Они верят, что горы их пощадят… — интервью с Джо Симпсоном

Один из самых успешных писателей об альпинизме делится в статье «Они верят, что горы их пощадят… — интервью с Джо Симпсоном» размышлениями о мотивации, смерти, коммерциализации высокогорных восхождений, рассказывает о творческих планах на будущее, а также оглядывается на свое спортивное прошлое.

ЧАСТЬ I


В сентябре 2011г. гостем седьмого фестиваля Spotkańia z Filmem Górskim в Закопане, Польша, стал Джо Симпсон — альпинист и один из лучших в мире писателей о горах. Его литературная жизнь началась с культовой книги “Касаясь пустоты” (Touching the Void), где описывался необычайно драматичный случай на Сиула Гранде. После происшествия в Андах жизнь Симпсона сильно изменилась, а он сам стал очень читаемым автором. Погрузившись в беседу, которую нам удалось провести в Закопане, вы убедитесь, что Джо — хороший рассказчик.

Петр Туркот : Скажи, ты сейчас больше писатель или альпинист?

Джо Симпсон: На самом деле, я уже не альпинист — перестал ходить в горы 2 года назад. В 2009 мы с другом были в экспедиции в Непале.

Речь идет о маршруте по южной стороне пика Мера?

Да, именно. Маршрут супер, замечательный опыт; жаль, у меня артрит правого колена и лодыжки, а что еще хуже — моя левая нога тоже дает о себе знать. За полтора года до экспедиции в Непал мне сделали операцию, и на какое-то время я почувствовал улучшение, но теперь боль вернулась. Кроме того, у меня травмированы шея и плечи, так что мой организм отплачивает за то, что я сделал ему в 20 лет.

К тому же, одни из моих друзей уже забросили альпинизм, а других нет в живых. Да и сам я хожу в горы не так как раньше, поэтому настало время завязать с этим спортом. Не могу сказать, что я продолжаю принимать участие в мире альпинизма.

Возвращаясь к твоему вопросу, да, я писатель, еще и довольно ленивый. Недавно закончил роман. Скоро он будет опубликован в Великобритании. Я им очень доволен, но немного переживаю как его примут, ведь обычно люди гор не особо любят фантастику. Эта “среда” уже не является моей целевой аудиторией, а следующая книга, если и появится, то не будет иметь с горами ничего общего, потому что я хочу проверить на что способен как автор. Это будет тест. Может, я провалю его, и люди скажут: “Мужик, мы читали твои книжки только потому, что ты упал в трещину и полз в базовый лагерь!”. Но я верю, что могу отойти от “своей” темы, то есть от литературы о горах. А раз я уже не занимаюсь альпинизмом, то что мне делать? Какие книги писать о горах? Рассказывать о приключениях других? Травить старые байки? В принципе, об альпинизме я сказал все, что мог и добился чего хотел.

Ты уже упоминал свое последнее восхождение — экспедицию в Непал по южной стене пика Мера. Этот маршрут, прохождение, было данью друзьям?

Да, это невероятная история. С Реем Диланом, другом, с которым мы отправились в эту экспедицию, мы познакомились в 1990 году. Наша команда поехала на Ама Даблам, когда в стране был период политических бунтов, поэтому на горе не было ни единой живой души. Мы шли в альпийском стиле там, где могли быть сотни человек, снующих со снаряжением. То был невероятный опыт, прекраснейшая экспедиция, особенно, учитывая как я люблю Непал.

На протяжении последующих двадцати лет я ходил с разными людьми, в том числе и с Реем. В какой-то момент мы оба решили, что бросаем альпинизм. Рей участвовал в экспедиции с Мэлом Дуффом и Яном Татселлом на пик Мера, наверное, в 1983 году, когда и проложили новый маршрут посредине южной стены. Мэл и Ян были нашими близкими друзьями и оба погибли: Тат в аварии, а Мэл в базовом лагере под Эверестом в 1996 году. Рей сказал мне, что по правой стороне стены проходит линия, похожая на Route Major на Монт Блане и стоит ее сделать. Так что мы отправились на прохождение маршрута в память о наших друзьях. Дойдя до базового лагеря, в сторону которого никто не шел, Рей поставил палатку на той самой платформе, которую Татселл расчистил 23 года назад! У Рея возникли проблемы с акклиматизацией, он чувствовал себя ужасно, а все знают, что это значит во время восхождения в двойке.

Я решил пройти маршрут соло, хотя такой вариант совсем не в моем стиле. Я не люблю соло. Наверное, потому что, для меня важно работать в связке, мне нравится веревка!

Как бы то ни было, маршрут оказался супер, не особенно сложный, но появилась опасность обвала сераков. Тогда я решил положить конец восхождениям. По-моему, Рей еще выбирался на Эйгер, но меня туда уже не тянет, устал я от этих испытаний;).


Твои книги, как и вся альпинистская карьера, отмечены трагедиями, смертью друзей, словно в Пляске Смерти. Что ты думаешь об альпинизме спустя пару-тройку десятилетий, потраченных на восхождения и книги о них?

Мое отношение не изменилось. Только начав заниматься альпинизмом, лет в 14, и потом, когда горы стали притягивать меня к себе, первое что я сделал — углубился в литературу. Как я сказал во вступлении к фильму “Манящее безмолвие” (The Beckoning Silence), одной из первых книг о горах, которую я прочитал, была “Белый Паук” ( автор Генрих Харрер — прим.ред.) Если тебе нужно посоветовать кому-то книжку, после которой человеку перехочется идти в горы — дай ему “Белого Паука”!

Боже, эти черно-белые фотографии! Каждую секунду кто-то умирает в страшных муках! Когда читаешь подобное в четырнадцатилетнем возрасте, возникает мысль: “какого черта люди лезут в горы?” Но помню, я тогда подумал: “раз они готовы это терпеть, значит в альпинизме что-то есть”. Думаю, я был прав.

Потом настала пора книг Буля, Бонатти, Бонингтона. Они толкали меня в Альпы, а затем и выше. Читая литературу о горах, в глаза бросается вездесущность смерти. Загляните в списки прохождений Mountain Magazine: первопроход того маршрута, второе прохождение этого. И куда ни глянь: Тянь Шань, Непал, Каракорум — люди мрут как мухи. Тоже самое происходит в книгах, где смерть упоминается как один из элементов хронологии экспедиции: тот и другой погибли, третий не вернулся. Меня такой фактор не мог ни оттолкнуть, ни привлечь в альпинизм. В книге «This Game of Ghosts» затронут парадокс: с одной стороны альпинизм — это то, что любишь, твоя страсть (не просто спорт как гольф или футбол, а совершенно другое), но с другой — он забирает у тебя по одному другу в год. Если бы игра в гольф лишала тебя приятеля ежегодно, то, наверное, ты бы выбросил клюшки. Для меня было важно написать об этом, потому что я всегда удивлялся, что в среде альпинистов об этом умалчивают словно о секрете или табу. Я же вижу в этом сущность альпинизма — несмотря на риск смерти, люди идут в горы.

Они готовы принять этот риск, согласиться на опасность с открытыми глазами. Возможно, альпинисты — самоуверенные, высокомерные и верят, что горы их пощадят… но тут речь идет о чем-то большем, чем просто о риске. В альпинизме высшего уровня люди борются не понятно за что. Что они получают? Их не ждет слава, это не приносит денег, за это не дают медали. А они готовы поставить на кон свою жизнь. И это, я всегда считал, свидетельствует об уникальности альпинизма. И я по-прежнему так считаю. Разве что после череды несчастных случаев и смертей большей части друзей я принял решение — черт с ним, начинаю жить — я выбрал не тот спорт!

Конечно, я шучу. Однако, с другой стороны, я уже не могу заниматься альпинизмом на том уровне, как раньше; у меня болят ноги, но главное — перевелись друзья, а для меня всегда было важно ходить в горы с кем-то, вместе переживать приключения. Если я лишен этого, то лучше уйти из альпинизма. Резюмируя — мое отношение не изменилось. Об этом парадоксе я всегда пытался писать. Я не думаю, что это минус альпинизма, думаю — это одна из его основных черт.



ЧАСТЬ II


Петр Туркот (wspinanie.pl): Происшествие на Сиула Гранде одно из твоих наиболее травматичных восхождений. Как ты реагируешь на вопросы о той экспедиции спустя 25 лет?

Джо Симпсон:
Нельзя сказать, что я их не люблю или избегаю. Как правило, сначала идет показ фильма, за которым следует короткая дискуссия и вопросы зрителей. Я знаю что их интересует и меня это вовсе не злит, не выводит из себя, не надоедает, ведь они задаются из чистого интереса. А если не можешь ответить честно, то тебе не место на подобных мероприятиях, если вопросы тебя раздражают — сиди дома! Вся ирония в том, что как бы я не объяснял, большинство мои ответы не поймет — у них не было подобного опыта; это как если бы они читали “Параграф 22” (автор Джозеф Хеллер – прим. переводчика) — не являясь альпинистом не возможно осознать прочитанное, представить что чувствует человек при -20°С, что с ним может сделать высота. Если у тебя не было переломов, то не поймешь насколько это мучительно.

Альпинизм это хардкор, и его сложно передать словами для тех, кто им не занимается. Стороннему человеку он может показаться прогулкой в парке. Но ведь это не так! Поэтому и не получится рассказать что в таких условиях, когда тебе кажется, будто на горе все -50°С, ты поднимался 4 дня пока не сломал ногу. Если у тебя не было ничего похожего, то для тебя оно ничего не значит, ты не сможешь сопереживать просто потому, что этого не передать в полной мере.

Помню меня поразил “Белый паук” — читая я пытался представить, как это было в те 30-ые года просидеть на полке с половину стола в течении 3-4 морозных дней и ночей. Тогда я был не в состоянии понять это, думал: “Блин, кошмар какой-то”. Но не ради таких вещей идешь в горы. Просто за приятные моменты приходится расплачиваться потому, что не всегда все идет по плану.

Так обычно происходило в первом сезоне в Альпах. Не знаю как у вас, но большинство британцев в течение своего первого лета в Альпах с непривычки к горам пробовало проходить маршруты словно у себя дома — страхуясь на каждой веревке, поэтому на простые трехчасовые маршруты уходили часов 12. Возвращаясь в лагерь уже ночью, мы хватались за снаряжение — все шло не так. Приходилось учиться заново. Многим моим друзьям такое положение дел так осточертело, что они бросили все после первого сезона.


70е и 80е годы — золотой век британского альпинизма — очень сложные прохождения в Гималаях…
Покорение юго-западной стены Эвереста и южной Аннапурны, многочисленные экспедиции.
И, например, Чангабенг. Новый подход к альпинизму в высоких горах.
В первой половине 80х мы заплатили за это огромную цену — погибло целое поколение альпинистов, среди которых Питер Бордман (Peter Boardman) или Джо Таскер (Joe Tasker).


То же самое произошло в Польше — в конце 80х с гималаистами.

Именно. Мне кажется одной из причин является то, что Рейнхольд Месснер (Reinhold Messner) стал инициатором целого движения восхождений небольшими группами, основал философию чистого стиля прохождения трудных маршрутов без поддержки. В принципе, я с ним согласен.

Сегодня в горах происходит диаметрально противоположное. С одной стороны есть люди, которые творят на скалах или льду невероятные вещи. Оглядываясь на 80-ые года, это кажется немыслимым. Однако здесь и кроется ловушка — вспоминая восхождения тех лет можно подумать: “ну, это же банально”, но это не так, во-первых — стандарты были совершенно другие, кроме того, даже если бы у нас была тьма ледобуров, остальное снаряжение и рядом не лежало с современным. Да, и не каждый был Куртыкой (Janusz Kurtyka) или Месснером (Reinhold Messner), люди совершали ошибки, цена которым — жизнь. Так или иначе, уровень теперешнего альпинизма просто поражает.

С другой стороны, все знают, что происходит на Эвересте — коммерческие экспедиции на восьмитысячники служат регрессом в развитии альпинизма: использование перил, запаса кислорода, которого хватит для экспедиции на луну (и обратно), радио. Приходишь на базу и отправляешь мэйл домой. Это не шаг вперед — это деградация. Альпинизм толкает человека выше, а те люди — не альпинисты. Если вы меня спросите, то я отвечу — они делают что-то совершенно другое: воюют за пункты в собственных списках, тешат свое эго. Делая фото на Эвересте, покажи шерпов, которые тебя туда затащили.. Я бы не смог смотреть себе в глаза, если бы взошел на гору и опустил тот факт, что кто-то другой занес туда все мое снаряжение, весь кислород, провесил перила, а я бы лишь ковылял за ними следом..

Мир альпинизма стал другим. В мое время начинали с туризма, затем немножко походив по горам зимой, начинали лазать по скалам, а только потом в горах. Следующим этапом было зимнее лазание, и лишь после этого ехали в Альпы. Чтобы стать самостоятельным нужно было подняться на следующие ступени “карьеры”.

Зато сейчас появились чисто спортивные альпинисты, которые бы наделали лужу, скажи им пройти маршрут на Gricie. Покажите рядовому французу Stanage, и у него будет сердечный приступ. Некоторые спортсмены хороши только на льду или в микстовом лазании; одни лазят в Альпах, другие — в высоких горах. 30-40 лет назад такого разделения не было — лучшие в горах были в первых рядах на скалах или льду.

Возвращаясь к полякам 80х годов — появление польского гималаизма было связано с обстановкой в стране — коммунистическим режимом. Экспедиции стали формой бегства, способом вырваться из царящего в стране абсурда. А что толкало англичан в 70-80х годах?

У нас не было ничего подобного, поэтому трудно сказать. Все альпинисты, которых мне когда-либо доводилось встречать — люди одного типа. Я имею ввиду, наличие некой толики анархии в их отношении к жизни. Занимаясь альпинизмом ты делаешь то, что большинство людей не понимает, но, собственно, в этом и заключается весь шарм; становишься особенным, по-крайней мере в своем собственном понимании. Ты не путешественник, не турист, ты — альпинист, что в определенной степени делает зависимым. Обычно альпинисты — индивидуалисты, еще и самовлюбленные. Они делают то, что любят, но делают это только для себя. Если присмотреться, то такие ребята не особо считаются с чувствами близких. Думаю, речь здесь не идет о национальности или политическом режиме, в котором живешь. Поляки, чехи, словенцы с которыми я познакомился, были столь же сумасшедшими что и американцы, британцы, немцы или французы. Обычно это сильные личности, которые хотят доказать себе что-то любой ценой. В этом и заключается разница между альпинизмом и спортом — если ты теннисист, футболист, либо звезда другого коммерческого вида спорта, то тоже стараешься играть как можно лучше, но тебе также нужно убедить зрителей и конкурентов, что ты офигенный парень. Главный противник для альпиниста — он сам.

Разница была в том, что полякам или чехам было так тяжело выехать из своей страны, что когда это им удавалось, они выжимали из себя все что могли, выходя за границы здравого смысла. Хотя, возможно, все дело в восточноевропейском складе характера, может быть поляки и чехи склонны к самоубийству. Не знаю, но глядя на вас в 80х, мы обычно думали: “Ни хрена себе”! В этой компании если у тебя есть все пальцы, то ты баба.


Как то в западном цирке Эвереста, не помню что за группа, пробовала новый маршрут на западной стене Нупцзе. Условия были просто ужасные, выход на маршрут — самоубийство! Мы не могли поверить своим глазам, а те ребята, в свою очередь, смотрели на нас как на девочек. Ну, и они пошли: три дня терпели весь этот кошмар, естественно, ничего не прошли. Им повезло, что они вообще выжили. По возвращению парни заявили: “Ну, хоть попробовали”. Это был абсолютно другой подход, глупость на наш взгляд. Не думаю, что хоть как-то связано с коммунизмом. Просто вы могли вытерпеть больше, намного больше. Сама идея зимних восхождений в Гималаях — дело рук поляков.


Если посмотреть на то, что сделал Месснер (Reinhold Messner) и сравнить с достижениями Ежи Кукучки (Jerzy Kukuczka – проживая в социалистической Польше, постоянно испытывал недостаток финансирования, был вынужден пользоваться старым снаряжением, но, несмотря на это, вторым после Месснера покорил все 14 восьмитысячников – прим. переводчика), то современники этого не поймут, они заняты тем, что отмечают подпункты в своих списках — моя первая “корона”; первый человек, покоривший все 14 восьмитысячников. В Альпах все ходят исключительно на четырехтысячники (вышел на плато 3900, а там ни души), на одни и те же вершины.


В заключение, не мог бы ты рассказать о своих книгах?

Первой была “Касаясь пустоты” (“Touching the void”). Я никогда не планировал писать, но после издания она стала пользоваться огромным спросом, хотя особой рекламы не было, скорее все просто рассказывали о ней друг другу; конечно, позже и пресса сделала свое дело. Как бы то ни было, 4 года книга продавалась себе и продавалась, стала выигрывать литературные премии — в 1989 г. одну из самых престижных британских наград (NCR Book Award). Помнится, после получения премии я держал ее в руках и думал: “Блин, что происходит”? Я написал книгу о горах и хотел чтобы ее прочитали альпинисты, а ей заинтересовались “обычные люди”. Года через 3-4 я начал задумываться: “Все дело во мне, в моем умении писать или только в истории, которая рассказана в “Касаясь пустоты”? Не имея ответа на этот вопрос, я решил написать “The water people” — чисто автобиографическую книгу.


В любом случае, именно она убедила меня, что я могу писать. Конечно, оглядываясь назад, я вижу в ней много недостатков, да и сама книга — не творение века, но для меня стало очевидно, что я не пишу простыми предложениями типа: “Джо лезет, Джо собирается”. Потом появилась “This game of ghosts”, которую я очень ждал, потому что там повествуется о том, кто мы с Саймоном (Simon Yates) такие, рассказывается о 80-х, о том, чем мы занимались, и что тогда происходило, обо всех погибших товарищах. Я старался объяснить в какую игру мы играем.


Написание следующих книг: “Dark Shadows Falling” и “Storms of Silence” не принесло мне удовольствия. В “Storms of Silence” речь идет о Китае, о приключениях, купленных с помощью кредитной карты и о том, что нас не интересует ничего кроме альпинизма.
Иногда, конечно, неплохо пописывать об экологии, правах человека, но до тех пор, пока мы можем взойти на свою гору, на деле на остальное нам наплевать. Думаю, мы не заметили, что Китай сделал с Тибетом, который сейчас “отстроили” словно туристический Диснейлэнд.

“Dark Shadows Falling” возник в результате трагедии 1996 года, а также, и это главное, после происшествий 1992 года и восхождения Рональда Наара (Ronald Naar). Это книга о коммерческих восхождениях и о том, как они меняют твою мораль. Из за нее многие из моих друзей, которые водят экспедиции на Эверест, разозлились и назвали меня снобом, но мне все равно. Извини, но если проходишь мимо тела, фотографируешь его для своего “геройского альбома” и у тебя не хватает порядочности, чтобы сойти с тропы на 10 метров и похоронить его в щели, то, на мой взгляд, ты — не альпинист. Да и если платишь 40000 фунтов, чтобы тебя завели на Эверест потому что у тебя нет никакого опыта восхождений, то это тоже не альпинизм. Как сказал Доуг Скотт (Doug Scott) в характерной для себя манере: “если не принимаешь важных решений, ты — не альпинист, а собака на поводке”. Люди покупают себе сон, который они не заслужили, они не прошли через ряд испытаний, которые дали бы им шанс стать самостоятельными. Возможно, они могут подняться по готовым перилам, или воспользоваться кислородом, который занес кто-то другой, но случись что-то неожиданное, и им не на что опереться, у них нет опыта, из которого можно черпать, они могут положиться только на руководителя. Хорошо известно, что выше 8000 метров руководства нет. Можно кому-то облегчить подъем, но не вести его.

“Манящее безмолвие” (“Beckoning silence”) в свою очередь можно свести к высказыванию “Было супер, я бросаю альпинизм. Спасибо!”

В начале интервью ты говорил, что твоя последняя книга, “The sound of gravity” — это роман. Начинаешь отходить от реальных историй?

Да. Однако часть происшествий, которые я вплел в события, происходящие в горах, имели место быть. Это простая, трогательная история о любви, потере, о том, что один случай или небольшое непонимание может изменить всю твою жизнь. На мой взгляд получилось неплохо, но, конечно, кто-то скажет — лажа. Через две недели стартует ее реклама и 75%, нет, больше, 90% журналистов, которым я буду давать интервью, спросит о 1985 г. Я им все расскажу, они ничего из этого не поймут, неправильно об этом напишут, а потом в конце добавят один абзац о романе. Саймон (Simon Yates) навсегда останется парнем, который перерезал веревку, а я человеком, который упал, а потом полз по леднику. Понимаешь? И меня немного смущает, что когда я захожу в зал — все хлопают так, как сегодня, потому что я знаю свое место в истории альпинизма, понимаю, что как восходитель не получил и половины того, что хотел.

Зато в тебе уникально сочетаются два таланта — альпинистский и литературный И благодаря этому, ты вдохновляешь многих.

Я был неплох в 80х, а мог быть намного лучше, просто так все пошло. Я отдаю себе отчет, что существует множество альпинистов лучше меня, и они должны быть намного популярнее. Я должен быть известен как писатель о горах, а не альпинист. Это ведь не моя вина, что я выжил. В таких ситуациях как сегодня, я чувствую себя странно, ведь знаю, сколько выдающихся альпинистов в Польше, как много из них погибло в горах, и что они были лучше, чем я мог когда-либо мечтать. Но знаешь, лишь немногие добиваются их уровня, большинство так хорошо не ходит. Конечно, около 85% альпинистов остаются на среднем уровне, занимаются в основном туризмом, ходят в горы время от времени. Что-то труднее ледовой четверки? — Нет, спасибо. Мало кто ездит в экспедиции. В сумме это горстка людей и иногда забываешь, что только небольшой процент твоих читателей — это лучшие альпинисты, а остальные — энтузиасты, которые хотят узнать, “как оно” и поэтому тянутся к книге.

Самые главные из моих героев — Вальтер Бонатти (Walter Bonatti) и Герман Буль (Hermann Buhl). Причем Бонатти я назвал первым, потому что он жив. Он сыграл красивую партию и встал из-за стола. Герман Буль был великим, опережал свою эпоху, но погиб, а это, как-то, нехорошо. Из более близкого поколения — Алекс МакИнтайр (Alex MacIntyre), который тоже был провидцем и ходил с бандой сумасшедших поляков во главе с Войтком Куртыком (Wojtek Kurtyka). Пример для подражания! И хоть он погиб на Аннапурне, его восхождение было из другого времени, таких вещей не делали — не ходили в альпийском стиле с семи миллиметровой веревкой, с одной системой на тройку, блин, что за стиль! Это, собственно тот 1% альпинистов — лучшие из лучших.

Я хотел бы вспомнить еще об одной личности — Энди Паркин (Andy Parkin) — британский альпинист, гималаист мирового класса. В 80х он работал проводником и во время спуска клиента вылетел крюк. Он упал только на 5 метров, а Энди сорвало со станции, он пролетел больше 30ти метров и получил серьезные травмы, растрощил локоть, бедро, почти погиб. До этого момента во время экспедиции Энди на досуге делал наброски и рисовал небольшие акварели. Во время выздоровления, а оно вместе с физиотерапией длилось 2-3 года, он увлекся этим хобби и серьезно занялся рисованием и резьбой. Теперь, когда он уже здоров, хотя бедро постоянно дает о себе знать, он продолжает ездить в экспедиции, прокладывает новые маршруты в Патагонии, но на жизнь зарабатывает рисованием и резьбой в Шамони. Видишь, я всегда считал, что у нас есть различные таланты. Когда сосредотачиваешься на альпинизме, то не замечаешь других вещей, замыкаешься. Случай, такой как был со мной или Энди, может открыть глаза. Я узнал, что могу писать, а мог бы не узнать, а Энди убедился, что он намного лучший художник, чем предполагал, хотя он все еще остается отличным альпинистом. Когда я смотрю на топовых альпинистов, то часто хочу им сказать, что жизнь — не только альпинизм, а можно делать все: фотографировать, писать, рисовать — все.

Наверное, я слишком много болтаю, все знакомые говорят мне об этом…


Перевод с польского Sato_babayka

Источник: http://vnzh.net

Комментарии (36)

Всего: 36 комментариев
  
#1 | Анатолий »» | 17.06.2012 17:07
  
0
Жестко пишет. Но когда читаешь, то нет несогласия.
Да, для многих нелицеприятно. Ну что ж... ведь верно подмечено
Я тоже задавал себе вопрос. Если шерпы за тебя все тащат, страхуют на каждом шагу, то являешься ли ты альпинистом?
Скорее шерп - это истинный альпинист, но кто ты?
Скорее всего тот кто говорит и себе и другим: "Я взошел на Эверест!"
Ну и хрен с тобой, взошел то ты не один, а при помощи шерпов! Так ты взошел или ты с шерпом? И взошел бы ты один?

А вот это замечание?
"Извини, но если проходишь мимо тела, фотографируешь его для своего “геройского альбома” и у тебя не хватает порядочности, чтобы сойти с тропы на 10 метров и похоронить его в щели, то, на мой взгляд, ты — не альпинист. "
Это то о чем я уже говорил.
Жестко, но верно!
  
#2 | Андрей Рыбак Администратор »» | 17.06.2012 17:27 | ответ на: #1 ( Анатолий ) »»
  
1
Люди, для того чтобы выжить от глобализма начнут уходить в горы. Вот им и пригодятся технические наработки и навыки, для свое го личного спасения. Возможно это особый промысел о мире во времена последние. Не случайно Спаситель говорил, как увидите мерзость запустения, ничего не берите из дома, а уходите в горы. Не дословно, но суть.
  
#3 | Анатолий »» | 17.06.2012 18:24 | ответ на: #2 ( Андрей Рыбак ) »»
  
1
Все заражено коммерцией. И альпинизм в том числе.
Сейчас уходить в горы и делать восхождения могут далеко не бедные люди. И об этом уже шла речь.
И что? Спасуться только состоятельные? которые могут себе позволить прогулки в горы? с шерпами?
Нет, ажиотаж восхождений последних лет связан с другим.
Это скорее всего усталось от урбанизации.
Человек ушел от Природы. Но есть ностальгия. Это и тянет.
А вот экстрим (потому что альпинисты - это не туристы) связан с риском потому что некоторым мало адреналина в организме.
Вполне возможно что просто нехватка его в организме требует компенсации.
Конечно очень прозаичое объяснения, без романтики, но как версия заслуживает внимания.

В древности человек куда больше получал адреналина, жизнь на Природе - это вечная борьба за выживание. И генетически мы может так устроены что нам требуется выработка адреналина. А где его взять в городе? Вот часть и ударяется в "болельщики" - фанаты которые имеют стресс от просмотра соревнований (скажем футбол), другие же идут в горы., третьи спускаються на каяках , ну и тд.
(Ну это как предположение)
  
#4 | Андрей Рыбак Администратор »» | 17.06.2012 18:40 | ответ на: #3 ( Анатолий ) »»
  
0
Образ жизни таков, что человек всегда в напряжении и у него нет заземления. Раньше на мечах дрались, вот была потеха. Адреналин еще тот. А сейчас в горы идут и друг другу помогать еще пытаются. Что сделать, так устроен мир, без предельного напряжения сил и полной концентрации человеку себя трудно собрать в одно целое.
  
#5 | Анатолий »» | 17.06.2012 18:53 | ответ на: #4 ( Андрей Рыбак ) »»
  
1
Скорее всего да!
Ну конечно альпинизм это не только адреналин. И весь экстрим сводить к адреналину и предельному напряжению нельзя. Хотя фактор серьезный.
Лягушачья жизнь в тихой заводи. Туалет под носом, диван. телевизор, комфорт. И даже небо только в окошке.
Ну хочется вырваться из этих каменных джунглей.
Так что все вместе, все факторы.
  
#6 | Андрей Рыбак Администратор »» | 17.06.2012 18:57 | ответ на: #5 ( Анатолий ) »»
  
0
Вот и мы о том же. Просто в альпинизме хорошо видно себя и проблему. Эта проблема нашего бытия, как не крути. А лежа на диване, посасывая пиво и пялясь в зомбоящик так и сгниешь в своих иллюзиях. Здесь как-то честнее, твой выбор, твоя борьба, твоя победа или поражение. Стоишь один на один перед Богом. И четко понимаешь, что весь ответ несешь сам лично, и никто вокруг, за свое перед Ним стояние.
  
#7 | Андрей Рыбак Администратор »» | 17.06.2012 19:02 | ответ на: #5 ( Анатолий ) »»
  
1
Вот например история.

Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
 
© climbing.ru 2012 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
Экстремальный портал VVV.RU ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU