Дневник похода 1939 года по Чечне и Тушетии

Дневник похода 1939 года по Чечне и Тушетии

Группа из 8 архитекторов-энтузиастов в 1938 и 1939 гг., в свой отпуск, ездили на Кавказ в Чечено-Ингушетию, Тушетию и Хевсуретию для изучения "старинной башенной архитектуры" этих мест. Они делали обмеры, зарисовки, акварели и вели дневник. Конечной целью группа предполагала издание путеводителя по этим местам. Талантливо выполненные акварельные и карандашные зарисовки сохранились в семьях наследников участников похода.

Так же сохранился дневник за 1939 г. участника похода - Наталии Уствольской со вставками Николая Сабурова и Николая Лебедева. Текст дневника позволяет живо представить быт участников похода и ощутить их увлеченность выполняемой работой, красотой окружающей природы и их интерес к настоящему и прошлому народов, населяющих горы Кавказа.

Особый интерес вызывают эпизоды соприкосновения участников похода с проявлениями классовой борьбы, часто имевшей в горах Кавказа форму бандитизма и противостояния бандитам жителей аулов.

Компьютерный вариант текста был подготовлен Н.А.Францкевич и И.В.Сеферовой.

***
Участники похода: Во! Семья /восемь Я/.

Федор Пащенко - Св. Хведор, дед (он же - ученый муж);

Сергей Катанин - Серго-борода - отец семьи;

Надя Ефимович-Платонова - Надике - мать семьи;

Николай Фукин - Кука-Фука или дядюшка;

Николай Сабуров - Сумбурка;

Наташа Уствольская - Наташа;

Николай Назарьин - Коля - 1-ый;

Николай Лебедев - Коля -2-ой.

***
"Я видел горные хребты

Причудливые как мечты,

Когда в час утренней зари

Курилися как алтари,

Их выси в небе голубом ...

И облако за облачком,

Покинув тайный свой ночлег,

К востоку направляли бег,

Как будто белый караван

Залетных птиц из дальних стран.

Вдали я видел сквозь туман,

В снегах горящих как алмаз,

Седой незыблемый Кавказ;

И было сердцу моему

Легко, - не знаю почему"

(Лермонтов "Мцыри")

***

05.08.1939
Ленинград. Четыре часа дня. Телефонный звонок: "Кажется, сегодня не едем. Буду звонить еще"
Пять часов. Снова звонок: "Не едем!".
Пять часов, тридцать минут: "Не удалось". "Едем! Собирайся скорей! Поезд - 8.00".

И вот началась суматоха. Между тем - накануне вечером, после довольно бурного совещания, было решено, взятые уже на 5-ое число, билеты - обменять на седьмое. Сегодня утром, Федор должен был встретиться на городской станции с нашим агентом, что бы проделать эту операцию.

Остальные семь членов экспедиции, как обычно, были с утра на работе. Только к концу дня оформили расчет и получили деньги - и никто точно не знал - едем или нет?
Когда выяснилось, что все же едем, у всех Фусеков, в разных концах города - поднялись такие сборы! Дым коромыслом.
И все же к 7 ч. 30 мин. Все было приготовлено, пришито и уложено. Содержимое рюкзака было проверено и по основному списку и по гарантийному, и по проверочному.
И мама, к счастью позвонив с Варшавского (Луга), подъехала домой во время, и Надя подоспела со своей машиной, как раз, когда мы выходили из парадной.

На вокзале снова суматоха. Нет еще ни Сергея, ни Феди. Осталось 5 мин. до отхода, когда появился Сергей. А Федора все нет. Показалась запыхавшаяся Нина ... но, они ехали розно.

Раздаются последние слова прощания, поцелуи и - забираемся в вагон, приготовляем платки (для махания), и - в эту минуту является Федор, запыхавшийся, растерянный, как лунатик.
Впихиваем Федю в вагон - и - поезд трогает. "Ленинград, прощай! До скорого свидания!".
В вагоне, рассевшись на лавках, все молчат и тяжело дышат.
"Уфф! Ну и денек". Какое счастье, ведь все - же едем. ЕДЕМ!
Понемножку придя в себя начинаем разбирать вещи. И тут начинает выясняться - кто что забыл.
Федор первый хватается за голову - ЗАБЫЛ ЛЕЙКУ! После выясняется, что не только лейку, но и альпеншток, и Кукин рисовальный футляр. "Федя, а голову не забыл?".
Сергей забыл купить пленку для аппарата. Надя забыла фляжку, Лебеденок - спички, Кука - веревки. Федор утешен - не у него одного пустая голова.

А поезд все идет и идет. Вот уже и Тосно проехали. И у всех впечатление, будто года этого как ни бывало, и мы снова так привычно вместе, снова вместе едем к Новому.

Поужинав разными вкусными вещами, которые понатащили на прощание наши родственники (большой восторг вызвала мамина Лужская малина), распределяемся по полкам: Спать! Спать!
Завтра - пересадка в Москве.
Проводник взялся достать нам дальнейшие плац карты у "Аладинца".

(продолжение следует)

Источник https://memuarist.com

Комментарии (6)

Всего: 6 комментариев
  
#1 | Анатолий »» | 21.10.2019 23:17
  
0



6.-8.VIII.39.

Далеко позади шумная и хлопотная Москва и наша "Детская" посадка. Едем весело. Поем. В вагоне, конечно устроена сапожно-швейно-шорная мастерская.
Наш политрук - Коля маленький - проводит беседы и читки газет. Сергей и Надя снова открывают свою походную бухгалтерию. Федя все грозится начать свою вступительно-напутственную беседу, но ...?
Сумбуров, на каждой станции выбегает за продовольствием, и чем ближе к югу, тем все больше приносит "вкусненького".
Кука с "Конькой" вводят все новые усовершенствования в свои рюкзаки: всякие там петли, шнуровки и пр. и пр.
Ну, а я, конечно, познакомилась с военным из соседнего купе.
Так вот - и едем. все приближаясь к югу, к горам, к первому пункту нашего путешествия - к гор. Грозному.

8.VIII.39.

Утром, еще спросонья выглядываю в окно, вглядываюсь - никак, в самом деле горы! Действительно, в тумане вырисовывается Пятигорье, - значит уже проехали Минеральные Воды.
Новичка Лебеденка все тыкают в окно: "Коля, смотри, смотри, ведь это же ГОРЫ". Но Коля ворчит и отмахивается - "Не верю. Не может быть. И никаких гор тут нету - одна степь".
Действительно, снова начинается степь и к тому - же дождь и Коля, конечно: "Вот так ЮГ !".
В вагоне, случайно, среди пассажиров знакомимся с 2-я местными - молодыми учителями, которые в составе целой группы едут в турне по С.С.С.Р. Один из них оказывается братом Богдана из Хамхи (Ингушетия).
Они уже были кое-где, самолетом перелетели из Баку в Орджоникидзе, теперь поедут в Москву. Ингушетия и самолет! Передаем поклоны брату.
Проехали Хынкальское ущелье. Показались нефтяные вышки - Грознефть.

г. Грозный.
Выгрузились! Сергей считает тыкая всех пальцем - "один, два ... четыре Коли, две девы, Федор, я ... итого восемь". Пересчитывает вещи - на этот раз потерь нет - все на месте.
Разузнав о местоположении Турбазы - погружаемся с трудом (у каждого килограмм по 30, если не больше), в Грозненский трамвай.
База оказалась пуста от туристов и ст. инструктор ТЭУ тов. Вейль, принял нас очень приветливо. Наскоро разместившись - несемся в баню - отмывать дорожную грязь.
Баня оказалась мировая - в Ленинграде таких нет. Но увы, в этой бане случилось первое Лебеденкино несчастье - поскользнувшись на мокрых плитках пола - он свернул себе ногу.
Все в страшном огорчении - выход в горы откладывается. Наш эскулап - Надя, вновь, через год, приступает к своим лекарским обязанностям.
Перевязав Колину ногу (компрессы и проч.), она строго на строго приковывает его к постели.
Мы же, остальные семь, вечером, как и уговорились заранее, отправляемся с тов. Вейлем и директором дома, в прогулку по городу и в городской парк.

Чудесный, чистый городок, со своими многочисленными новыми, красивыми зданиями, асфальтовыми мостовыми, садами и бульварами - оставил у нас самое лучшее впечатление, и так сказать - доставляет приятное разочарование - т.к. Федор, напророчил нам как раз обратное. При Советской Власти - города меняют свой облик сказочно быстро; в бытность здесь Федора - это была пыльная и грязная станица.
Очень довольный нашим искренним восторгом. Вейль расходился, рассказывая уже всевозможные истории и анекдоты и собственные свои приключения.
В городском парке, усевшись в уютном уголке, среди зелени, напротив эффектно освещенной скульптурной группы - Ленина и Сталина, Вейль рассказывает нам о законах и обычаях той страны, которую мы направляемся изучать, дает всевозможные советы и напутствия, учит правилам Чеченского этикета. Рассказывает о своеобразном обычае "мигалок".

Мне и Наде, внушает быть "поскромнее", держаться в сторонке, среди женщин, не вмешиваться в разговор мужчин. На это - мы с Надей конечно, недовольно фыркаем, ребята - же злорадствуют. ребятам - же внушается - всячески следить и оберегать безопасность "дев".
На базу возвращаемся под дождем. Бедный Лебеденок и два громадных арбуза ждут не дождутся нашего возвращения.
Отдаем должное последним - и - спать. Ребята спят в большой комнате - в "хлеву", мы же с Надей направляемся в свой чистенький и уютный апартамент.

9.VIII.39. г. Грозный.

Утренний поход на базар. Душ во дворе учреждения - пиш-барышни - скандализированы. "Хлев" в Турбазе и моя тщетная приборка. Последние покупки. Смотр вещам - строгий отбор ненужного - и отправка обратной посылки.
Поход в столовую и в краеведческий музей.
Окончательная консультация по маршруту у Вейля. Рекомендация старого, опытного проводника Джантимира и Итум-Кали. Финансовые предостережения. Словарь нужных слов. "Окончательный" (-ли?) маршрут: Шатой, Итум-Кали, с/ков Майсты (Пога, Тут), обратный крюк, с/сов Хильдехарой до границы с Тушетией; Через Тушетию на Пшавию и на Тионеты.

Договариваемся, что 27-ого - 28-ого будем телеграфировать из Тионет о благополучном окончании похода - в противном случае, по прошествии еще 3-х дней Вейль начнет поиски группы, т.к. Чечня, все же не совсем безопасна.
Наш больной поправился и выход назначен на завтра.
Вечером Вейль заходит снова и беседа затягивается за полночь.
Наконец расходимся.

ЗАВТРА ВЫХОД !

на фото - автор дневника Наташа Уствольская 1939
  
#2 | Анатолий »» | 21.10.2019 23:18
  
0

2-ой день похода. 11.VIII.39. Шатой - Хаз-Бьюзинг.

В 9.00 - все на ногах. Чудное, росистое утро. Пока разводится костер, я с Сумбуровым, вызываемся сбегать на соседний хутор за молоком.
Быстро взбегаем наверх, звеня пустыми котелками. "Шур, ю"?
Но "шур" - продается не особенно охотно. Коля долго торгуется, но приходится, все-таки отдать по 3 р. за котелок!
Осторожно ползем вниз, стараясь не разливать драгоценных капель.

После завтрака "треугольник" отправляется в Шатой, на предмет транспорта и пропадает там.
Мы же все, спускаемся к Аргуну - купаться. Вода зверски холодна, мутна и пахнет серой, но ах! Какое наслаждение - окунуться в эти кипучие воды.
После купания старательно надраиваем у ручья свои котелки - чтобы быть совсем готовыми к отъезду.
Но т.к. ни машины, ни нашей троицы нет, то пара Коль тоже отправляется в селенье захватив с собой сетки - там ведь сегодня базарный день.
Сумбур и Надя садятся рисовать, я - иду бродить по строительной площадке.

Группа рабочих, сидящих в прохладе около "водопроводной" бочки, окликают "барышню" и я надолго задерживаюсь с ними, рассказывая о последних газетных сообщениях, о известиях из за границы и особенно много - сельхоз. выставке. Получается импровизированный политчас.
Потом старший плотник, усатый добряк - дядя Митрий - таинственно отзывает меня в сторону и, бережно разворачивая маленький узелок, показывает несколько блестящих как руда, тяжелых камешков.
Я вижу, что дяде Мите, очень хочется, чтобы находка его оказалась ценным геологическим открытием, но, увы, я мало смыслю в камнях и обещаю ему свести его с нашим "ученым мужем" - Федей.

Время идет и машины все нет. Я тоже забираю краски и отправляюсь на вершину плато - рисовать. Устраиваюсь там в тени Кизиловых деревцев с изрядным запасом ягод. Вид отсюда открывается прелестный - видно слияние Аргуна с небольшим притоком, и путь его дальше в ущелье, из которого мы пришли. на той стороне - на высоком обрыве - расположился Шатой, со своими черепичными кровлями, садами. тополями и полуразрушенными стенами старой, гарнизонной крепости.
Строительная площадка, как на ладони - вон наши палатки, далее фундаменты будущей столовой, временный барак, основное здание турбазы; за ним - немного выше - нарядное здание будущего клуба. Видно, что плотники вложили в это дело много любви и по своему украшают здание резьбой по его карнизам и аркам. Наверное это мой приятель - дядя Митрий.

Уже кончаю свой рисунок, когда уединение мое нарушается веселым и резвым стадом коз.
Они ужасно любопытны, и суют морды прямо в мои краски.
Едва они исчезают с поля моего зрения, ловко карабкаясь по кручам вниз - как новое явление, группа не менее любопытных подростков из Шатоя.
Все рассаживаются, конечно, вокруг "художника", и начинается своеобразная беседа. Впрочем, мы быстро находим "особый" общий язык. Они - рассказывают о своей школе, занятиях; я о Ленинграде и Москве, о туризме и туристах. Так как у одного из них есть пандор - я прошу его проиграть, что он охотно выполняет. Хотя мой рисунок давно окончен, я с удовольствием сижу с ними слушая его игру.
Но, чу - свисток.
Прощаюсь с мальчиками и скатываюсь к нашим, с горы. Ребята вернулись ни с чем (т.е. с арбузами и помидорами, но без машины). Сергей остался в Шатое, чтобы ее не пропустить. Нам с Сумбуром, тоже хочется посмотреть поближе на Шатой и мы отправляемся "на помощь" Сергею.

Базар в Шатое все еще оживлен и живописен, хотя разъезд уже начался.
Купив еще арбуз и тщетно проискав Сергея, идем осматривать это красивое и богатое селение. Здесь есть много новых, современных зданий, особенно обращает на себя внимание, - гордость Шатоя - новая, благоустроенная больница. Фасад ее импонирует местным жителям своей парадностью, но мы, фотографируем его, как отрицательный пример непонимания "национальной архитектуры".

Над Шатоем господствуют развалины старой, гарнизонной крепости. Невысокая стена ее, с зубцами и бойницами - наполовину разрушена. Смотришь на них и невольно удивляешься - неужели, могли они быть когда-то серьезной угрозой, для непокорных царизму туземцев?
Почтенные, старые ворота, ведут во внутренний участок, заросший и запущенный. Внутри его еще стена, с такими же зубцами и воротами. В этом втором дворе находились казармы, склады и прочие службы. Они сохранились и до сих пор, но значительно перестроены. Немного обособленно, стоит "усадебка" начальника гарнизона. Небольшой домик в роще громадных разросшихся тополей. Такой стариной пахнуло на нас здесь, при виде этого скромного домика, стены и открывающейся отсюда панорамы на ущелье, на Хаз-Бьюзинг и на дальние, синие хребты. В таком - вот домике мог жить добрейший Максим Максимович, томиться в неволе Бэла.
Берет досада, что мы не захватили сюда альбомов и вообще потеряли столько времени зря, можно было бы здесь и порисовать и пообмерять.
Так и не найдя Сергея, возвращаемся назад, но вскоре, по нашим горячим следам приходит и он: машины нет, на завтра - также неизвестно, зато - с утра поедет на Итум-Кале, почтовая линейка, которая и может нас захватить.

Снова разбираем свои манатки - уже 5 часов, пора подумать и об обеде.
Кука дает мне урок зажигания костра. Сумбуров и Назарка рисуют на обрыве. После обеда, к ним присоединяюсь и я, но сумерки наступают быстро, рисунок приходится бросить.
Вечером к нашему камельку пристраиваются и рабочие. Приходит и дядя Митя со своим камнем - я рекомендую его Федору.
На своем любимом месте, на обрыве, одиноко и гордо, виднеется фигура старика сторожа. Удивительно красив, на фоне темного и дикого ландшафта, этот горный орел. Жаль, что он не говорит по русски. Когда я просила его рассказать о башне (бау - баунушки), виднеющейся вдали, на той стороне Аргуна - глаза его вспыхнули и лицо оживилось. Видно что он знает кое что о этой башне, о связанных с нею легендах и охотно бы рассказал, но по чеченски.
Вечер проводим у костра. Кто поет, кто дремлет; Федя пишет свой архи-дневник.
Ночь проходит спокойно.

3-ий день похода. 12.VIII.39. Шатой - Итум-Кале - пешком 30 км.

На утро, рано вскочив, выкупались в Аргуне, быстро укладываемся в ожидании линейки, которая не заставляет себя ждать.
В 9.00, гостеприимными хозяевами, дядей Митей и сторожем, снимаемся с лагеря.
И снова - Кукино, "Спасибо этому дому - идем к другому".
После крупного спора с возницей - рюкзаки дескать очень тяжелы, погружаем их все же на линейку, а заодно и Надю, рядом с каким-то разговорчивым милицейским чином.
Через некоторое время, видим уже, что они там, на линейке так подружились, что даже поменялись головными уборами: Надя важно сидит в милицейской фуражке, он же, в Надиной, белой ингушской шляпе.

Дорога между Шатоем и Итум-Кале (бывшее укрепление Евдокимовское), исключительно красива. Аргун ревет и беснуется в своем каменном, узком как труба, русле. Дорога узкой лентой вьется между стеной скалы и пропастью, на дне которой, далеко внизу кипит и пенится Аргун. Местами в скале виднеется мрамор. Иногда, ущелье как бы раскрывается, принимая в себя бурные, падающие откуда-то сверху, ручьи.
Так как очень жарко - то мы всюду пьем и поливаем друг друга студеной водой. В одном месте на том берегу, из щели в скале выбивается целый каскад и с шумом падает в Аргун.
Но вот и на нашей стороне водопад, выбивший себе в скале вертикальное жерло. С грохотом, падает вода в глубокую воронку, образуя здесь маленькое, все время кипящее озерцо.
Немного задерживаемся здесь, поджидая Назарку, который умудрился где-то потерять свой турецкий нож и вернулся назад в надежде его найти.
Но ножа конечно и след простыл. Подвода, идет теперь все время под гору - догонять ее довольно трудно - пыхтим.

Второй привал, в сравнительно широкой долине, недалеко от села, над которым высится очень красивая башня - "с коронкой".
Здесь, под громадным и развесистым грецким орехом - бьет фонтан. Надя раздает хлеб и конфеты, арбузы тоже, конечно идут в ход.
Дальше, на перекрестке 2-х ущелий, дорога наша сворачивает вправо.
На той стороне, виднеется еще башня, выстроенная прямо в громадной полу пещере - в скале. Уму непостижимо, как можно было попасть туда, т.к. Аргун здесь особенно бурен и стремителен.
В другом месте дороги - интересна скала со вкрапленными в нее, громадными, каменными ядрами.
И вдруг необыкновенная для нас, но характерная для здешних нравов сценка: видимо переселенцы. Впереди идет "он" статный и сильный, ведя под уздцы коня, нагруженного подушками. А на несколько шагов сзади - некое подобие женщины; согнувшись так, что идет почти на четвереньках, она тащит на себе - комод! Большой и тяжелый резной комод!

Наконец ущелье начинает раскрываться - видна широкая долина, окруженная многочисленными хребтами. В противоположность Шатою, здесь почти нет растительности на горах - склоны их однообразно травянисты или скалисты.
Здесь кончалась раньше, так называемая "Военно - чеченская дорога", приведя к последнему, самому дальнему укреплению - крепости Евдокимовской; дальше в горы царские войска уже не рисковали углубляться.
Селение Итум-Кале привольно раскинулось по обеим сторонам Аргуна. Ближе к нам виднеются новые постройки - это школа, больница, аптека, кооператив. Все они довольно однообразны - длинные белые бараки крытые черепицей.

На той стороне, на холме, виднеется самая старая часть селения - хутор "Покилчи". Сакли, сложенные из камней без раствора, лепятся одна к другой. Здесь сохранился дом с башней, в котором останавливался Шамиль. Внизу у ручья, расположилась мечеть - каменное здание с высокой деревянной башней.
За Аргуном и ручьем - находится самое селенье - все в фруктовых садах и тополях. Домов почти не видно за садами и высокими, каменными оградами. Здания общественного назначения - грузинского типа: с большими деревянными галереями и балконами, арки которых, сплошь покрыты замысловатой резьбой.
Здесь имеются торговые ряды, милиция и почта.
Наша линейка, ссадив нас в новом поселке во дворе школы, укатила на ту сторону. 1 час 30 мин. пополудни.

Двор школы очень оживлен - происходит какое-то собрание. Как выяснилось позже - это был последний день работы большой педагогической конференции всего горного района Чечни.
Надя и Назарка, пришедшие сюда раньше всех (в конце дороги на линейку сел, стерший себе ногу, Сергей), уже успели кое о чем поразнюхать, и полны всяких дипломатических соображений! Ситуация - действительно довольно сложная. Туристам здесь как будто не очень-то рады, а знаменитый Джантимир - не в духе и идти с нами не хочет.
Не смотря на то, что нам предложили остановиться на ночевку в аптеке, или у молодого врача - Бориса Ивановича, мы решаем разбить лагерь тут же, во дворе школы. Пока мы хлопочем, появляется один из местных педагогов, предлагая свои услуги в качестве проводника.

Не говорим ему ни да ни нет, так как тут же подходит и Джантимир. Высокий и сухой, с проницательными серыми глазами и очень живой, старик этот, заводит речь издалека. Рассказывает о различных группах и о обиде своей на последнюю (не заплатили), о вариантах дальнейшего пути и пр., и пр. В беседе выясняется, что в 26-26-ом году, он был проводником у Надиного отца, когда тот исследовал гидроэнергетические возможности этого района.
Мы - ли ему понравились, сыграло - ли роль знакомство его с Надиным отцом, но он говорит нам, что ежели старший врач отпустит его (он работает дезинфектором при больнице),он пойдет с нами.
Пора устраивать лагерь, тем более, что погода хмурится. Сергей и Кука уходят к главному врачу, мы же разбираемся с вещами.

В это время две молодые девушки - чеченки, обнявшись, немного застенчиво приближаются к нам, и одна из них очень хорошенькая, в розовом платье с простой и гладкой прической, начинает беседу. Мы же засыпаем ее вопросами.
Непсе Аткаевой, как и ее подруге, 18 лет. Они окончили только - что педагогическое училище в Серноводске и приехали на конференцию, чтобы здесь получить работу в одном из горских районов Чечни.
Женщины, да еще такие молоденькие, и учительницами в горном ауле! Для Чечни сегодняшнего дня это необыкновенно и смело. Но Непсе спокойно и бодро смотрит на свою будущую работу. Она комсомолка, любит свою страну, родные горы, она уверена в себе, в том, что она внесет с собою свет.
Пора готовить обед и я с Надей, забрав продукты, уходим стряпать в больничную кухню. Ребята спешно устанавливают палатки, так как дождь усиливается.
А Федя! Федя пропал! Маленькая смелая Непсе ранила его в самое сердце.
Прижав руки к левому боку, и театрально воздев глаза к дождливому небу, он никому не помогает, не пишет даже своего дневника, только повторяет -"Это - ОНА!".

Между тем, страшный ливень обрушивается на Итум-Кале и на пару наших палаток - первое дождевое крещение!
А у нас на кухне, тепло и уютно, стряпня идет весело. Ребят вызывают сюда, на обед, посменно. Они являются в своих новых шикарных плащах и босые - всем весело и забавно.
Извести от главврача, однако, мало утешительны. Он уперся и проводника нашего не отпускает. Ситуация осложняется еще и тем, что на кухню нашу, откуда-то просачивается слух, будто, вышедшая отсюда накануне группа туристов, - вернулась назад ограбленная.
Ergo - без верного проводника, ответственного за полное наше благополучие, выходить нельзя.

Вечером перебираемся в свои две палатки (поставить маленькую так и не успели). Рассевшись в две "шеренги", "впритирку", в одной из них - (в другой - вещи), заводим песни, собираясь распить чайку и "раздавить" последний арбуз, как вдруг, является гость - Джантимир. Мы гостям всегда рады - ужавшись еще, приглашаем его к "столу".
На улице, по прежнему шпарит дождь, дно палатки - надулось - под ним лужа, но в палатке весело, сухо и светло от люстры (свеча в консервной коробке).
Вот и новые гости! Местные деятели Районо, пришедшие пригласить нас перебраться в интернат. мы и их, конечно, тоже, приглашаем к своему "самовару" - в тесноте, да не в обиде. Перебираться в такой темноте, с вещами и под дождем, не имеет смысла. Откладываем это до завтра.
Но "девы" принимают приглашение Джантимира переночевать в его сакле, на горе - и вот уже, в темноте, освещая путь моим фонариком, шлепаем неизвестно куда, за своим будущим проводником.

У Джантимира есть и еще гости - двое молодых чеченцев, заехавших к нему откуда-то издалека. Любезный хозяин, несмотря на наши протесты, потчует нас каким-то вкусным блюдом из жареной баранины и чаем.
Один из гостей говорит по русски, другой молча сидит в углу. Оживленная беседа затягивается заполночь.
Наконец, устроившись в боковой комнатке на большой пуховой кровати, мы с Надюшей обмениваемся впечатлениями сегодняшнего, такого наполненного, дня. Припоминаем, конечно. наши прошлогодние приключения, экзотические ночевки, когда мы бывали также только вдвоем.
Но на этот раз, чувствуя над собой кров верный и гостеприимный, засыпаем безмятежно, без обычных предосторожностей.
Дождь по прежнему льет, поливает наши палатки. Выдержат ли они? Как-то там ребята - неужели промокнут?

Продолжение следует
  
#3 | Анатолий »» | 21.10.2019 23:20
  
0



6-ой день похода.
15.VIII.39. Итум-Кале - дер. Хахачу. 35 км.

Чистое и свежее утро обещает хороший день.
Завтракаем в дорогу - плотно. Наново укладываем рюкзаки: часть вещей и все продукты идут на вьюк. Проводник что-то опаздывает - тревожимся: "Неужели опять неудача?".
Но вот и он - со всей своей ишачьей семьей - ишак-мама - резвое, не без хитрости и лукавства, существо, флегматичный, но упрямый ишак-папа и маленький веселый ишаченок.

Ребята с Абдул-Кадиром, снова идут в Райсовет, ставить печать на договор и возвращаются оттуда взволнованные. Рассказывают, перебивая друг друга, что во дворе милиции лежит, убитый сегодня ночью, бандит - глава знаменитой шайки; что весь двор наполнен милиционерами, увешанными всевозможным оружием, патронами и гранатами - участники ночной облавы.

Абдул-Кадир тоже взволнован этим происшествием, но считает его хорошим предзнаменование и торопит в путь.
Провожающие столпились во дворе - тут и Джантимир, и рыжий сторож, и стряпуха Булат, и приятель мой - Хабибула.

Мы фотографируем их, раздаются последние слова привета - "Селям Алейкум" и Кукино непременное: "Спасибо этому дому ..." и вот снова - рюкзаки на плечах (теперь надолго!), палки стучат по каменистому грунту - в путь!

Дорога приходит сквозь селение и идет сперва левым берегом Аргуна. Пройдя километра три, натыкаемся на какую-то разлившуюся от дождей речку —приходится разуться и переходить вброд.
Тем временем, ишак мама удирает вперед, ну совсем, как наша Надя, догоняем ее чуть не бегом.
Проходим мимо интересных кладбищ. Селения редки и расположены где-то далеко, на горах, почти в облаках. Это характерно для горной Чечни, и отличает ее, от родственной ей Ингушетии.

В этом сказывается воинственный дух чеченцев. Постоянные войны, которые вели сперва их тейны друг с другом, а после война с русскими завоевателями, заставили народ этот, селиться так высоко, вне проезжих дорог. Недаром, все почти селения горной Чечни имеют названия, оканчивающиеся на "-хой" - что значит, в переводе - сторожевой пост или пикет.

У небольших хуторков и кошей, Абдул-Кадир непременно делает остановки, и ведет с хозяевами их длинные и таинственные беседы - по видимому агитирует за заем. С нами он необычайно жизнерадостен и шутлив, - то и дело сыплет разными шутками и прибаутками, подбадривая своих ослов.
"Вы куда идете" кричит он нам, догоняя, сверкая своими белыми зубами.
"Итум-Кале идем!" Так-де задорно кричим мы, указывая в противоположную сторону.

Километрах в 10 от Итум-Кале, недалеко от небольшого хуторка - натыкаемся на группу чеченцев, свежующих только что убитого барана.
Завхоз Надя, распоряжается - купить мяса и Абдул-Кадир вступает в длинные переговоры, в результате которых мы покупаем у них 2 кило баранины, но каких два кило! - полтуши - по крайней мере! Так что, всю остальную дорогу, наш Абдул не перестает радоваться, как ловко он обдул незадачливых продавцов.
После хуторка, дорога через изящный высокий деревянный мостик, переходит на другой берег. Ущелье становится все уже, горы все лесистее. Тропа наша. то поднимается на скалы, то спускается совсем к воде.

Две горы сошлись над Аргуном, образуя как бы ворота, в пролете беснуется сдавленная каменными громадами река. Вот место, самой природой устроенное для засады. Вероятно, так они здесь с незапамятных времен и было; и Абдул-Кадир, не доходя до самих "ворот", указывает нам на небольшой полянке старый, но могучий дуб, с которым связана зловещая примета: если неосторожный путник сорвет листок с этого дуба, или, случайно, листок упадет на него сам, - смерть застигнет его еще до захода солнца.

Сумбурка, конечно, моментально "возжелал" - сорвать заколдованный листок, но Абдул-Кадир - ловко подскочив отстраняет его руку. Суеверие это живо до сих пор.

Вскоре после опасного ущелья - снова переходим на левый берег. Здесь, в Аргун впадает речка Цилуой-наху, - в ущелье которой расположен Хельдехаройский сельсовет. В конце этого ущелья - начинается тропа в Тушетию.
Если не удастся перейти через перевал Мойсы-Чамгой - мы вернемся снова к этой речке. направляясь в Хильдбхарой, а затем - и в Тушетию.
С этих пор - это стало нашей постоянной поговоркой.

В 3 часа дня, перед началом подъема - устраиваем привал, хотя и без горячего обеда, но зато с купанием. Прощаемся с водами Аргуна. Река эта долго еще будет маячить перед нами, служа нам верным путеводителем, но вниз, к водам ее, мы уже больше не спустимся.

Первый подъем не велик, но довольно тяжел, так как солнце печет и душно - парит. Подъем кончается у заброшенного селения "Старый Пежой". Полуразрушенные башни жилого типа (gala) и одна сторожевая, приютились под громадным, обросшим мхом камнем - валуном. Сколько веков висит он, над старым селением, всем своим видом грозя - "вот-вот, сорвусь".

Дальше тропинка наша поднимается совсем незаметно, траверсируя склон, однако дышится здесь, все легче. Кругом простираются роскошные луга -в высокой изумрудно траве пестреют непривычно крупные и яркие цветы, прячется крупная и спелая земляника, которую мы жадно поедаем. В лиственных рощах краснеют спелые грозди рябины - любители находятся и на нее.
Вершины скрыты от глаз бесконечными караванами больших но легких, белых облаков.
Вид на долину Аргуна прекрасен. Вдруг все оживляется - внизу, на той стороне ущелья виден замок. Три башни, как три сестры, венчают гребень высокой, крутой скалы, над самым Аргуном. Как жаль, что мы не на той стороне! Башни эти напоминают сказочные "Воунушки" Ингушетии.

"Кир-Баунушки" - говорит Абдул-Кадир, говорит Абдул-Кадир, указывая на замок и рассказывает своеобразное предание - "историю" этих мест.

"... Давно. Знаешь? Так давно, когда на тех местах, где сейчас Шатой и Итум-Кале, стояла большая вода. Большие озера - как море.
И реки, были, знаешь? Не такие как, как сейчас - большие и текли они не так низко.
Видели скалы, там внизу - круглые? Это они промыты рекою - так высоко текла вода. А на всех горах стоял лес, высокий и дремучий лес, и в нем жили звери - много диковинных, чудных зверей, не таких как сейчас, - больших!
Люди жили в лесах, били зверей, собирали мед и воевали: тейпы воевали с тейпами. А далеко, за здешними горами, за снежной цепью, на море -была богатая страна. Там жили другие люди - греки. Знаешь?

Греки были богатый, воинственный и сильный народ и со всех жителей гор собирали дань. Горцы отдавали им красивые шкуры убитых зверей и мед.
Греки приходили сюда вдоль рек, большими караванами, и, чтобы горцы не напали на них, построили на пути своем много замков, вот таких - видишь? Как Кир-Баунушки. Замки эти охраняли греков от воинственных жителей гор.
Теперь их мало осталось - разрушились, а эти три башни, еще долго будут стоять, знаешь? Мы умрем, и дети наши умрут, будет полный коммунизм, а они будут стоять.
Ты удивляешься, как их построили на таком обрыве? Тогда тут не было обрыва: вода текла высоко, а скала не была такая голая - тут был лес.
Но большие озера - утекли и вода в Аргуне спала, обрушилась скала, пропал лес ...

А теперь, ты вот спрашиваешь, как построили, когда так круто. Знаешь? построили очень просто ...".

Поворот тропы - и вот - не видно уже сказочных башен. Дорога заворачивает влево, в ущелье, миновав маленький хутор - кош, входим в лес. "Скоро ли Майсты? Уже пятый час!". "Куда ты ведешь нас, Сусанин?".
Абдул-Кадир явно смущен, однако твердит упорно: "Скоро, скоро - вот будет Нарзан, потом хутор, потом гора" и т.д.

Неожиданно начинается спуск в сырое лесистое ущелье, на дне которого немолчно звенят несколько ручьев. Не без труда переправляемся через бурлящие потоки. Вот и нарзанный источник! Новичок-Лебеденок набрасывается на Нарзан, остальные проходят дальше, не задерживаясь. Снова подъем. Усталые, голодные, прем вверх, торопясь дойти, хотя бы до обещанного хутора. Между тем начинает темнеть, поднимается туман, а лесу - не видно конца.

Крутое и узкое как коридор ущелье, по которому, вдоль звенящего ручья, вьется наша тропа - видно никогда не обогревается солнцем - лишь облака, постоянно приползают сюда, в самый жаркий день, ютясь здесь, среди сырых скал. Могучий девственный лес, опутанный лианами, заросший высоким (в человеческий рост) и пышным папоротником - простирается кругом по склонам ... и как еще далеко, кто знает?

Проводник наш, как не в чем, не бывало весело гикает на своих ослов, но поведение его, как-то сразу, всем, становится странным и подозрительным.
"Ребята, стоп! Скоро станет совсем темно, тропа опасна - ищите площадку для лагеря!".
Однако распоряжение Сергея не легко выполнить, так как склон всюду одинаково крут.
Забежавший вперед Абдул-Кадир находит площадку - но ... на самой дороге!
Припомнив все предостережения Вейля, Джантимира и др., решительно отвергаем это место для лагеря.

Наконец кто-то, кажется Сумбур, обнаруживает сравнительно пологую площадку, среди густых папоротников, в стороне от дороги.
Но - тут разгорелись дебаты - опять парламент. "Ребята, - шепчет Федор - разве вы не видите, что нас завели! Посмотрите, к этому месту сходится 12 тропинок (!), откуда к нам могут подползти!".
Мы, правда, среди всей этой тьмы, дождя и тумана, не видим ни-че-го, однако верим словам Феди.

- "Кстати, а где Абдул-Кадир ?" - "Исчез !!!"
- "Уж не к своим ли сообщникам он ушел?"
"Ну и влипли !!!"

Между тем, вещи наши только зря мокнут под дождем и Сергей распоряжается, все-де ставить лагерь.
Сразу закипела работа! Расстановка палаток, добыча дров, воды, раскладка вещей.
Мы с Надей, громадными охапками срезаем папоротник для подстилки под палатки, так как земля там вся в корягах и корнях. "Увидишь" - шепчу я Наде, в ответ на ее подозрения - завтра утром - мы будем здорово смеяться над всем этим".

Появился и Абдул-Кадир. Свое исчезновение он объясняет тем, что искал хутор, но что, по-видимому он брошен, так как никто не откликается на его свистки.

Палатки расставлены. Правда, только две, так как в маленькой сложены все рюкзаки. и все запрятано в чаще.
"Жрец огня" - Кука, разводит костер. Увы ... тщетно! Собранные нами отсыревшие щепки, не желают разгораться под дождем - напрасно мы все, коллективно, дуем что есть сил, - ничего.
Значит ни пообедать, ни погреться и посушиться у костерка - не удастся, увы!
"И это Кавказ! Уж лучше бы мне сидеть в Валдае" Разочарованно шепчет Лебедь.

Не солоно хлебавши - устраиваемся на ночевку. По одному человеку от палатки должны будут дежурить всю ночь, меняясь через два часа.
Стреножив ишаков, разбредаемся по своим (курящей и некурящей) палаткам. Куке и Коле, первым дежурным, выданы дождевые плащи, и они остаются снаружи, пытаясь снова разжечь костер.
Не спится. Настроение у всех тревожное, слух чутко улавливает каждый шорох - тихую жвачку животных, шепот в соседней палатке, пересвистывание дежурных.
Под боком и под головой запрятано оружие: альпенштоки, топорики, ножи.

Не проходит и часу, как дежурные наши начинают проситься в палатки: Мы-де промокли, лучше уж, мы будем всю ночь сидеть в ногах палатки .... И вот, лежим, что называется "впритирочку" - ни дохнуть, ни повернуться.
Сменяются дежурные, раздаются тихие позывные свистки, снаружи папоротники шуршат под дождем.

Вдруг ... Назарка, приложив ухо к земле, шепчет:
"Ржание лошади!". Все замирают в ожидании ...
Назарка шепчет еще увереннее: "В ста метрах от нас находятся лошади!"

Наступает такая тишина, что громким стуком кажется биение собственного сердца... Но проходят минуты, а снаружи не слышно ничего. Миновало.

Снова тянется и тянется эта бесконечная, бессонная ночь, изредка свистят дежурные, окликая соседнюю палатку, изредка - по команде, переворачиваемся на другой бок.

"КТО ИДЕТ !?" - голос Сергея, нарочито громкий и грозный будит всех.
Снаружи явственно слышны шаги и шум раздвигаемого папоротника.
И сразу - Абдул-Кадир, до сих пор мирно спавший, изогнувшись змеей, выскакивает из соседней палатки, обегает обе палатки кругом. "Давай, давай фонарик!" - И когда фонарик ему дают, исчезает в кустах.

И возвращается! - С ишаченком!
Посмеялись и притихли снова.

Вдруг яркое пламя освещает обе палатки!
Тревога! Моментально распахиваем полы палаток схватившись руками за "оружие".
Ярко разгоревшись, таинственно и зловеще сверкает наш костер! Кругом пусто. Щепки разгорелись наконец, так как дождь перестал.
Таким ярким маяком светит он среди окружающей тьмы, что Назарке приходится встать чтобы потушить его, что он не без труда и кряхтения и делает.

И снова тянется ночь.
Под утро, не в силах больше бороться, засыпаем тяжелым и усталым сном.

Продолжение следует
  
#4 | Анатолий »» | 23.10.2019 17:37
  
0
ДНЕВНИК ПОХОДА 1939 года по Чечне и Тушетии
7-ой день похода. 16.VIII.39. перевал Хахачу - Цекалой. 20 км.

Уже два часа, как длится подъем, а кругом все тот же буковый лес. Облако еще не оставило облюбованного им ущелья - идем в сыром и душном тумане. Бессонная ночь и отсутствие горячей пищи уже вторые сутки (Утром ограничились холодным завтраком, в расчете еще в первой половине дня дойти до Майстов) - дают себя знать. Все едва ползут, сзади всех я, впереди же, подгоняя ишаков - наша неутомимая Надя.
Вдруг маленькое происшествие останавливает весь караван, рассмешив всех до коликов в желудке: Ишачиха наградила Надю таким фонтаном .......!

Кроме папоротников - весь лес густо зарос малинником. Малина - крупная, сочная, сладкая - одним словом - объедение. Все это. конечно, с жадностью поедается нами - раздается только хруст веток и челюстей.
Наконец - впереди замелькали солнечные пятна - и вот, уже, раскрывается перед нами, величественная картина, залитого солнцем громадного цирка перед горою Ха-Хачу. Скалистая вершина горы, изрытая глубокими впадинами, с застрявшими в них ледниками, откуда струятся серебренные нити ручьев, - растворилась в какой-то заоблачной, прозрачной синеве.
Весь цирк представляет собою, как бы огромную чашу воронки, горлышком которой является то узкое ущелье, из которого вышли только что мы.
Кругом простираются изумительные ковры альпийских лугов; кое-где виднеются на них пестрые точечки - баранта или табуны.
Высоко на склоне виднеется тот хутор, к которому так стремились мы дойти вчера. И до хутора, и до перевала, еще ух - страшно подумать - как далеко!

Начинается самая мучительная часть пути. Воздух этого, скрытого от всех ветров цирка, настоян неумолимыми лучами полуденного солнца, горячими струями исходящего от нагретых скал, напоен парами облаков, моментально растворяющихся при выходе из букового ущелья.
Надя, стремясь поскорее отмыться, лезет по склону прямо в лоб - вверх, к ручью. А мы, дураки, тоже за ней. Только ослы наши, следуя неоспоримой горной аксиоме, что ломанная линия всегда короче прямой, невозмутимо и важно шествуют по бесконечным серпантинам тропы.
Быстро выдохшись на крутом, обоженном солнцем склоне, на котором только что Лебедь убил маленькую змейку-медянку, мы представляем, вероятно, жалкое зрелище для обитателей хутора, с любопытством и нетерпением, ожидающих нас наверху ... и вот, неожиданно, две проворные девчушки, ловко, как козы прыгая по склону, сбегают навстречу нам, приносят свежей ключевой воды и, решительно забрав у меня с Надей рюкзаки и даже палки, снова ловко карабкаются наверх.
Наконец все мы собираемся около гостеприимного хутора, где уже ждет на и Абнул-Кадир со своими ишаками.

Хозяин хутора Ха-хачу представляет нам свою семью: бабушку, жену старую и жену молодую, сына и дочерей от первой жены.
Молодая жена его, красавица горянка Сан-дират, с тонким станом и узким, выразительным личиком, приковывает к себе, невольно, все взоры. Ей всего только 17 лет и замужем она только два месяца.
Федя и Сабурка, конечно, сразу же начинают вздыхать и строить планы похищения горной красавицы, настоящей лермонтовской Бэлы.
Остальные девочки тоже очень красивы, особенно старшая из них, с густыми, сросшимися бровями, ласковая и услужливая Сабилла.
Видно редко приходится видеть людей этим высокогорным хуторянам и они наперебой стараются нам услужить. Целый котел холодного и свежего айрана с жадностью уничтожен нами. Дед Хведор - конфетный зав - оделяет всех женщин и ребятишек сладким содержимым своего мешочка.
Лебедь торжественно достает какую-то бутылку - Витамин С! - и старательно отсчитывая капли, выдает всем порцию этого чудодейственного снадобья.

Уже полчаса отдыхаем мы у гостеприимных хуторян - пора и в путь.
"По ко-о-ням !" раздается команда и все снова вскидывают рюкзаки на свои усталые плечи. Трогательное прощание и ... "Снова вдаль бредет усталый караван!".
Впрочем, тропа теперь уже не так крута. Миновал источник с чудесной водой, понемногу огибаем склон и вступаем в тенистую березовую рощу.
И наконец, поднимаемся на первую западную точку перевала. Волшебный вид на долину Аргуна раскрывается отсюда.
Все пространство внизу заполнено колыхающимися, ослепительно белыми волнами облаков. Кое-где из них выступают острые пики, вершины гор. Вдали, сам как облако, как мираж, сияет Казбек.
Кое-где, сквозь прорывы в облаках, виднеется узкая лента Аргуна ..., и ребята, скорее угадывают, чем видят, там внизу селение Басхой - крайнюю, восточную точку нашего прошлогоднего маршрута.
Таки образом, хотя только зрительно, мы замкнули прошлогодний круг.

Перевал Ха-Хачу состоит из двух перевальных точек. Тропа их соединяющая, траверсирует склон, заросший типичным северным леском: береза, ольха, черника. Только цветы ярче и крупнее.
Со второго южного перевала открывается вид еще более грандиозный.
Внизу - полускрытая облаками бездна ущелья, перед нами - за ущельем, встает стена большого Кавказского хребта с красавицей Тебулос-мта, или по чеченски - Дакакорт, в центре этого горного ландшафта.
Прилепившиеся к склонам, курящиеся из всех ущелий грозовые облака скрывают от нас очертания хребта; лишь кое-где, обнажаются то суровые скалы, то склон, заросший хвойным лесом, то вечные снега неприступной красавицы Декакорт.
Далеко внизу, и как кажется отсюда - на самом краю бездны, виднеется нечто вроде муравьиной кучки, но с типичной башней в центре ее - это селение Цекалой сельсовета Майсты.
Вот они, желанная цель! Немного отдохнув у небольшого источника, начинаем спуск.
Цепочка сразу же расстраивается и ишаки наши остаются далеко позади.
Впереди всех - дикими скачками - летит Сабурка, опираясь на свою длинную бамбуковую палку. Фука, Назарка и я лихо катимся по осыпям, страхуясь альпенштоками. Сергей солидно и медленно из-за своей стертой ноги, обходит все зигзаги тропы. Внизу уже заметили нас - группа собравшихся на верхней площадке селения все растет.
Вот он - Цекалой!

Селение будто выросло из одной скалы. Строения его однообразны, сложены из одного и того же грубого камня без раствора. Только башня, с ее типичной пирамидальной кровлей, выдается своим стройным и строгим силуэтом.
Меж домами змеятся узкие и крутые проулки, переходящие в площадки - дворы; все они вымощены крупными и плоскими плитами. Такими же плитами покрыты и кровли.
Сразу за селением начинается довольно крутой обрыв, усиленный еще и подпорной стенкой: врагам не легко было подойти сюда снизу.
Над селением, на плоском выступе скалы разместилась небольшая, окруженная полуразрушенной невысокой оградой площадка. В центре ее сохранились развалины небольшого храмика, типичного для Ингушетии и Чечни.
А далеко внизу, в километрах трех от Цекалоя, внимание наше приковывают какие-то развалины - это мертвый город Фарскалой.

На верхней площадке селения мы и делаем остановку, знакомясь с встретившими нас очень приветливо, местными жителями.
Ребятишки сгорая от любопытства тесным кольцом окружают наш караван, какие-то степенные чеченцы вступают в беседу с Сергеем.
Появляется еще один переводчик. Где видели мы уже эту физиономию? Ба! Да это же Умаев, учитель из Майстов, первым нанимавшийся к нам в проводники.
Сопровождаемые толпой любопытных, двигаемся по узким улочкам Цекалоя к сельсовету, как вдруг внимание наше останавливает странное зрелище:
У одного из домов, в невысокой, выдолбленной из камня колоде. сидит грязное, все в лохмотьях существо - полумумия, полутруп, старуха - древняя как замшелые камни ее окружающие.
Чеченцы окружают ее каким-то боязливым почтением, и с гордостью, как одну из своих главных достопримечательностей (еще бы 125 лет!). показывают ее нам, просят сфотографировать это страшилище.
Чеченская сивилла что-то шамкает, тупо поводя глазами, и мы спешим покинуть страшную старуху.

Председатель сельсовета, гостеприимно предоставляет нам единственную комнатку своего учреждения, и мы, уж было располагаемся в ней совсем по свойски, когда появляется секретарь сельсовета - молодой еще, светлоглазый и белокурый человек и настоятельно просит перебраться под его кров.
Во время этого переселения случается второе Лебеденкино "грехопадение".
Поскользнувшись в своих морозках на гладких плитках двора, он падает на спину, и топорик, прикрепленный сзади на его поясе, так еще недавно старательно отточенный, прорезав кобуру, вонзается в его спину!
Надя только ахает! Таких сложных хирургических случаев не было еще в ее давней медицинской практике.
В чистой и сравнительно светлой кунакской Цекалойского секретаря спешно организуем перевязочный пункт.
Колькина спина спешно заливается календулой и накрепко перевязывается. А к хирургу Наде, сразу же протягивается несколько босых ног, покрытых многочисленными мозолями, потертостями, ссадинами.
Окно и дверь кунацкой густо облеплены любопытными, глазеющими на это невиданное для них зрелище.

Однако все голодны. Пора отдать должное нашей знаменитой 2-х килограммовой баранине. Великая честь - приготовить из нее достойное блюдо, увы ... выпадает на меня!
Получив у Нади, необходимую при моей малой опытности, консультацию, я начинаю, форменным образом, "священнодействовать". Еще бы! Момент ответственный: все женщины Цекалоя собрались у секретарского очага смотреть - как русские готовят пищу.
Напустив на себя вид крайне самоуверенный, начиная свой показательный сеанс с тщательной мойки (всегда бы так!) всей посуды.
Сам секретарь сельсовета нарубает мне мясо своим (замечательной работы - не иначе, как Кубачи) кинжалом. Это занятие считается в Чечне мужским.
Но зато, отнюдь не мужским занятием является чистка картофеля, за которую, к великому удивлению цекалойцев, я засадила наших ребят.
В маленьком помещении тесно и дымно, однако выйти, "дохнуть", нет никакой возможности: стоит только повернуться спиной, как грязные пальцы любознательных туземок погружаются в котел и выловив там что-нибудь - долго и старательно обсасываются.
Но вот - и жирная похлебка и "рагу" и "кове" - готовы. В кунацкой организуется обед - пир. Приглашен и гостеприимный секретарь. Наконец - после 2-х голодных дней, желудки наши получают полное удовлетворение.

Между тем, на галерейке перед кунацкой собрались местные "больные", так как по селению пронесся слух о чудодейственных способностях нашей Нади. Бедняжка! Весь дальнейший путь по Чечне ей придется иметь дело с этими навязчивыми "больными".
С мало понятными причитаниями о каких-то таинственных болях, протягиваются к ней всевозможные раны, язвы и опухоли на неописуемо грязных телах.
Надя роется в своей знаменитой "аптечке". Увы! Запас ее весьма ограничен! Среди многочисленных, но употребляемых нами мало пузырьков, так мало йода (любимого лекарства всех туземцев) и спасительной каландулы. Наш чудо-врач решает так: отказать нельзя никому, но по настоящему лечить только серьезные случаи, а остальные ...?
Тут начинается сценка из "Хирургии". Ах так? Лечить так лечить! Главное - чтобы это было безвредно. И вот - наша эскулапша, смело и уверенно, с видом не допускающим никаких сомнений, который она так умеет на себя напускать, достает из своей полосатой аптечки какие-то снадобья.
- У тебя боли? В голове, в животе, в спине - зараз? Вот тебе порошочек с содой. Принимать по солнцу так-то и так!
- А у тебя порезы? Нужен йод? Кожа вокруг пореза смазывается чем-то коричневым. Но почему такой странный запах? А! Это ведь Иноземцева капли!
- Засохшая язва? Из тюбика выползает колбаска какой-то белой мази и растирается на ноге. Это чудное лекарство оказывается зубной пастой "Одентоль"...
Да простят нам бедные чеченские "больные" этот наш маленький обман. Что же было делать? Путь наш еще далек и небезопасен. Помощи ждать негде. Запас аптечке очень и очень ограничен.
Авторитет-же наш необходимо поддержать.

У Абдул-Кадира тоже большой прием. Чувствуется что он пользуется здесь большим уважением, почти командует.
Пользуясь тем, что мы все равно по чеченски не понимаем, он принимает своих визитеров тут же. Разговоры их носят иногда бурный, но в большинстве случаев явно секретный характер. Неужели так таинственны могут быть дела его подписки?
Наконец он возвращается к нам и с места в карьер приступает к делу: в виду того, что, как он туманно намекает нам, у него есть одно "Большое дело", он не может возвращаться обратным путем.
Абдул вносит новый вариант в намеченный маршрут: он предлагает нам разделить группу.
Через перевал одного из отрогов Декакорта, непроходимый для вьючных животных, пойдет он сам с тремя самыми сильными ребятами и с облегченным грузом. Таким путем они должны выйти на селения Чамгой и затем - Хангихой, Хильдехоройского сельсовета.
Остальная часть группы пойдет по вьючной тропе до поворота на Хильдехарой, доставит ишаков в родное селенье Абдула - Саканхой, а затем доберется до Хангихоя для встречи с первой группой.
Тут же предлагает он кандидатов на первый, более интересный, но и более трудный маршрут: трех из наших Коль - самых здоровых из ребят. Видно, что для них предложение это не является новостью - Абдул успел уже с ними об этом переговорить.

В кунацкой разгораются дебаты. Заседание "парламента" на этот раз очень бурно.
Сергей также ставит свою кандидатуру на этот маршрут, а в самый разгар спора, Надя, неожиданно для всех, делает "ход конем" и предлагает также и свою.
Часа два длится этот горячий спор, так и так переворачивается карта, приводятся всякие доводы и резоны - иногда довольно лицемерные, иногда явно провокационные. Наконец решаем прибегнуть к "прямому и тайному" голосованию. Результат конечно ясен. Большинство проголосовало за вариант предложенный Абдулом. Три Кольки - альпиниста пойдут к Декакорту завтра же. Встреча назначается на 20-е, в Хангихое.

За вечернем чаем сообщаем наше решение Абдул-Кадиру, не принимавшему участия в "парламенте" и он тут же знакомит нас с Абдул-Кадиром Љ2, молоденьким учителем из с/сов. Хильдехарой, рекомендуемой для второй группы в качестве проводника.
Наш Абдул очень весел и оживлен. Одобрительно похлопывая ребят по спине и подмигивая "девам", он, несколько таинственно, сообщает, что вечером, может статься, всех нас пригласят на вечеринку - на знаменитые "мигалки".
"Будем там за барышнями ухаживать!" - то и дело восклицает он, сияя своей белозубой улыбкой, и тут же рассказывает чеченскую поговорку: "Знаешь? Когда быка убивали, бог сказал ему: - Скажи свое последнее желание - я исполню его. - И бык ответил: - Когда меня убьют и шкуру мою сдерут, пусть шкуру эту над коровой повесят".
"Вот так и я скажу, когда умирать буду!" - заключает Абдул-Кадир, заливаясь своим заразительным смехом.
Между тем вечереет. Пора устраивать ночлег.
"Вы ложитесь себе, а я вам сказку расскажу. Если за нами человек придет, тогда, кто хочет, пойдет со мной на вечеринку.

Вскоре в кунацкой наступает тишина. На разложенных по всему полу войлоках и циновках, в привольных позах, вытянув уставшие члены, раскинулись тела.
Керосиновая лампочка тускло освещает помещение, а за окошком - звезды, ясные и яркие, озаряют окрестные горы. Среди причудливых снежных хребтов сияет белая шапка красавицы Декахорт, сбросившей с себя, наконец, покровы, окутывавших ее днем облаков. Таинственно сверкает она под светом звезд.
"Ни один человек не может взойти на Декахорт, а почему, знаешь?" - начинает свою сказку Абдул-Кадир. ...

продолжение следует.
  
#5 | Анатолий »» | 23.10.2019 17:38 | ответ на: #4 ( Анатолий ) »»
  
0
Вечер 7-го дня похода.
16.VIII.39. Цекалой.

"Видели вы большую гору над Аргуном, когда подходили к Шатою?
Давно, давно, жили на этой вершине три красивые барышни - три сестры. Были они, как бы это сказать? Как святые. И хотя люди и знали о красоте, никто не смел подняться к ним, на эту гору.
Но в ту пору, жил в Чечне знаменитый богатырь Сок-Солса, про которого, в народе нашем сложено много и сказок, и песен.
У Солсы был конь - в один миг мог он перепрыгнуть с одной горы на другую, а где ударил он о камень копытом, там выступала вода.
Каждое утро пускал Солса коня своего пастись на Воронхойскую гору, но с закатом, конь всегда сходил с Тусхаройской горы. Тогда Солса пошел посмотреть, что там, на горе и увидел у вершины источник с хорошей водой.
Сел он тогда на своего коня и объехал на нем всю гору вокруг - сверху вниз. Где ударял конь копытом, там выступал источник с такой же водой. И с тех пор, там, вокруг всей горы бьют хорошие ключи. ...".

..."Абдул-Кадир, а как же три барышни?" - нарушает паузу, наступившую после рассказа, нетерпеливый Сумбурка.
..."Знаю! Ты тоже любишь красивых барышень, - смеется Абдул, - только тех барышень не увидеть никому! ... Вот и богатырь Сок-Солса тоже решил подняться на ту гору и увидеть красавиц. Оседлал он своего могучего коня и поехал в гору.
Увидели гордые барышни, что он совсем близко и стали просить бога, чтобы он спас их от богатыря.
Бог услышал их просьбу: налетел сильный западный ветер, поднял барышень выше туч и понес их на самую высокую гору - на ледяную вершину Декахорт.
С тех пор и живут там гордые барышни, а западный ветер сторожит их покой.
И никто не может взойти на Декарорт, - ветер поднимает бурю и метелью

... Один человек из Тушетии, решил подняться на вершину - он шел долго, дошел до ледяных полей, но вдруг поднялся такой сильный ветер, что поднял его на воздух и понес ... и сбросил в родном доме этого человека, в Тушетии, у самого порога, и ... знаешь? Человек этот был уже мертв!"
"А три барышни и сейчас живут на Декахорте?"
- "Их теперь не три. а две: одна барышня умерла. Почему, знаешь? Когда уносил их западный ветер от богатыря Сок-Солсы - увидела она его и полюбила. Но с вершины Декахорт, она сойти уже не могла и умерла с тоски о нем".

Фантазия Сумбурки сразу разгорелась: "Если не нынче, то в будущем году, но я непременно поднимусь к тем барышням, на Декахорт".
Мы просим Абдул-Кадира рассказать нам еще что-нибудь. Тот, как всегда. за словом в карман не полезет. Пробормотав что-то про себя, он говорит:
"Когда мы вчера к нарзану шли, вы слышали как чабан внизу кричал, а ему с горы, из аула отвечали? Так долго, громко кричали, вроде как пели. Есть песни такие - нарочно так сложены, чтобы их далеко слышно было. Поет человек, высоко на горе, а его совсем в другом месте - в ущелье слышат, и узнают по песне, что ему надо.
А раньше- у людей дудки такие были - вроде зурны, на них можно было так сыграть, что, кто эти знаки знал, то понимал, а кто не знал - тот думал, что это просто чабан стада собирает.

... Один человек из Хангихоя пас на горе своих овец и коз, и, вдруг, увидел отряд Дагестанцев.
Узнав врагов, он стал играть на зурне так, что в селении поняли и ответили ему тоже на зурне:
-"Загони стада свои в пещеру, а сам обмани Дагестанцев. пока мы приготовим оружие!"
Тогда чабан стал кричать врагам:
"Моя мать была из Дагестана, из вашего селения. Я хочу вас угостить. Идите ко мне в пещеру. я буду резать барана, устрою пир!"
Они поверили и пришли, чабан стал резать барана, а в это время люди его аула, взяли оружие и пошли к пещере, напасть на врагов!
Вдруг ... случилось чудо: раздался гром, затряслась земля, скала поднялась и упала, закрыла вход из пещеры.
И никто не мог отвалить эту скалу, чтобы опять открыть вход. Все люди и овцы погибли там.
Но осталась от входа маленькая щелка; чабан вставил в эту щелку свою дудку и стал играть своим: "Собаки мои едят моих овец, овцы мои едят мою обувь и мой серебренный пояс, бараны мои едят мои ноги".
Песню эту и до сих пор поют в народе. А еще, он тогда кричал своим: "Желтые овцы раньше всех подохли, потом погибли и черные овцы. Дольше всех без еды могут серые овцы".
И теперь, в этих местах разводят только серых овец. Вы тут пойдете в Хангихой, увидите сами.
И пещеру ту можете посмотреть - до сих пор в ней лежит много костей людей и животных.

Наступает тишина. Ночь. Кое-кто уже похрапывает.
"Ребята, а помните, вчера как мы сдрейфовали!" Все смеются, вспомнив вчерашние, ночные страхи. Абдул становится серьезным и говорит: "И я испугался вчера, когда закричал Сергей. Мне бояться надо было больше чем вам, у меня здесь враги есть. знаешь!".

Раздается тихий стук - в дверь заглядывает чья-то голова в мохнатой шапке. Абдул что-то шепчет ему по чеченски, затем ступая плавно и неслышно, как могут ходить одни только горцы - выходит за ним. чтобы пропасть почти на всю ночь. Некоторое время мы еще обсуждаем все виденное и слышанное сегодня, но больше всего интересует нас наш проводник: "Парень себе на уме! У него тут какие-то дела, непохожие на подписку займа!".
"Просто, вечно шуры-муры водит с здешними девушками" - высказывает предположение Сумбурка, но все накидываются на него.
"А мне, все-таки, он подозрителен - говорит Федя, - это он неспроста нашу группу разбивает! Ребятам надо быть все время на чеку ....".
Феде тоже возражают горячо. Абдул сумел завоевать наше доверие даже уважение, особенно после смелого его поступка, когда он один, безоружный, прошлой ночью выскочил из палатки, а ведь по его словам, он рисковал больше чем мы.
"Ну, а осторожность, все же никогда не мешает - береженого и бог бережет".
Обещанные мигалки, так и не состоялись и скоро мирный сон воцаряется в кунацкой.


.
  
#6 | Анатолий »» | 24.10.2019 19:46
  
0

8-ой день похода. 17.VIII.39. Цекалой - Фарскалой - Цекалой - 6 км.
Цекалой - Фарскалой - Туга - 23 км.

Ясное и свежее утро. Узкое ущелье наше, еще в тени, но снеговые хребты озарены лучами раннего солнца. На фоне безоблачного неба сияет гордая вершина Декакорт - три барышни улыбаются там среди неприступных льдов.
Неужели, действительно никто не всходил до сих пор на эту гору? Высота ее не так велика - 4507 м.
В 6 утра всех нас разбудил Абдул. Его группа должна выйти сегодня, пораньше. чтобы успеть осмотреть Фарскалой, подняться в Погу, а затем и в Тугу. В Туге сегодня происходит какой-то национальный праздник.
"Пиво и араки пить будем! Барана есть будем! А на утро выйдем в горы, на перевал!".
Остающаяся группа должна будет работать сегодня, кто в Фарскалое, кто здесь, и на следующее утро тоже выйти на перевал - только обратно: на Ха-хачу.

Ребята делят продукты и вещи. "Альпинистам" выделяется minimum - самое необходимое, чтобы, как можно больше их облегчить. Даже палатки они не берут с собой.
Надя готовит сытный завтрак, кроме того, заставляет каждого проглотить по 3 сырых яйца.
Сергей дает последние инструкции. Старшим и ответственным за группу назначается Кука. С него берется обещание не предпринимать никаких необдуманных шагов, не делать попыток ни на какие "восхождения", укрощать Сумбурку, одержимого мыслью о подъеме на Декакорт.
Остающиеся бросают жребий, кому идти вниз. В первую очередь - до обеда - в Фарскалой пойдут Сергей, Федя и я, во вторую - Лебедь и Надя.
Сборы окончены. Фотографируемся полной группой. "По КО-ЛЯМ!" Рюкзаки взваливаются на плечи 3-х Коль. "Спасибо этому дому, идем к другому" - не забывает, конечно, сказать Кука.
"Далека ты, путь, дорожка..." - запеваю я.

Спуск к мертвому городу Фарски идет узкой тропинкой круто вниз, сперва - скудными полями цекалойцев, затем - сухим и выжженным склоном среди небольших осыпей и скал.
Абдул развлекает всех своими нескончаемыми шутками и прибаутками.
За одним из поворотов тропы, таинственный мертвый город открывается перед нами, как на ладони.
Зубцы стен его полуразрушенных башен сливаются с мрачною скалою. на которой, на которой, когда-то, так грозно высились они над бездной ущелья Майстрой-Нахк.


Но вот и мы спустились к знаменитому мертвому городу. Сразу же внимание наше привлекает целый городок оригинальных могильников, расположенных на склоне горы, несколько выше города.
Таких мы не видели в Ингушетии - стране башен и склепов. Все могильники - 2-х ярусные. Низ замурован, но если заглянуть в лаз - там видно много костей и даже скелеты. Верх перекрыт стрельчатым сводом с открытой передней аркой. Это поминальная, о чем говорят и каменные скамейки у стен. Рядом с каждым могильником выстроено небольшое простое святилище.
Ниже могильников Абдул показывает нам остатки храма. По его словам, храм был подземный. Поискав среди камней, он находит большую плоскую плиту и приподняв ее показывает нам подземный ход. К сожалению этот ход завален камнями.
Дальше узкая перемычка между двумя обрывами ведет на скалу на которой террасами расположен город. Все здесь напоминает нам "Муцо". Совершенно тот же тип планировки, только в Муцо он,пожалуй, чище. Тропа наша, ведет однако, мимо, вниз, проходя между остатками крепостных стен и пропастью, на которой катит свои бурные струи неумолчный ледниковый ручей. Тут же Абдул рассказывает, что в Фарскале не было своего источника, за водой посылали караван с бурдюками, в которые набирали воды для всего селения.
А во время осады, когда истощался запас воды, жители сбрасывали по крутому откосу в ручей большой клубок шерсти. Вода впитывалась в шерсть, клубок наматывали снова и выжимали воду из него в чаны.
Тропинка наша доходит, наконец до ручья и ... "Вот настал момент разлуки"....
Наши отважные "альпинисты" рвутся в путь, Нас же ждет работа на руинах Фарски.
Крепкие рукопожатия, уходящие перепрыгивают через ручей и скоро скрываются из глаз.

А мы обращаемся, наконец, к своим "струментам" - рулетке, альбомам, краскам.
Дед Хведор, наш Ученый Муж, высмотрев горизонтальную площадку над самой Фарскалойской скалой, указывает, что с нее надо начинать планировку города-замка.
На площадке этой, а также под нею, у ручья и внизу - вдоль тропинки, также расположено много могильников. Некоторые из них украшены такой же стрельчатой аркой, как и верхние, другие - просто полуподземные склепы. На этом берегу потока виднеются также могильники со стрельчатой аркой.
Подъем от тропинки к строениям самого города далеко не легок и не безопасен. В некоторых местах не мешало бы употребить приемы скальной техники.
Давно уже местное население, убедившись, что все подлежащее разграблению уже разграблено, не посещает развалины Фарскалоя; туристы здесь редки, да и те, спеша, проходят мимо по тропе; археологи еще не успели сюда добраться.
Обрывистые склоны скалы, считавшейся когда-то неприступной, теперь сплошь заросли какими-то колючими кустами, цветущим терновником. проложенные здесь когда-то тропинки давно уже обрушились, размылись, заросли кустарником и травой.
Как сказочный замок мертвой царевны высятся над нами покинутые и разрушенные башни Фарксалоя.

С трудом забираемся наверх и тут, оглядевшись, убеждаемся, что город состоит из замков-крепостей, выстроенных, как на островках, на отдельных зубьях скалы. Если и были, когда-то между ними связующие ходы или мостки, то теперь они давно разрушены и город непроходим.
Для ускорения работы решаем разделиться: каждый берет себе для работы отдельный комплекс строений.
Ребята снова лезут вниз, чтобы снова вскарабкаться к какому-либо другому замку.
Я остаюсь одна среди молчаливых стен, замшелых камней, цветущих кустов. Обмеряю большую и довольно хорошо сохранившуюся жилую дом-башню. В просторном центральном помещении этого дома растет теперь громадное развесистое дерево. Ветви его как шатром покрывают стены, заменяя развалившуюся кровлю. В том месте, где дом примыкал непосредственно к скале, сохранились небольшие комнатки, расположенные на разных уровнях (в два этажа).
За домом - скала - огромными наклонными пластами поднимается вверх и заканчивается большим камнем, повисшим над бездной.
Карабкаюсь туда на четвереньках (благо никто не видит) чтобы снять планировку строений, расположенных ниже и сделать привязку к следующему "островку".
Какое-то, почти осязаемое чувство одиночества, непередаваемое ощущение огромности окружающего пространства, охватывает меня сразу. на этом большом, сером и замшелом камне —немом свидетеле прошедших веков, на этом куске гранита - бесконечно малой частице величественной природы его окружающей.
И камень становится сразу таким маленьким и невесомым. Начинает казаться, что мы с ним парим над головокружительной бездной, подступающей к нам, охватывающей со всех сторон.
Так осязаемо реально это чувство, что мне приходится на несколько секунд закрыть глаза, чтобы придти немного в себя.
Подо мною и впереди виднеются развалины замков Фарскалоя, ниже чернеют глубокие ущелья, на дне которых с шумом несут свои бурные воды речка Майстой-нахк и Цекалойский ручей, впадающей в нее. И за всем этим вздымается покрытая лесами, с обнажившимися кое-где гранитными обрывами грандиозная стена Главного (?) хребта. Зубчатый силуэт ее вершин рисуется высоко над головою, над гирляндами облаков, облепивших все склоны.

"Кавказ подо мною. Один, в вышине Стою под снегами ..."

Бывают минуты незабываемо - прекрасные, проведенные в молчании, когда человек и природа, как бы составляют одно целое ...
Не удерживаюсь, чтобы не сделать несколько набросков, увы таких убогих по сравнению с величием природы, и с трудом слезаю вниз, чтобы присоединиться к ребятам.
Федя впал в настоящий экстаз, он лазает по самым головокружительным кручам, занося все уголки на свою "бандуру".
Сергей деловито фотографирует все вокруг, начиная от мельчайших орнаментов на камне, до общей панорамы окрестных гор.
Увлеченные работой, мы спохватываемся только к 4-м часам дня. Нас ведь ждут!
С болью отрываемся от работы и, спешно собрав свои манатки, спускаемся на тропу.
Обмер интереснейшего могильного городка таки не сделали - поручим это следующей партии.
Подъем, увы - не спуск. Тропинка оказывается очень крутой. Ползем вверх, собирая опавшую с придорожных деревцев алычу и кислые груши, а, заодно, и большой букет крупных синих колокольчиков.
"Дома", однако, никого не обнаруживаем.
На свистки наши объявляется, наконец, Надя. Лебедь же торчит где-то наверху и так увлечен своей акварелью, что даже не отзывается.
Оказывается, что они также еще не обедали, зато поработали на славу: сделали планировку селения, обмер храма, жилого дома и несколько хороших рисунков.

Как и вчера, пока я вожусь у очага с обедом, в сакле собирается много женщин. Они все о чем то хихикают и переглядываются и, наконец, через переводчика Умаева, заводят со мной следующий "деловой" разговор: "У тебя есть муж?" - "Есть" - "И здесь? Который?" - "Он ушел сегодня утром в горы". (Надо сказать, что мы условились, во избежание возможных ухаживаний и излишних осложнений, выдавать Сумбурку за моего, а Сергея - за Надиного мужа).
"А у вас есть мужчины холостые?" - "Есть" - говорю я, не сообразив в чем дело.
"Вот тот, красивый, не женат?" спрашивают они о Феде. И даже узнав, что он женат, говорят - "Ничего! Наверное жена у него старая. пусть здесь выбирает себе еще жену".
Мне приходится объяснять, что у русских запрещено многоженство и т.д. и т.д.
"Кто же из ваших холостой?" начинают снова допытываться горские невесты, и узнав, что худенький, в очках (Лебеденок), решают, по-видимому, что сойдет и такой, и очкастый, и переводчик передает мне: "Передай ему, что у нас много барышень, очень хороших, может любую выбирать".
Я передаю, конечно, ребятам этот разговор. Лебедь смущен, а Федор довольно ухмыляется.
"Вот условность красоты - начинает он свои рассуждения - вы с Надей ничего не понимаете! Для вас я заросший, плешивый дед, а для горских красавиц - жених первый сорт! Даже бородавка не мешает!"
Наконец, Коля и Надя уходят в мертвый город. А у дверей нашей кунацкой, снова собирается целая толпа любопытных, жалобщиков и "больных".
Удивительный народ! В то время, как женщины их день деньской возятся у своих очагов и на скотных дворах, то и дело спускаются к источнику со своими красивыми, но тяжелыми кувшинами или носят откуда-то огромные вязанки хвороста, мужчины - праздны и ленивы.
Сидя где-нибудь на приступочке, они неторопливо беседуют, что-то жуют, покуривают, обстругивая хворостинки своими воинственными кинжалами.
Мы представляем для них зрелище невиданное и являемся неисчерпаемым источником для их ленивых наблюдений и бесцеремонных замечаний.

Особенно досаждает нам некий Зелим-хан, или, как мы его прозвали "Зеликман". Молодой еще парень, заросший, неопрятный, одетый в неописуемо грязный бешмет и какую-то мохнатую шапчонку, он с утра надоедал Наде с какой-то своей язвой, теперь-де, с наивной бесцеремонностью снова заходит в кунацкую и, усевшись, ноги накрест, на порог двери, намерен, по всей видимости, часами отсиживать здесь, наблюдая своими широко раскрытыми, наивными глазами за всеми нашими движениями.
Сергей, которому все это давно надоело, решает вступить с "Зеликманом" в "поучительную" беседу. Снова приглашается все тот же переводчик - Умаев. Скоро вокруг нас собирается целый кружок. Сережа горячо изобличает Зелим-хана в ничегонеделанье, праздности, лени, грязи. "Стыдно! Такому молодому здоровому парню самому работать надо, а не глазеть, как трудятся женщины, да поплевывать в потолок! Ведь ты, посмотри на себя, и сильный, и ловкий, мог бы в десять раз лучше их работать" - старается он немного подольстить Зелиму. Он рассказывает ему о других городах, о столицах, о других людях, о Арктике и о Черном море, о нашей работе в городе и здесь, в горах.
"Всюду можешь поехать, если заработаешь денег. Парень ты холостой, значит не связан ни с чем. Чего тебе весь свой век просидеть в этой дыре? Чтобы хорошо работать. надо учиться. Стыдно быть неграмотным, когда везде, кругом, столько школ!".
Долго длится эта поучительная беседа. Хотя Сережа обращается главным образом к Зелиму, агитация его равно относится и ко всему, обступившему их кружку. Зелим, не отрывая от Сергея своих круглых и глупых глаз улыбается, и с готовностью кивает на все его слова. Одобрительно кивают и окружающие.
Западет ли хоть одно зернышко в эти темные головы?
"Баста! Мы все говорим. а сами, как чеченцы, еще ничего не сделали до темноты!"

И Серега с Федей, демонстрируя перед собравшимися, что они не гнушаются даже такой, чисто женской работы, как мытье посуды, забирают все наши котелки, и уходят, гремя ими к источнику за горой.
Темнеет. Прислонившись к столбику галереи поджидаю наших, вглядываюсь в синеющую даль.
Вот показались две бегущие фигуры. Они! Запыхавшиеся и взволнованные, перебивая друг друга на полуслове, Коля и Надя рассказывают, что они... ""Уфф! Вышли из Фарскалоя, и только начали потихоньку подниматься ... Уфф.. Как вдруг ... снизу кто-то гонится за нами .... Я говорю - Коля, бежим! ... Уфф ... тут уж мы понеслись, а сзади ... слышим крики, ругань, свист! Уфф ...".
Оба они, изнеможенные, валятся в кунацкой на циновки. Проходит минут десять и к нам в кунацкую вваливаются не менее запыхавшиеся и утирающие платками потные лица, какие-то чеченцы.
"Не они ли только что сюда пришли? - Да? Ну и быстро они ходят, недаром вы все туристы!
Мы спускались из Тоги, хотели догнать, да где уж, не смогли. Ну и быстроходы!"
Мы втихомолку посмеиваемся над "быстроходами". Пришедшие передают нам привет от наших "альпинистов". Они видели их в Тоги. Знакомимся.
Вот и новые люди Чечни: один из пришедших - высокий и черноглазый оказывается землемером из Итум-Кале; другой, блондин - молоденьким учителем из Туги. Энергичный молодой землемер весело рассказывает нам о проведенной им за сегодняшний день работе. Ее, видно, было не мало - он обмерял пахотные участки селений Пога и Туга. Знаем мы эти нагорные "пахотные" участки. Завтра утром он собирается выезжать обратно в Итум-Кале и предлагает нам выйти вместе. Мы охотно соглашаемся, втайне надеясь попользоваться его лошадью при подъеме на перевал.
Учитель рассказывает нам о своей школе в Туге: "Ребята учатся охотно, - говорит он, но вот учебников и бумаги не хватает!"
К нам в кунацкую приходят все новые посетители, с ними и наш новый молоденький проводник.

Тем временем мы начинаем тревожиться - где же наши судомойки? Что они моют в такой темноте, уж не провалились ли куда-нибудь?
На наши призывные свистки не слышно никакого ответа, и землемер с учителем, тоже вдруг забеспокоившись, уходят искать ребят.
Вскоре раздается успокоительный звон наших котелков и манерок. Нашлись.
Не хочется уходить с галерейки в кунацкую. Красота ночи пленяет всех.
Фантастический силуэт аула с его стройной центральной башней четко чернеет на фоне залитых серебренных светом ночи величавых гор.
Где-то далеко внизу немолчно звенит река.
"На холмах Грузии лежит ночная мгла, шумит Арагва подо мною..."
Молча, но внимательно, попыхивая самокрутками, слушают собравшиеся на галерейке чеченцы, так неожиданно прозвучавшую здесь мелодию Чайковского.

(продолжение следует)


.
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
 
© climbing.ru 2012 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
Экстремальный портал VVV.RU ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU