галеты: 1 банка по 340 г

Бекон: 5 банок по 425 г

Масло: 2 банки по 425 г

Джем: 2 банки по 255 г

Апельсинное варенье: 2 банки по 255 г

Сыр: 2 банки по 225 г

Шоколад и сладости[14]: 3 банки по 355 г

Соль: 115 г

Спички: 1 коробка

В верхней части ящика – основная еда

Свинина: 8 банок по 450 г

Морковь: 3 банки по 280 г

Фруктовые консервы: 4 банки по 450 г



Меню 4. Четверг

На дне ящика – завтрак и питание в пути

Овсяные галеты: 1 банка по 340 г

Бекон: 5 банок по 425 г

Масло: 2 банки по 425 г

Джем: 2 банки по 255 г

Апельсинное варенье: 2 банки по 255 г

Сыр: 2 банки по 225 г

Шоколад и сладости[14]: 3 банки по 355 г

Соль: 115 г

Спички: 1 коробка

В верхней части ящика – основная еда

Тушеное мясо: 8 банок по 455 г

Горох: 3 банки по 285 г

Кекс с изюмом: 4 банки по 285 г



Меню 5. Пятница

На дне ящика – завтрак и питание в пути

Овсяные галеты: 1 банка по 340 г

Бекон: 5 банок по 425 г

Масло: 2 банки по 425 г

Джем: 2 банки по 255 г

Апельсинное варенье: 2 банки по 255 г

Сыр: 2 банки по 225 г

Шоколад и сладости[14]: 3 банки по 355 г

Соль: 115 г

Спички: 1 коробка

В верхней части ящика – основная еда

Лососина: 16 банок по 255 г

Горох: 3 банки по 285 г

Фруктовые консервы: 4 банки по 455 г



Меню 6. Суббота

На дне ящика – завтрак и питание в пути

Овсяные галеты: 1 банка по 340 г

Колбаса: 5 банок по 425 г

Масло: 2 банок по 425 г

Джем: 2 банки по 255 г

Апельсинное варенье: 2 банки по 255 г

Сыр: 2 банки по 225 г

Шоколад и сладости[14]: 3 банки по 355 г

Соль: 115 г

Спички: 1 коробка

В верхней части яшика – основная еда

Свинина: 8 банок по 455 г

Смешанные овощи: 3 банки по 285 г

Кекс с изюмом: 1 банка по 285 г



Меню 7. Воскресенье

На дне ящика – завтрак и питание в пут

Овсяные галеты: 1 банка по 340 г

Бекон: 5 банок по 425 г

Масло: 2 банки по 425 г

Джем: 2 банки по 255 г

Апельсинное варенье: 2 банки по 255 г

Сыр: 2 банки по 225 г

Шоколад и сладости[14]: 3 банки по 355 г

Соль: 115 г

Спички: 1 коробка

В верхней части ящика – основная еда

Тушеное мясо: 8 банок по 450 г

Горох: 3 банки по 280 г

Кекс с изюмом: 4 банки по 280 г

28 человеко-рационов, общий вес 14,5 кг, количество ящиков – 46, поставщик – «Уилтс Юнайтед дейрис». В каждом ящике 2 отделения, в каждом из них находился рацион на 14 человек. Все пакеты заклеены в вакууме.

Содержание отделения:

Сахар: 4 пакета по 555 г

Чай: 2 пакета по 285 г

Молоко в порошке: 4 пакета по 225 г

Овсяные хлопья: 1 пакет по 285 г

Финики без косточек: 2 пакета по 225 г

Изюм без косточек: 1 пакета по 455 г

Кофе или какао[15]: 2 пакета по 370 г

Общий вес 15,5 кг, количество ящиков – 11; поставщик – Военное ведомство. В каждом ящике было по 6 жестяных коробок. В каждой коробке – 15 пакетов по 170 г обыкновенных армейских галет.

В ящике 8 суточных человеко-рационов весом 1,13 кг. Упакован в вакууме в мешочках из полиэтиленовой пленки и подкладкой из станиоли. Общий вес каждого ящика – 13,6 кг, поставщик – «Уилтс Юнайтед дейрис».

Содержание:

Американские орехи: 85 г

Овсянка плющеная: 28 г

Молоко в порошке: 85 г

Сахар (2 пакета): 400 г

Джем: 57 г

Обыкновенные галеты: 85 г

Сладкие галеты: 85 г

Вареные и сухие фрукты: 57 г

Кофе или какао: 28 г

Лимонад или апельсинный напиток в порошке: 28 г

Чай: 42 г

Все вышеперичисленные продукты запаковановы в вакууме

Шоколад или Мятные плитки или Фруктовые бисквиты или Бананы прессованные: 1 плитка (57 г)

Пеммикан (нежирный): 70 г

Соль: 5,5 г (Расфасованная)

Сыр: 28 г (1 порция)

Скатерть из искусственной ткани: 1 штука

Туалетная бумага: 5 листов

Измененный рацион, употреблявшийся во время штурма.
70 пайков были переупакованы в Базовом лагере. Каждый измененный паек содержал два суточных человеко-рациона и был упакован в станиолевый мешок, общий вес – 1,8 кг.

Содержание:

Овсянка плющеная: 2 пакета по 28 г

Молоко в порошке: 1 пакет по 200 г

Сахар: 4 пакета по 200 г

Джем: 1 пакет по 56 г

Сладкие галеты: 2 пакета по 85 г

Мятные плитки или Бананы прессованные: 2 пакета по 56 г

Сыр: 2 пакета по 28 г

Вареные и сухие фрукты: 1 пакет по 56 г

Соль расфасованная: 2 пакета по 5,5 г

Какао: 1 пакет по 28,5 г

Чай: 1 пакет по 42,5 г

Суп в порошке: 1 пакет по 65 г

Лимонад в порошке: 2 пакета по 28 г

Количество ящиков – 5, поставщик – "Эндрью Ласк". Общий вес – 15,9 кг

Содержание:

Кофе со сгущенным молоком: 30 банок по 115 г

Консервированные груши: 5 банок по 455 г

Консервированные абрикосы: 5 банок по 455 г

Консервированные ананасы: 5 банок по 570 г

Сардины: 29 банок

Набор супов в порошке: 165 пакетов

Глюкоза в таблетках: 6 коробок

Чатней[16] «Солнце»: 4 бутылки

Чатней[16] «Голубая этикетка»: 4 бутылки

Галеты с джемом (мармайт): 8 упаковок по 110 г

Сгущенное молоко ("Монблан"): 24 тюбика

Супы саморазогревающиеся: 12 банок

Луковые хлопья: 2 банки по 455 г

Яичный концентрат "Овоспорт" в плитках: 50 пакетов

Томатный сок: 2 банки по 455 г

Апельсинный сок: 3 банки по 455 г

Горчица: 1 банка по 225 г

Белый перец: 1 банка по 225 г

Коренья (смесь): 1 банка

Молоко в порошке ("Клим"): 1 банка по 455 г

Ветчина: 1 банка по 4 кг

Ром: 1 бутылка

Бренди (водка): 1 бутылка

Сыр чеддер: 1 упаковка 5,7 кг

Колбаса: 10 кг

Сахар для шерпов, общий вес – 95 кг; поставщик «Тэйт энд Лайль».

Шоколад, общий вес – 45 кг; поставщик «Роунтриз».

Чай, общий вес – 45 кг; поставщик «Поллитт».

Ячменные лепешки, общий вес – 42 кг; поставщик «Риди Микс».

Поставщик "Лидерли".

Витамин А: 5000 единиц

Витамин Д: 500 единиц

Тиамин HC1: 3,0 мг

Рибофлавин: 2,0 мг

Пиридоксин НС1: 0,2 мг

Аскорбиновая кислота: 75,0 мг

Ниацинамид: 20,0 мг

Пантоминат кальция: 1,0 мг

Фолиевая кислота: 1,0 мг

Витамин В12: 1,0 мг

Каждый участник получил при выходе экспедиции 100 капсул поливитамина

Приложение IV

ФИЗИОЛОГИЯ И МЕДИЦИНА

Гриффит Паф и Майкл Уорд


Еще в 1924 г. восходители на Эверест отмечали, что после девяти недель, проведенных на промежуточных высотах, человек может подняться до 8530 м. и спать две или три ночи на высоте до 8230 м. Как показали впервые подъемы на свободных аэростатах в семидесятых годах прошлого столетия не акклиматизировавшийся воздухоплаватель, поднявшись на такие высоты, быстро терял сознание и погибал. Если в барокамере на уровне моря подвергнуть людей действию пониженного давления, то при давлении, соответствующем высоте 7620 м, они теряют сознание через 10 минут, а при давлении, соответствующем высоте 8230 м., – через 3 минуты.

Наибольшая известная высота, на которой имеется постоянное население, равна 5335 м. В Андах на этой высоте есть поселок при руднике под названием Аконквилча. Говорят, что шахтеры предпочитают ежедневно подниматься с этой высоты на 455 м. и не жить в специальном лагере, построенном для них администрацией рудника на высоте 5790 м.

Восходители на Эверест отмечали также, что в процессе акклиматизации их физическое состояние улучшалось вплоть до высоты 7000 м. Выше же наступало быстрое и серьезное истощение организма, проявляющееся в прогрессирующей слабости, в сонливости, в невозможности восстановить утраченные силы и в постепенной атрофии мышц.

На высотах 6500—7000 м. имеет место медленное истощение организма, однако оно сглаживается процессом акклиматизации, так что головные боли и другие симптомы горной болезни исчезают, и в течение некоторого времени состояние здоровья альпиниста улучшается. Но со временем аппетит пропадает, ткани начинают истощаться, уменьшается энергия и работоспособность. В нижеследующей таблице приведены наибольшие сроки пребывания альпинистов на Эвересте на различных высотах:



Высота, м. / Срок пребывании / Экспедиция

6100—6400 / 4—5 недель / Различные экспедиции

7000 / 11 дней / Оделл, 1924 г.

6700—7500 / 11 дней / Лоу, 1953 г.

7830 / 5 ночей / Барни, 1933 г.

8350 / 3 ночи / Смайт, 1933 г.



Подъем на высоту более 8000 м. требует такого колоссального напряжения, что вряд ли кто-либо способен повторить его в течение одной и той же экспедиции. Полное восстановление сил после такого испытания занимает много недель.

Интереснее всего, что при акклиматизации на больших высотах способность подниматься на высоту более 6100 м. у разных людей резко колеблется. Некоторые, повидимому, не в состоянии подняться выше 6400 м, а те, кто способен подняться без кислорода выше 8230 м, составляют редкое исключение. Физическое состояние различных людей при восхождении также подвержено значительным суточным колебаниям; в подобных случаях про альпиниста принято говорить: «он идет хорошо» или «он идет плохо».

В настоящее время при отборе людей, способных хорошо переносить высоту, не существует иного метода, как непосредственная проверка в горах. Реакция на действие высоты, имитированной в барокамере, совершенно не показательна с точки зрения будущего поведения альпиниста в горных условиях. Однако все экспедиции отмечали, что способность приспособляться к высоте увеличивается с каждым восхождением на Гималаи, и акклиматизация, приобретенная во время предшествующих подъемов на большие высоты, сохраняется в течение многих лет.

Много споров вызвал вопрос, какой наиболее подходящий возраст для человека, пытающегося совершить восхождение в Гималаях. Большинство альпинистов, хорошо проявивших себя во время гималайских экспедиций, были в возрасте от 25 до 40 лет. Вполне вероятно, что большая выносливость, которая требуется при такой работе, приобретается лишь постепенно, в течение нескольких лет.

Техника быстрой акклиматизации требует дальнейшего изучения. Экспедиции на Эверест, следовавшие с севера, вынуждены были в период приближения к вершине через Тибет проводить шесть недель на высотах от 4000 до 5200 м. Тем не менее участники первых двух экспедиций страдали во время восхождения от горной болезни. Учтя этот опыт, участники экспедиции 1933 г. оставались на несколько дней в каждом лагере выше Базового, чтобы иметь время для акклиматизации. Эти дополнительные 14 дней, проведенные в горах, позволили восходителям подняться до высотных лагерей в значительно лучшем состоянии, чем участники предшествовавших экспедиций. Экспедиция 1933 г. показала также, как важно, учитывая истощение организма, вызванное высотой, уменьшить до минимума время, проводимое на высоте более 7000 м.

При восхождении на Эверест с юга, через Непал, экспедиции достигали высокогорной части пути после трехнедельного путешествия по стране, расположенной на высоте порядка 1800 м, где имелись отдельные перевалы 3000—3700 м. высоты. Чтобы подняться с высоты 3700 до 5800 м, все послевоенные экспедиции тратили обычно всего неделю. Между высотами 4600 и 5200 м. у альпинистов часто наблюдались признаки горной болезни (головные боли, тошнота, нарушение дыхания). Однако в течение нескольких дней эти симптомы исчезали. Тем не менее состояние альпинистов, по сравнению с последующими этапами экспедиции, было весьма плохим. Было отмечено, что люди, вынужденные спуститься на меньшую высоту из-за болезни или посланные за припасами, чувствовали себя при повторном подъеме значительно лучше, и отдых на низких высотах явно был им на пользу. Правда, отдельные альпинисты, поднимаясь вновь на высоту 6100 м. после отдыха на высоте 4900—5200 м, переутомлялись и страдали от учащенного дыхания, однако эти симптомы быстро проходили. Некоторые опытные восходители на Гималаи считают, что в начале восхождения на высоте 3700—4300 м. следует проводить не более нескольких дней, ибо более продолжительное пребывание на такой высоте мало что дает для акклиматизации к высотам, превышающим 5500 м. Подобная точка зрения подкреплялась тем фактом, что шерпы, постоянно живущие в Намче (около 3700 м), страдают от головных болей и учащенного дыхания, переходя через перевал Нангпа-Ла (5800 м.). С другой стороны, физиологические наблюдения, проведенные на Чо-Ойю, показали, что у человека, поднявшегося сразу до 5500 м. и выше и пребывающего длительное время на этой высоте, организм истощается в первые же две недели.

Ввиду того, что чувствительность различных лиц к высоте колеблется в весьма широких пределах, практически невозможно установить какие-то твердые правила в отношении возможно более быстрой акклиматизации. Целесообразно, повидимому, на первых стадиях восхождения организовывать лагери на таких высотах, которые не препятствовали бы нормальному аппетиту и сну всех участников экспедиции. В течение же дня они могли бы подниматься без переутомления на возможно большую высоту. Опыт показал, что после периода акклиматизации и организаций перед окончательным штурмом вершины высотных лагерей люди, переутомившиеся на напряженной работе или по той или иной причине чувствующие себя плохо, должны быть посланы для отдыха вниз. Если этого не сделать, они не смогут достаточно быстро восстановить свои силы и быть готовыми в нужный момент.

Такая практика спуска для отдыха на меньшие высоты с большим успехом применялась в экспедиции 1953 г. В первый период акклиматизации группы поднялись до 6100 м. и провели две ночи или более на высоте 5200—5500 м. После пятидневного пребывания в горах они возвращались в Тхьянгбоче (ниже 4000 м) и здесь отдыхали три дня, перед тем как вновь подняться на 6100 м. Затем, перед восхождением до Базового лагеря (около 5500 м), участники экспедиции еще раз отдыхали в Тхьянгбоче. Всего на предварительную акклиматизацию перед началом трудных работ на ледопаде было потрачено три недели. После периода организации лагерей, когда грузы были доставлены к верховью Западного цирка, участники экспедиций спускались по очереди отдельными группами в Лобудже (5000 м) для трехдневного отдыха. Хотя в процессе работы участники экспедиции и теряли в весе, однако их общее состояние оставалось хорошим, и всегда было достаточно людей, чтобы выдержать темпы подготовки к штурму. Вновь подтвердились прежние наблюдения, согласно которым повторные посещения Гималаев усиливают сопротивляемость организма действию большой высоты. Не считая Тенсинга, все пять альпинистов, поднявшихся выше других, участвовали в прошлогодней экспедиции на Чо-Ойю. Это не означает, конечно, что другие участники не смогли бы подняться так же высоко, если бы им была предоставлена такая возможность. Однако характерно, что двумя единственными альпинистами, которые на большой высоте чувствовали себя плохо, были как раз два «новичка». Правда, после отдыха в лагере, расположенном ниже, они восстановили свои силы и впоследствии сыграли при восхождении важную роль.

Приспособляемость человеческого организма к низкому атмосферному давлению изучается физиологами уже более восьмидесяти лет.

Из всех изменений организма, связанных с адаптацией, раньше других было открыто и лучше всего было изучено увеличение количества и концентрации в крови красных кровяных шариков, содержащих кислороднесущий пигмент – гемоглобин. Это открытие сделал в 1871 г. Вио. Однако имеются основания предполагать, что это свойство не играет такой важной роли, как считали раньше, ибо наряду с другими фактами было замечено, что некоторые люди с относительно низким содержанием гемоглобина в крови чувствовали себя хорошо на большой высоте.

Гораздо большее значение имеет увеличение объема воздуха, вдыхаемого каждую минуту ("легочная вентиляция"). Благодаря этому уменьшение плотности воздуха компенсируется увеличением количества воздуха, проходящего в минуту через легкие. Убыстрение ритма дыхательных движений регулируется стимулированием расположенных вдоль аорты и сонных артерий рецепторов, которые весьма чувствительны к понижению парциального давления кислорода в артериальной крови. В обычных условиях атмосферного давления мозговой центр, управляющий дыхательными движениями, реагирует не на парциальное давление кислорода в крови (остающееся постоянным, за исключением случаев резкого физического напряжения), а на прямое действие парциального давления углекислоты в артериальной крови. На большой высоте увеличение ритма дыхательных движений вызывает понижение давления углекислоты в легких, что находит свое отражение в соответствующем понижении давления углекислоты в артериальной крови. Таким образом, на большой высоте обычные стимулы уже недостаточны для дыхательного центра мозга, и последний начинает реагировать на стимулы, исходящие от периферийных рецепторов, которые чувствительны к парциальному давлению кислорода. Такое изменение в регулировании дыхания осуществляется не так просто, и сперва имеют место некоторые "колебания", подобно тому, что происходит с любым саморегулирующимся механизмом, чувствительность которого недостаточна. Это проявляется в периодическом так называемом дыхании Чейн-Стокса, часто наблюдаемом на больших высотах и связанном с чрезвычайно неприятными ощущениями. Однако до сих пор в точности неизвестно, объясняется ли акклиматизация тем, что чувствительность дыхательного центра приспособляется к низкому артериальному давлению углекислоты на большой высоте, либо тем, что периферийные стимулы, вызываемые недостатком кислорода, продолжают на этой высоте играть для дыхания главную роль.

В первые дни пребывания на большой высоте, до того, как увеличится ритм дыхательных движений и произойдут другие компенсационные изменения в организме, ткани страдают от недостатка кислорода; влияние этого явления на мозг объясняет появление симптомов горной болезни – слабости, тошноты, рвоты, потери аппетита, бессонницы, головных болей. Другими изменениями организма, связанными с адаптацией, являются: а) усиление работы сердца во время отдыха. Однако было отмечено, что это явление после нескольких дней пребывания на высоте 4300 м. исчезает; тем не менее опыты, проведенные на животных, дают основание полагать, что оно продолжается выше 6000 м; б) нарушение щелочно-кислотного баланса крови, вызванное понижением парциального давления СО2, компенсируется выделением мочи, имеющей щелочную реакцию; в) увеличение содержания миогемоглобина в мышцах. Миогемоглобином называется подобный гемоглобину кислород-несущий пигмент. Это явление было проверено лишь на животных. Опытов над человеком еще не производилось.

Все эти изменения направлены к тому, чтобы парциальное давление кислорода в тканях, от которого зависит химический процесс обмена веществ, удерживалось возможно более близким к его нормальной величине на уровне моря. Вероятно, в самих тканях происходят и другие, не известные нам изменения, позволяющие тканям нормально функционировать при уменьшенном кислородном давлении. Комбинированным действием всех этих изменений достигается замечательная степень компенсации, в результате которой на высоте, превышающей 6100—6400 м, человек может прекрасно себя чувствовать и с успехом выполнять не слишком тяжелую физическую работу. Однако полной компенсации не происходит; на большой высоте падают как максимальная скорость подъема альпиниста, так и число часов его работы в течение дня; так, на высоте 6400 м. эти показатели, даже для хорошо акклиматизировавшегося альпиниста, уменьшаются вдвое по сравнению с соответствующими данными на уровне моря. Выше 6400 м. наблюдается потеря в весе и истощение мышц, приводящие в конечном счете к падению работоспособности, к стремлению избегать физических усилий и к потере аппетита. У подопытных животных, содержащихся при давлении, соответствующем высоте 6100 м, отмечаются изменения, приводящие к перерождению печени и других органов; вероятно, подобные же изменения происходят и в человеческом организме. Таким образом, одновременно с некоторой компенсацией, помогающей альпинисту по мере его акклиматизации при подъеме на большие высоты быть работоспособным и чувствовать себя хорошо, имеют место также разрушительные изменения в организме, принуждающие в конце концов альпиниста к спуску.

На большой высоте одной из важнейших задач является защита организма от холода. К действию низкой температуры воздуха еще прибавляется значительное увеличение теплопотерь через легкие при нагревании и увлажнении вдыхаемого воздуха вследствие того, что ритм дыхательных движений как при отдыхе, так и во время работы резко возрастает. Предполагалось, что на верхних участках Эвереста альпинисты могут встретиться с температурами порядка —40°. Такое заключение было сделано на основании данных, полученных в 1933 г. метеостанциями в предгорьях Гималаев при помощи радиозондов: никаких сведений о температуре на самом Эвересте выше 7300 м. не имелось. Однако непосредственно перед появлением муссонов погода, по всей видимости, должна быть очень теплой, иначе предшествовавшие экспедиции при том снаряжении, которым они располагали, должны были бы страдать от холода значительно более, чем это имело место в действительности.

В 1952 г. во время экспедиции на Чо-Ойю проводились испытания различного вида снаряжений. Выяснилось, что можно с успехом использовать многие научно обоснованные усовершенствования предохраняющей от холода одежды, применявшейся союзными войсками во время и после второй мировой войны. Предполагалось, что защитная одежда предохранит альпиниста от холода до температуры —40°. Общий вес ее, включая обувь и рукавицы, равнялся всего 7,7 кг, в то время как соответствующее арктическое обмундирование, дающее одинаковую защиту, весило около 10,4 кг. Спальные мешки и надувные матрацы были спроектированы с таким расчетом, чтобы обеспечить в течение ночи максимальные удобства. Важное значение этого фактора подчеркивалось Нортоном еще в 1924 г. При планировании гималайской экспедиции необходимо принять все меры, чтобы уменьшить усталость и излишнее напряжение.

Очень важно знать, как велика потребность организма в жидкости на большой высоте. Если эта потребность не будет удовлетворена, организм вскоре вследствие недостатка воды будет испытывать еще большую усталость и слабость в дополнение к той усталости и слабости, которая происходит от действия высоты. По всей видимости, именно так и случилось со швейцарской экспедицией в мае 1952 г., когда участники ее во время пребывания на Южной седловине в течение трех дней потребляли жидкости менее чем по 0,6 л на человека в день.
  
#20 | Анатолий »» | 24.03.2013 14:11
  
1
Поскольку высоко в горах вода может быть получена исключительно из снега или льда, надлежащее снабжение ею зависит прежде всего от обеспечения подходящими продуктами и от достаточного количества горючего. Приблизительные подсчеты, основанные на количестве кружек супа, чая или лимонада, выпивавшихся ежедневно во время экспедиции 1952 г. на Чо-Ойю и экспедиции 1953 г. на Эвересте, показывают, что на человека приходилось 2,8—3,9 л жидкости в день. К этому следует добавить примерно 0,280 л воды, содержавшейся в пище.

При таком расходе жидкости моча выделялась в пределах нормы. Это показывает, что потребляемое количество жидкости соответствовало потребностям организма. По всей видимости, количество жидкости, потребляемое во время штурма, было также достаточным.

Увеличенная потребность организма в жидкости на большой высоте объясняется большими потерями воды из легких вследствие сухости воздуха, ускорения ритма и увеличения глубины дыхания. Большое значение может также иметь и потеря влаги в виде пота, особенно для альпинистов, поднимающихся по леднику в жаркое время дня. В Гималаях тепловое действие солнечного излучения весьма значительно: на Чо-Ойю, например, в мае 1952 г. на высоте 5800 м. температура на солнце была 69°.

Возник вопрос – оказывает ли влияние на ослабление организма уменьшение количества солей, наблюдающееся на большой высоте? Жителям жарких стран хорошо известно, что обильное и длительное выделение пота может вызвать состояние слабости и утомления вследствие недостатка соли в организме, если только потеря ее не компенсируется достаточным приемом соли в потребляемой пище. Потребление альпинистами на высоте большого количества жидкости вызывало предположение, не приводит ли обильное потовыделение к потере солей в организме. Однако возникновение такого состояния у альпинистов представляется маловероятным, так как увеличенное потребление жидкости объясняется не потовыделением, но скорее потерей влаги через легкие, а эта влага не содержит солей. Непосредственные измерения, произведенные в течение экспедиции 1953 г., показали, что через легкие теряется от 1,4 до 2 л жидкости в сутки. Это составляет примерно половину суточной нормы потребляемой жидкости и превосходит в 3—4 раза потерю влаги при дыхании на уровне моря в умеренном климате.

Несмотря на то, что восхождения на Эверест дали много материалов для выяснения способности человека к акклиматизации на больших высотах, применение кислорода, которое обещает вызвать в высотном альпинизме революцию, было задержано на три десятка лет пустыми дискуссиями об этических соображениях и нежеланием воспользоваться опытом пионеров в этом деле. Оставляя в стороне вопрос, возможно ли успешное восхождение на вершину выше 8200 м. без кислорода, следует отметить, что, несомненно, кислород уменьшает опасности восхождения и намного увеличивает способность к субъективному восприятию окружающей обстановки, что является в конце концов одним из главных стимулов восхождения.

За исключением разведочной экспедиции 1921 г., кислородные аппараты использовались во всех экспедициях на Эверест. До швейцарской экспедиции 1952 г. единственные серьезные попытки применения кислорода делались Финчем и Брюсом в 1922 г., Меллори и Ирвином в 1924 г. и, наконец, Ллойдом в 1938 г. Финч пользовался аппаратом открытого типа весом 11,3 кг, с подачей 2,25 л кислорода в минуту. Он не расставался с аппаратом при подъеме от 6400 до 8230 м. и пользовался кислородом ночью перед штурмом, во время которого он достиг 8320 м. По словам Финча, применение кислорода принесло ощутительную пользу, и он свободнее поднимался, чем его носильщик. Опыт, произведенный в 1924 г. Оделлом, способствовал значительному укреплению существовавшего тогда у альпинистов предубеждения против кислорода. Поднимаясь с кислородом на высоту 6400—7000 м. и позднее – на высоту 7700—8230 м., он не ощутил существенной пользы от его применения. Нужно, однако, отметить, что подача при этом была всего лишь 1 л в минуту, и только на высоте 8250 м, в течение минуты или двух он увеличил ее до 2 л в минуту. В 1938 г. Ллойд и Варен пользовались аппаратами открытого типа весом 11,3 кг, с подачей 2,25 л в минуту. Ллойд поднимался с кислородом до 8230 м. и считал, что на нетрудных участках кислород ему приносил явную пользу, тогда как на технически сложных частях пути помощь, получаемая от кислорода, была, по его словам, менее значительна. Шиптон, однако, убедился в том, что показания Ллойда ненамного отличаются от показаний его товарища Тильмана. Был также испытан и аппарат закрытого типа, но от него пришлось отказаться из-за ощущения удушья, появившегося после кратковременного применения. Выводы, сделанные на основе всего опыта применения кислорода до 1952 г., сводились к тому, что если кислород и дает некоторое ощущение субъективной пользы, то дополнительный вес аппаратуры сводит на нет возможные преимущества кислородного питания.

Во время экспедиции 1952 г. на Чо-Ойю при подъеме на вершину Менлунг-Ла (6100 м) были проведены испытания кислородной аппаратуры. Результаты этих испытаний и легли в основу проектов кислородного оборудования для экспедиции на Эверест 1953 г. Эти результаты могут быть сформулированы так:

1. Чем больше количество потребляемого кислорода, тем больше ощущаемая от него субъективная польза.

2. Вес аппаратуры в значительной мере компенсируется увеличением физических возможностей альпиниста.

3. Подача 4 л в минуту является минимальной для получения удовлетворительных результатов.

4. При кислородном питании наблюдается значительное сокращение ритма дыхательных движений.

5. Отмечается значительное уменьшение чувства усталости и тяжести в ногах во время движения. На этом основании можно предположить, что выносливость альпиниста должна возрасти, хотя в то время специальных испытаний по данному вопросу не производилось.

Во время испытаний на Чо-Ойю в ведении Бурдиллона находилась вся кислородная аппаратура, и он сам также подвергался испытаниям. Возвратившись в Англию, он был твердо убежден, что проблема кислорода решена в пользу аппарата закрытого типа, позволяющего восходителю дышать чистым кислородом.

Однако Высотный комитет Научно-исследовательского совета по вопросам медицины под председательством сэра Брайэна Метьюза, который должен был консультировать экспедицию по всем вопросам, связанным с кислородной аппаратурой, вынес заключение, что предпочтение должно быть отдано аппаратам открытого типа как более удовлетворяющим физиологическим потребностям организма и более простым и надежным в эксплуатации. Применение аппаратов закрытого типа считалось желательным не только потому, что они подают кислород под нормальным атмосферным давлением, но также из-за сокращения потери тепла и влаги через легкие. Однако нельзя было рассчитывать, что за имевшийся короткий срок удастся создать надежную конструкцию такого аппарата. Тем не менее Научно-исследовательский совет по вопросам медицины рекомендовал заняться разработкой такой конструкции для экспериментальных целей. Характеристика и описание аппаратуры, взятой в 1953 г. на Эверест, а также условия ее эксплуатации уже приведены в приложении II.

Физиологический эффект дополнительного кислородного питания не только полностью оправдал ожидания, основанные на опыте экспедиции 1952 г., но даже превзошел их. Несколько возросла скорость подъема на большой высоте, однако основное влияние кислорода сказалось в увеличении работы, могущей быть выполненной в течение дня без большого утомления. Применение кислорода во время сна восстанавливало силы и значительно уменьшало высотное истощение организма. Самочувствие восходителей резко улучшалось, и они стали способны к восприятию окружающей природы; восхождение стало удовольствием. Во время своего завершающего подъема выше Южного пика Хиллари был в состоянии производить арифметические вычисления и точно рассчитать необходимую подачу кислорода, чтобы запасы последнего не кончились преждевременно. На вершине он снял маску и в течение десяти минут оставался без кислорода, фотографируя окружающую местность. Тем самым он доказал, что человек, лишившийся на высоте 8840 м. дополнительного кислородного питания, вовсе не теряет немедленно сознания. Возможность такого случая всегда являлась источником тревоги, хотя опыт Финча и Ллойда уже показал, что эта возможность не так уж велика. Следует также отметить, что хорошее самочувствие, вызываемое кислородным питанием, продолжается еще около часа после того, как доступ кислорода прекращается.

Все довоенные экспедиции на Эверест уделяли большое внимание санитарии во время продвижения через Тибет. Тем не менее как при приближении к горам, так и во время восхождения участники их часто страдали от инфекционных заболеваний дыхательных путей и кишечника. Тибетское нагорье известно своими насыщенными пылью ветрами, что сильно повышает возможность инфекции. В горах имели место заболевания простудного характера и горловые. Это объяснялось учащенным вдыханием холодного сухого воздуха, результатом чего являлось понижение сопротивляемости к заболеваниям верхних дыхательных путей. В 1924 г. Сомервелл рассказывал, как у него во время пребывания на верхних склонах Эвереста отслоилась часть эпителиальной ткани горла, едва не задушившая его.

После войны экспедиции начали снабжаться антибиотиками, и в связи с этим правила гигиены стали соблюдаться не так строго. Учитывая частые заболевания во время экспедиции 1952 г. на Чо-Ойю, при подготовке экспедиции 1953 г. на Эверест был разработан и тщательно проведен в жизнь план санитарных мероприятий. Главными мерами предосторожности были следующие:

1. Устройство лагерей вдали от селений. Отказ от использования местных жилищ для ночлега.

2. Защита пищи и посуды от мух.

3. Кипячение всей питьевой воды, а в случае невозможности это сделать обязательное употребление стерилизующих таблеток.

4. Контроль за поварами шерпами для обеспечения гигиены при приготовлении пищи.

5. Употребление мехов для надувания матрацев.

Европейцам, шерпам и носильщикам – всем выдавался палюдрин, хотя опасность заболевания малярией в предмуссонный период сравнительно невелика. Москитов было немного, и антимоскитный крем ДМР пригодился против других насекомых. Порошок против насекомых оказался важной частью снаряжения, так как нам приходилось бороться со вшами, блохами и клопами.

С медицинской точки зрения, экспедиция может быть вкратце охарактеризована следующим образом: к середине мая закончились неизбежные легкие заболевания кишечника и дыхательных путей, вызванные контактом между шерпами и европейцами, приехавшими из различных мест. Случаи поноса и заболевания горла излечивались антибиотиками. В период подготовки пути по стене Лходзе и в период штурма заболело лишь двое альпинистов из одиннадцати. Выше Передового базового лагеря (лагерь IV на высоте 6460 м) многие страдали раздражающим кашлем, который быстро исчезал после спуска в более низкие лагери. Серьезных горловых заболеваний, какие случались в прошлых экспедициях, у нас не было; возможно, что это объясняется пользованием кислородом. Физическое состояние участников экспедиции было превосходным, в особенности после долгого пребывания в Западном цирке и выше. Ни разу не было случаев такого сильного истощения и упадка сил, какие бывали в прошлых экспедициях; альпинисты, поднимавшиеся на большую высоту, уставали, но быстро восстанавливали свои силы. Члены Альпийского клуба, встречавшие экспедицию при ее возвращении в Англию, были поражены здоровым видом ее участников, составлявшим резкий контраст с состоянием участников предшествовавших экспедиций, возвращавшихся с Эвереста.

В качестве продолжения работ, проводимых в 1952 г. на Чо-Ойю, в настоящей экспедиции была выполнена программа научных исследований в области физиологии. Проведение этих работ оказалось возможным лишь благодаря щедрости Королевского общества[17] и Научно-исследовательского совета по вопросам медицины. Были изучены влияние высоты на дыхание, на содержание гемоглобина в крови и на питание, а также действие дополнительного вдыхания кислорода на альпинистов во время сна и при восхождении. Результаты этих исследований и подробный отчет о медицинской стороне экспедиции будут опубликованы в научных журналах.

Приложение V

СПИСОК ШТУРМОВЫХ ГРУЗОВ

(разработанный 16 апреля в лагере у озера и пересмотренный после принятия окончательного плана 8 мая)


Кухни[18] – 2шт (6,8 кг)

Горючее – 4,5л (4,5 кг)

Рацион для транспортных групп (в кг, на 24 часа) – 14 х 24 (12,7 кг)

Рацион для первого штурма[20] – 10 х 24 (9,1 кг)

Рацион для второго штурма[20] – 4 х 24 (3,6 кг)

Штурмовые кислородные баллоны[21] – 7шт (35 кг)

Палатки "Мид" – 3[22]шт (20,4 кг)

Переносные радиотелефоны – 1шт (6,4 кг)

Разное – 6,8кг

Всего – 105,3 кг

Число шерпов-носильщиков[24] – 7

Груз, приходящийся в среднем на каждого – 13,6кг

Кухни[18] – 2шт (6,8 кг)

Горючее – 4,5л (4,5 кг)

Рацион для транспортных групп (в кг, на 24 часа) – 15 х 24 (13,6 кг)

Рацион для первого штурма[20] – 2 х 24 (1,8 кг)

Рацион для второго штурма[20] – 8 х 24 (7,3 кг)

Штурмовые кислородные баллоны[21] – 2шт (10 кг)

Кислородные баллоны на время сна – 4шт (36,3 кг)

Кислородные патроны аппаратов закрытого типа – 2шт (8,2 кг)

Палатки "Мид" – 2шт (13,6 кг)

Переносные радиотелефоны – 1шт (6,4 кг)

Разное – 6,8кг

Всего – 115,3 кг

Число шерпов-носильщиков[24] – 8

Груз, приходящийся в среднем на каждого – 13,6кг

Кухни[18] – 2шт (6,8 кг)

Горючее – 4,5л (4,5 кг)

Рацион для транспортных групп (в кг, на 24 часа) – 8 х 48 (14,5 кг)

Рацион для первого штурма[20] – 4 х 48 (7,3 кг)

Рацион для второго штурма[20] – 2 х 48 (3,6 кг)

Штурмовые кислородные баллоны[21] – 16шт (80 кг)

Кислородные баллоны на время сна – 2шт (18,2 кг)

Палатки "Мид" – 2шт (13,6 кг)

Пирамидальные палатки – 1шт (11,2 кг)

Переносные радиотелефоны – 1шт (6,44 кг)

Разное – 6,8кг

Всего – 172,7 кг

Число шерпов-носильщиков[24] – 12

Груз, приходящийся в среднем на каждого – 13,6кг

Кухни[18] – 2шт (6,8 кг)

Горючее – 4,5л (4,5 кг)

Рацион для транспортных групп (в кг, на 24 часа) – 7 х 24 (6,4 кг)

Рацион для первого штурма[20] – 2 х 48 (3,6 кг)

Рацион для второго штурма[20] – 2 х 48 (3,6 кг)

Штурмовые кислородные баллоны[21] – 16шт (80 кг)

Кислородные баллоны на время сна – 3шт (27,2 кг)

Кислородные патроны аппаратов закрытого типа – 4шт (16,4 кг)

Палатки "Мид" – 1шт (6,8 кг)

Пирамидальные палатки – 1шт (11,2 кг)

Облегченные палатки – 1шт (2,7 кг)

Переносные радиотелефоны – 1шт (6,44 кг)

Разное – 6,8кг

Всего – 182,2 кг

Число шерпов-носильщиков[24] – 13

Груз, приходящийся в среднем на каждого – 13,6кг

Кухни[18] – 1шт (2,3 кг)

Горючее – 2,3л (2,3 кг)

Рацион для первого штурма[20] – 2 х 24 (1,8 кг)

Рацион для второго штурма[20] – 2 х 24 (1,8 кг)

Штурмовые кислородные баллоны[21] – 8шт (40 кг)

Кислородные баллоны на время сна – 2шт (18,2 кг)

Палатки "Мид" – 1шт (6,8 кг)

Спальные мешки – 2[23]шт (половина) (4,5 кг)

Надувные матрацы – 2[23]шт (2,7 кг)

Разное – 4,5кг

Всего – 84,8 кг

Число шерпов-носильщиков[24] – 7

Груз, приходящийся в среднем на каждого – 11,3кг

Кухни[18] – 1[19]шт (2,3 кг)

Горючее – 1,1л (1,4 кг)

Рацион для второго штурма[20] – 2 х 24 (1,8 кг)

Штурмовые кислородные баллоны[21] – 4шт (20 кг)

Кислородные баллоны на время сна – 1шт (9,1 кг)

Палатки "Мид" – 1шт (6,8 кг)

Спальные мешки – 2шт (половина) (4,5 кг)

Надувные матрацы – 2шт (2,7 кг)

Разное – 2,3кг

Всего – 50,9 кг

Число шерпов-носильщиков[24] – 4

Груз, приходящийся в среднем на каждого – 11,3кг

Для штурма с двумя аппаратами открытого типа – 362,8 кг.

Для штурма с аппаратами закрытого и открытого типа – 348,4 кг.

СЛОВАРЬ НЕКОТОРЫХ СПЕЦИАЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ, УПОТРЕБЛЯЕМЫХ В КНИГЕ

Акклиматизация — постепенное приспособление организмов к измененным условиям внешней среды (в частном случае – к большой высоте над уровнем моря).

Аноксия – кислородное голодание, нехватка кислорода для нормальной деятельности организма.

Барокамера – специальная герметическая камера, в которой искусственно создается разреженная атмосфера, соответствующая условиям, существующим на больших высотах.

Бергшрунд – см. краевая фирновая трещина.

Гхи – перетопленное масло.

Дахл – чечевица.

Дзамба (тсампа) – мука, смолотая из поджаренного ячменя.

Камин – вертикальная расщелина в скале достаточной ширины, чтобы по ней мог передвигаться альпинист.

Кар – нитеобразное углубление на горном склоне, расположенное выше дна ледникового цирка; образовалось вследствие работы снега и льда.

Карниз – нависающая над склоном часть снежного гребня, напоминающая но форме завитый гребень морской волны и образованная действием преобладающих ветров, переносящих снег с наветренной стороны гребня на подветренную. Термин «карниз» употребляется также иногда в применении к скальному рельефу и обозначает в этом случае узкую полку на скальной стене.

Карабин – стальная замкнутая скоба в виде продолговатого кольца, часть которого снабжена пружиной и может откидываться. Карабин служит промежуточным звеном между веревкой и крюком.

Карманы для рук – углубления, выбитые при восхождении на ледовом склоне.

Контрфорс – крутая и узкая скальная гряда, начинающаяся от гребня или ребра и спадающая вниз по крутому склону (стене).

Коум (Cwm) – по-гаэльски обозначает окруженную со всех сторон горами котловину. В высокогорных областях английские альпинисты называют так ледниковые цирки.

Кошки – стальное приспособление с острыми зубьями, надеваемое на обувь, чтобы преодолевать крутые склоны, покрытые льдом или плотным снегом (фирном).

Краевая фирновая трещина (бергшрунд) – трещина в верхнем конце цирка или кара на переломе от крутого склона к пологому.

Крюк – стальной костыль с отверстием в головке (скальный крюк) или с кольцом (ледовый крюк). Забивается в трещину скалы или в лед, образуя искусственную опору для страховки альпиниста на трудном участке.

Кулуар – желоб значительного размера, спускающийся со склона горы.

Лавина – падение по склону большой массы снега, вызванное нарушением равновесия между силами тяжести снега и силами его сцепления со склоном.

Ледопад – участок ледника, отличающийся сильной расчлененностью поверхности, что вызвано резким увеличением крутизны ледникового ложа.

Ледоруб – снаряжение альпиниста, напоминающее по форме кирку, служит для вырубания ступенек во льду или фирне и как дополнительная опора, а также для страховки на снежных склонах, когда древко его вгоняется в снег.

Лоханка – большая ступень, выбитая на ледовом или снежном склоне, в которой восходитель может стоять обоими ногами.

Морена – скопление обломков разрушенных горных пород, переносимых в настоящее время движением ледника или перенесенных ранее.

Мульда – впадина или котловина разного происхождения и формы; на леднике или на снежном горизонтальном поле мульдами называют плоские углубления.

Муссоны — ветры, периодически меняющие свое направление в зависимости от времени года. Летом дуют с океана (влажный муссон), зимой – с суши (сухой муссон).

Найлон — искусственное волокно большой прочности.

Плечо – неясно выраженное возвышение на гребне.

Ракши – местный спиртной напиток.

Сераки – ледяные зубцы на поверхности ледника, достигающие иногда значительной величины и имеющие вид башен, шпилей и т. п.

Страховка – предохранение от падения альпиниста путем надежного закрепления соединенной с ним веревки.

Траверс – пересечение склона по горизонтали или наискось; сквозной переход через одну или несколько вершин.

Тур – башенка из камней, складываемая обычно на вершине. В ней нередко помещают жестяную банку с запиской восходителей. В горных странах турами иногда отмечают направление дороги.

Фирн – снег с крупнозернистой структурой, являющийся переходной ступенью между снегом и льдом.

Цирк – расширение верховьев горной долины, окруженное крутыми склонами и обычное для горных стран с современным или древним оледенением.

Чанг – местный спиртной напиток.

Чатней – индийская приправа, изготовленная из плодов манго, каенского перца или красного стручкового перца и лимонного сока.

Примечания

1

В переводимой на русский язык книге Ханта "Восхождение на Эверест" географические названия даются в транскрипции Большого атласа мира 1954 г.; когда в атласе нет упомянутых в книге Ханта географических названий по европейским странам и США они транскрибируются согласно правилам, принятым для атласа. Что касается географических названий Индии, Тибета и Непала, то в книге Ханта, как вообще на английских картах и других изданиях, для них принята транскрипция, выработанная "Постоянным комитетом по географическим названиям" при английском географическом обществе (опубликована в "Geographical Journal", 1921, № 1). Поэтому мы транскирбируем все многочисленные местные названия, которых нет в Большом атласе мира, согласно этим правилам. В трех случаях пришлось отступить от транскрипции атласа, так как она неудачна, и принять:

Кангченджунга – вместо Канченджанга

Гаури-Санкар – вместо Гаури-Занкар

Намче-Базар – вместо Найнче-Базар

Следует отметить, что в Большой советской энциклопедии названия некоторых гималайских вершин даны в другой транскрипции, чем Большом атласе мира (Чомолунгма, Годвин-Остен, Кинчинджунга).

В английских книгах о Гималаях можно также найти различные транскрипции некоторых названий – например ледник Кхумбу у Маррея назван "Кхомбу" и т. п.

Имена и фамилии транскрибированы согласно изложенным выше правилам. Названия английских учреждений и торговых компаний даны в форме, принятой в словаре английских и американских сокращений Е. В. Алешина, В. О. Блувштейн и Ю. В. Семенова (2-ое изд. 1954 г.).

2

В обязанности директора Королевского Географического Общества в Лондоне входит заведование зданием общества и руководство организацией докладов и лекций. – Прим. ред.

3

большие восхождения. – Прим. ред.

4

Следы "снежного человека" обнаружены европейскими путешественниками в Гималаях впервые в 1898 г. С тех пор многие исследователи видели эти следы на снегах высоких вершин Гималаев, но только Томбоци в 1925 г. удалось увидеть издали самого "снежного человека". Местные жители не раз видели его; их описание в общем сходится с рассказом настоятеля монастыря, переданным Хантом. След "снежного человека" длиной 25—30 см, шириной 12—15 см похож на след большой обезьяны. В 1954 г. английская экспедиция, организованная для изучения «снежного человека», обнаружила в одном из монастырей часть его черепа, хранившуюся как реликвия. Результаты исследования этого черепа еще не опубликованы. В январе 1956 г. в индийских газетах появилось сообщение, что в восточной части Гималаев местными жителями убит «снежный человек»; для изучения его послана экспедиция. Фотографию следа «снежного человека» и краткие сведения о нем см. в статье С. В. Обручева «Следы снежного человека в Гималаях» (Известия Всесоюзного Географического Общества, т. 87, вып. 1, 1955, стр. 71). – Прим. ред.

5

По имени врача Чейна Стокса. – Прим. ред.

6

Сангары – каменные брустверы (англ. – инд.). – Прим. ред.

7

Здесь имеется ввиду керосин, употребляемый за границей, который вскипает при более низких температурах. – Прим. ред.

8

Попытка взойти на Макалу (8470 м) была произведена Хиллари в 1954 г., восхождение же на эту вершину было совершено в 1955 г. французской экспедицией под начальством Ж. Франко. Об этом восхождении см. во вступительной статье (стр. 15). – Прим. ред.

9

Более подробное описание см. в "Alpine journal", 59, № 288.

10

Описание этого способа см. в "Alpine journal", 59, № 288.

11

См. словарь специальных слов, стр. 292. – Прим. ред.

12

Из расчета на 13 европейцев и шерпа Тенсинга.

13

В каждом ящике на банках были уложены 2 пакета с супом по 70 г каждый; 2 скатерти из искусственной ткани; 1 пакет с туалетной бумагой, нож для открывания консервов.

14

В каждой порции 280 г шоколада и 70 г сухих и вареных фруктов.

15

В одном отделении каждого ящика было кофе, в другом какао.

16

См. словарь в конце книги.

17

Английская академия наук. Прим. ред.

18

Большие кухни употреблялись везде, за исключением лагеря IX; вес – 3,4 к?. Малые кухни употреблялись в лагере IX; вес —2,27 кг.

19

Одна кухня оставлена в лагере VI во время разведки 3—5 мая.

20

В рацион для первого и второго штурмов входит резерв на плохую погоду.

21

Включая штурмовой кислород для руководителей групп заброски на Южную седловину и для всех участников заброски в лагерь IX.

22

Одна палатка "Мид" была поднята в лагерь VI во время разведки 3-5 мая.

23

Спальные мешки и надувные матрацы для всех поднимающихся до Южной седловины (лагерь VIII) включительно не принимались в расчет.

24

При этом предполагается, что европейцы будут нести только личные вещи, спальные мешки и надувные матрацы.


КОНЕЦ КНИГИ
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
 
© climbing.ru 2012 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
Экстремальный портал VVV.RU ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU