Десятилетними шагами через альпинизм. Из воспоминаний Ицковича Юрия (серия статей)



Предложение главного редактора написать очерк о своих юбилейных восхождениях 10-ти, 20-ти, 30-ти летней давности и еще более ранних я принял, как возможность вспомнить и рассказать о своих альпинистских впечатлениях за прошедшую жизнь. Нет сомнений в том, что мой рассказ будет отражать лишь субъективный взгляд на альпинизм из своего личного опыта, и потому не будет иметь сколько-нибудь существенного значения в объективном плане. Но несколько таких рассказов, собранных вместе, вполне могут создать живую историю альпинизма, возможно, в контексте жизни всей страны.

Начинаю с 1944 года. Мне 7 лет, и об альпинизме не имею ни малейшего понятия. Но я уже прожил со своим братом-близнецом Владимиром счастливые детские годы перед войной. Прекрасная иллюстрация того времени – фотография «Трудный был день» .





Трудный был день


Мы уже пережили блокадную Ленинградскую зиму с убивающим всех голодом и полной дистрофией на грани смерти. Уже наша героическая маманя, Милитина Константиновна Кириллова, превозмогая полуобморочную слабость, довезла нас и обессилившего отца поочередно на санках к эвакопункту. Затем ночью на машинах мы ехали под бомбежкой через Ладогу в Кобону и дальше через Жихарево в тыл, в Челябинск. Там наши родственники, тетя Сина (Евфросиния) и дядя Даня (Даниил) нас слегка подкормили, подлечили и проводили в конечное место эвакуации – Совхоз «15 лет Октября» в Курганской области.

Именно там, в 1944 году я впервые ушел из дома в лес без спросу, лазать по деревьям к птичьим гнездам и вынимать по одному яичку с самой красивой скорлупой для коллекции. Уже после войны эту коллекцию я привез в Ленинград и подарил в школьный кабинет естествознания. А тогда в 1944 это был первый опыт самостоятельных путешествий по неведомым дремучим лесам. Родителям некогда было смотреть за нами, мы росли как дикая трава.

Летом бегали купаться на реку Миасс. Один берег был высокий и крутой, а другой – пологий и низкий. Мы жили со стороны крутого берега. Любимым занятием было: залезть на дерево на берегу, пролезть по веткам, свесившимся над водой, покачаться, повиснув на руках, и бултыхнуться с высоты в воду. Однажды я спрыгнул так в незнакомом месте и не достал ногами дна. Плавать я не умел и пошел ко дну. Испугался очень. Почувствовав ногами дно, оттолкнулся вверх, высунул голову из воды, вдохнул воздуха и снова пошел ко дну. Так продолжалось несколько раз. Я уже стал терять силы и паниковать. Хорошо, что течение было быстрым и меня постепенно вынесло на мелкое место. Пожалуй, это был первый опыт выхода из экстремальной ситуации. Считаю 1944 год прекрасной школой для последующих занятий альпинизмом и спортивным туризмом.

1954 год, уже покорена Аннапурна – первый восьмитысячник, покорен Эверест, но я об этом ничего не знаю, потому что еще не интересуюсь альпинизмом…. Нет, я не буду рассказывать конкретно про 1954, а расскажу про 50-е годы в целом. Именно тогда я увлекся спортивным туризмом. Сначала летом по путевке в невысоких горах Западного Кавказа забрался на гору Фишт, в честь которой теперь назван олимпийский стадион в Сочи. Зимой сходил на лыжах в Карелию, а потом уже пошел в серьезный лыжный поход на Кольский полуостров. Организовал поход мой брат Владимир, который среди своих друзей нашел нужное общественное снаряжение, включая топор, пилу и палатку с печкой, чтобы не околеть от мороза ночью. В походе участвовали наши друзья: Геннадий Рожков




Рожков Г


и Олег Алексеев,



Алексеев Олег
с которыми мы потом еще много раз бродили вместе и до сих пор, на исходе восьмого десятка лет от роду, собираемся для воспоминаний о прошлых приключениях.

А тогда мы наслушались всяких историй о загадочных явлениях, огненных столбах, снежных людях, белых женщинах, о чудовищном Ясоне, пугающем людей своим портретом где-то около Сейдозера, и поехали на Север.
Железнодорожная станция Нефелиновые пески встретила нас морозом и глубоким снегом. Первый перевал Юмекорр





Юмекорр



поразил своей красотой и суровостью. Отвесные стены, между которыми надо было пройти по узкой траншее шириной около метра, наводили трепет. Казалось, что сверху кто-то следит за нами и думает, не столкнуть ли вниз со стены каменный шкаф.

Каждый вечер мы выкапывали в снегу две ямы глубиной 1,5-2 метра до самой земли. В одну ставили палатку, в другой разводили костер, готовили ужин. Пилили и кололи много дров для костра и для печки в палатке. У печки дежурили поочередно всю ночь по часу. Последний дежурный готовил завтрак, по его готовности будил участников, после чего начинались сборы в дорогу. Установка лагеря и его снятие занимали много времени, да и движение по глубокому снегу было не быстрым. Мы упорно продвигались на Восток, но по запасам продуктов однажды вечером поняли, что до священного Сейдозера в этот раз не дойти.

Пришлось повернуть назад, а мечту о святых местах Русской Лапландии оставить на потом. Вся жизнь была еще впереди. И на Сейдозере я все-таки побывал позже, но серьезно заинтересовался теми местами совсем недавно в связи с новыми материалами об успехах в поисках следов Гипербореи – древнейшей цивилизации на нашей планете, но это – совсем другая история.

1964 год. На шестидесятые годы пришелся первый в моей жизни системный кризис горного туризма. Его запретили, вернее ходить по тропам и перевалам – пожалуйста, а забираться на вершины – нельзя. Нашему возмущению не было предела. Как это я, свободный человек в свободной Советской стране, и не могу взойти на понравившуюся мне вершину? Ведь это не какая-нибудь запретная зона за колючей проволокой под током! Что же теперь, гулять только вокруг да около? Это все равно, что первая брачная ночь без невесты! Этого не может быть и мы докажем это, тем более, что маршрутная книжка у нас уже оформлена в апреле, и в ней записан Эльбрус!

Мы пошли на Эльбрус. Был конец мая, начало июня. В горах еще никого не было, а в альплагерях – только инструктора готовились к началу сезона. У нас получилось всё, что задумали. Мы с братом Владимиром и ещё с двумя участниками поднялись в приют одиннадцати, где жил в качестве посетителя, сторожа и работника свободной профессии художник С. Павлов. Ему было скучно одному, и он с радостью пустил нас переночевать. В час ночи мы встали и пошли на вершину по описаниям, прочитанным в книгах. Погода была морозная, ветреная, но ясная. Кошки нормально держали на насте, но было холодно. Из-за мороза два участника остались погреться в хижине на седловине, а мы с братом шли, шли и взошли на Западную вершину Эльбруса. Восторгу нашему не было предела. Мы даже обнялись от избытка чувств. В туре оставили записку о совершении восхождения в честь запрещенного туризма.

Наше восхождение не осталось незамеченным. Утром учебная группа школы инструкторов во время тренировочного похода заметила нас на склонах Эльбруса. Была объявлена тревога, началась подготовка к спасательным работам. Правда к моменту сбора спасателей мы уже показались на спуске с горы, и тревога была отменена.

На обратном пути, по простоте душевной, зашли в альплагерь, предъявили записку с вершины и попросили отметить наше посещение в маршрутной книжке…. Что тут началось! Крики, ругань – вместо поздравлений, которых тайно, в глубине души ожидали. Такой негативной реакции не могли даже предположить. Мы, молча, стояли, глупо улыбались, не понимая, чего от нас хотят начальники лагеря. Наконец они иссякли, оставили у себя нашу маршрутную книжку и отпустили на все четыре стороны.

Когда вышли из правления на территорию лагеря, к нам подошли два грузинских инструктора, стали расспрашивать об условиях на горе, о погоде, состоянии снега и т.д. Это были Иосиф Кахиани и Михаил Хергиани. На прощание они крепко пожали нам руки, даже чуть обняли по грузинскому обычаю и пожелали удачи, а мы поняли, что настоящие спортсмены и чиновники от спорта – это не одно и то же. Осенью в Ленинграде, куда прислали нашу маршрутную книжку, меня впервые дисквалифицировали за этот наш Эльбрус, правда, как-то не сильно. На один год. Я воспользовался этим перерывом и поехал на следующий год в альплагерь. Так началась моя жизнь в альпинизме.

1974 год. Семидесятые годы – это время пика моей спортивной формы. Я уже выполнил разрядные нормативы по альпинизму, стал мастером спорта по горному туризму и утратил желание дальше набирать «очки, голы, секунды», ездить в альплагеря, тем более что молодость, казалось, уже прошла. Но горы все равно тянули к себе, особенно высокие.
Главное обстоятельство этого периода моей жизни состоит в том, что мы с братом Владимиром



Ицкович Владимир


сблизились с компанией подпольных горовосходителей. Это были известные, опытные спортсмены, которые по различным причинам не прижились в официальном альпинизме, но не представляли себе жизни без гор: Александр Дедов,



Дедов


Дмитрий Колюбакин,


Колюбакин Д


Игорь Бритаров ,


Бритаров


Евгений Завьялов,



Елена Павлицкая,



Павлицкая



Галина Горохова, Рудольф Никаноров и другие. Они, как правило, оформляли обычный туристский маршрут в горах, а попутно забирались на «свою» гору. Иногда, как Е. Завьялов, они ходили на вершины «параллельно» со знакомыми альпинистами (на пик Коммунизма с Ф.Туником, И. Виноградским и др). На свою гору они чаще всего поднимались по классическим маршрутам, потому что их интересовала гора, а не какая-нибудь стена этой горы.

После того, как нас с братом дисквалифицировали за Эльбрус, было бы странным, если бы мы не сошлись близко с этими «диссидентами». Именно в конце 1974 г. возникла идея взойти на п. Коммунизма самодеятельной туристской группой. Первая попытка состоялась в 1975 г. под руководством Д. Колюбакина при участии А. Дедова, Е. Павлицкой, Р. Никанорова и др. Предварительно, в майские праздники, мы для акклиматизации сходили на Казбек и, не желая того, проверили себя на четырех дневную выживаемость в условиях пурги без палатки, сухой одежды и еды. За эти приключения меня второй раз дисквалифицировали, но это было уже после завершения летнего сезона и совсем не страшно.

Своей цели, пика Коммунизма, мы в том году не достигли по разным обстоятельствам, но хорошо погуляли по Памирскому Фирновому плато, поднявшись на него по ребру Буревестника с последующим восхождением на пик Куйбышева.

Следующая попытка была совершена в 1977 г. с юга и закончилась трагически. На спуске погибли два участника, причем Елена Павлицкая сорвалась буквально в метре от меня. Я стоял к ней спиной, и когда повернулся, то помочь ей уже не смог, а только переломал себе ноги и череп при попытке оказать помощь. И хотя в тот год мы взошли на вершину, но утраты от этого легче не стали. Примерно год после этого я залечивал раны и на серьезные восхождения больше не ходил.

1984 год. После окончания спортивной карьеры я пристроился играющим тренером к своей боевой подруге, Елене Сукачевой, которая работала учительницей и регулярно вывозила в горы своих учеников, а я добавлял к ним своих старших детей: Марию и Владимира. Приятно было снова посетить наши любимые места: Эльбрус, Караугом и др. Было радостно, что можешь предостеречь следующее поколение от ошибок, которые совершал сам. С удивлением замечал изменения в своей психологии, отношении к окружающей действительности. Там, где в 27 лет я шел напролом, невзирая ни на какие препятствия, теперь через 20 лет стал осторожен и осмотрителен. На склонах Эльбруса мы повернули вниз от скал Пастухова из-за явных признаков надвигающейся непогоды и радовались потом крепким стенам приюта Одинадцати, защитившим нас от бури на улице. На Караугоме мы отказались от спуска из Дигории в Цей, считая его слишком сложным для нашей неподготовленной группы. В общем, ответственность за детей, которых родители доверили нам, явно помогала нам в принятии взвешенных решений.

Зато на тренировочных занятиях: на ледниках и, конечно, на скалах мы заставляли детей превозмогать себя на 200 процентов. Помню, как Елена Сукачева, командир от бога, кричала моему 12-летнему сыну, Владимиру Баранову,


Баранов В.

зависшему на трудном скальном маршруте: «Вовчик, не смей срываться! Вспомни, кто твой отец, он не простит тебя! Ты должен пролезть это!» и он лез дальше на непосильный, на самом деле для него маршрут. Может быть, именно благодаря этим тренировкам, а не только стараниями своего главного тренера Александра Дубовикова, он стал впоследствии кандидатом в мастера по альпинизму и по скалолазанию. В общем, пришедшее нам на смену поколение нравилось мне не меньше, чем уходящее. Главное, что никакого вакуума в горах не наблюдалось, и ничто не предвещало кризиса альпинизма в перестроечный период.

1994 год. Кризис, все-таки случился. Альпинистские лагеря без государственного финансирования позакрывались. Да впрочем, независимо от этого, ни о каких горах невозможно было даже подумать. Все мысли были только о том, как выжить. У нас на работе в Военно-промышленном комплексе перестали платить зарплату. Чтобы прокормить семью, включая двух младших детей: Павла и Дарью семи и пяти лет, я пошел торговать пельменями с лотка около метро. Хорошее дело, но очень холодно стоять целый день на улице практически без движения. Потом ходил мыть люстры при ремонте концертного зала дома культуры, делал любую другую работу, за которую платили. Я рад, что удалось не уволиться с основной работы, где я в качестве Главного конструктора проектировал очень интересный и перспективный радиолокационный комплекс, правда, бесплатно.

В общем, жизнь была разной, но немного пресной. Об экстремальных моментах в горах вспоминал редко, но всегда с грустью. Как раз в один из таких моментов звонит мне Олег Алексеев, тоже из ВПК, и приглашает в субботу съездить за бесплатной рыбой. Под Сосновым Бором государственные искусственные пруды, в которых разводили карпов, теперь вроде ничьи. Никто их не охраняет, приходи, открывай заслонку из пруда в ручеек и набирай рыбы голыми руками, сколько хочешь! Он уже съездил туда два раза на неделе.

Конечно, я согласился, и не я один. Но, когда мы набрали рыбы, нас окружили милиционеры с автоматами и приказали садиться в микроавтобус с вещами. Я постарался не поместиться в машину и нас под конвоем повели неизвестно куда. По дороге я чуть отстал от группы таких же, как я, ворюг, спрыгнул в придорожную канаву, заросшую кустарником, и затаился. Здесь в кустах и испытал те самые забытые экстремально-адреналиновые ощущения. Наверное, так себя чувствует заяц, за которым гонятся охотники с собаками.

Страшно – не передать словами! Внутри, где-то в животе, холодно и даже знобит. Зубы позвякивают во рту, и сердце стучит, как молоток. Выглянешь из кустов – у пруда стоит мужик с автоматом с однозначными, карающими намерениями. Больше всего страшит неизвестность. Какие намерения у милиционеров? Сколько времени они будут дежурить? В какую сторону идти к дому?

В общем, мой воровской опыт оказался недостаточным. В конце концов, при выходе из леса меня поймали, отвезли на рыбозавод, отобрали всю рыбу. Хозяева завода пригласили снова приходить в следующие выходные за рыбой, желательно с друзьями. Забирать рыбу у воров им проще, чем нанимать рабочих для ловли рыбы. Милиционеры стоят дешевле. Вот такая проза …. Все же в горах экстрим связан с более высокими порывами души!

2004 год. Все проходит, и кризис прошел, по крайней мере, его острая фаза. Многие альпинисты стали бизнесменами, организовали свои собственные фирмы в промышленном альпинизме и не только. Александр Одинцов реализует проект «Русский путь − Стены мира» Начали возрождаться альплагеря, теперь уже без помощи государства, на частной инициативе. Спрос рождает предложения. Раз есть любители гор, значит, им нужен какой-никакой сервис. Мы едем в Джантуган, потом в Уллу-тау, с младшими детьми и со старыми в прямом смысле слова друзьями.

В третий раз, через 40 лет после первого, сходил на Эльбрус. Нас трое: Игорь Шведчиков, Юрий Яковлев



Яковлев и Шведчиков

и я. Ночью мимо сгоревшего приюта одиннадцати идет толпа с налобными фонарями. Светло почти как днем. Многолюдно, как на Невском проспекте во время демонстрации. Какая поразительная разница с тем, что было тогда. В тот раз нас было четверо на всем склоне. Разительно изменились и наши чувства вместе с поведением. Мы никуда не спешим, не обращаем внимания на обгоняющих нас и отстающих. Несем чувство собственного достоинства, понимая, что 200 лет на троих донести до вершины Эльбруса – это не мало. На обратном пути, правда, я махнул рукой на свою честь и гордость, и от скал Пастухова до приюта проехал по снегу на пятой точке.

А в другой раз мы с Дмитрием Лотовым



Лотов

пошли на Виа-тау с перевала ложный Койавганауш и в ключевом месте гребня, где он уходит крутым узким лбом метров на 60 вверх, попали в пробку. Группа альпинистов преодолевала лоб поочередно со страховкой, перестегиваясь с одной веревки на другую в его середине. Надо было ждать около часа, пока освободится этот узкий лоб. Раньше пробок в горах я не встречал. Это тоже новый штрих в картине гор нового времени. Дмитрий не стал ждать. Он привязал меня репшнуром к себе и полез, траверсируя стенку по полочке вдоль гребня. А потом по стенке снова вылез на гребень, обогнав группу вместе с пробкой. Я за полчаса, пока мы преодолевали эту стенку, испытал весь диапазон чувства страха от дрожи в коленках до полного ужаса. И только на вершине немного пришел в себя.

Еще мы с Валентиной Власовой пошли по старым описаниям на простенькую вершину Тютю-Баши, и вместо простых снежных склонов, ведущих на гребень в обход жандарма, попали на непроходимый без кошек голый лед под отвесной стеной. Пришлось лезть на стену по сырому камину с пробкой наверху. Это еще страшнее. Во-первых, стена пятерочная, как считает Валентина, а во-вторых впереди нет Дмитрия Лотова. Когда я вылез на пробку над камином, был мокрый как мышь от пота и страха. А когда мы вылезли на гребень рядом с жандармом, который пытались обойти, то оказались на проторенном пути, который теперь проходит прямо через жандарм, ласково называемый Катей. Молодые альпинисты никакого другого пути себе просто не представляют…. У каждого поколения свои пути!

И главное событие 2004 года. Это гибель брата. Мы были неразлучны всю жизнь: В блокадном Ленинграде, в школе, в Военмехе, в горах. Владимир погиб на лыжных гонках. Был открытый кубок Петербурга по полиатлону на базе Прибой в Зеленогорске. Приехало много гостей. Во время разминки он бежал вверх на крутом подъеме, а гость, не знакомый с трассой, поехал вниз и, когда после поворота увидал лыжника, бегущего навстречу, то на узкой обледенелой трассе в лесу не справился с управлением. Произошло столкновение, трагическое для брата. Мне досталось жить за двоих. Уже десять лет.

2014 год. В 77 лет уже не просто ходить в горы. Последний раз я решился на такой поступок в 2011 году в Домбай под руководством Венеры Курмакаевой и не пожалел об этом, хотя и взошел просто на Софруджу. Своими глазами увидел не только Черное море и Турцию с вершины. Я увидел, как изменился альпинизм. Новые условия вдохнули в него новую жизнь. Всё держится на свободе и инициативе. Белой завистью завидую молодым восходителям, у которых всё впереди: и трудности и победы. Жаль, что невозможно вернуться на пятьдесят лет и прожить вторую жизнь в новых горах.

Но чтобы участвовать в альпинистской жизни, не обязательно самому лезть на стену. Можно изучать историю альпинизма, можно анализировать мотивы и поступки великих мастеров, можно работать в клубе альпинистов «Санкт Петербург», в редколлегии «Альпинисты Северной столицы», в Русском Географическом обществе. Чем дальше, тем больше задумываешься о вечном. В голову приходят слова, частично почерпнутые у классиков, например, у Александра Яшина:

Мне выпало родиться близнецом,
И лично уяснить в своем сознании,
Что не видать лица к лицу лицом,
Большое видится на расстоянии
Брат – лидер был среди друзей,
Нас увлекал и в спорт и на болота,
Хотел свозить нас к берегам морей
На стареньком авто с разбитым катофотом
Он помогал мне сделать уйму дел,
А я мечтал купить ему автобус,
Но он погиб, мне жаль, что не успел:
Хоть чем-нибудь порадовал его бы.
В блокадном Ленинграде наша мать
Учила нас без пищи выживать.
В тылу, в заброшенном селе потом
Мечтал: вот подрасту, срублю ей дом.
Еще в горах мы как-то шли на пик,
И вдруг сорвался близкий человек.
Я мог его спасти, но опоздал на миг,
И этот миг мне не вернуть вовек.
С тех пор прошел я тьму дорог,
Купить авто и дом срубить бы мог.
Но брата нет, маманя умерла…
Спешите делать добрые дела!






Автор: Ицкович Юрий – к.т.н., МС СССР по горному туризму, 1 разряд по альпинизму

Источник:

Комментарии (3)

Всего: 3 комментария
  
#1 | Анатолий »» | 15.11.2014 17:53
  
0

Ицкович Юрий Соломонович (23.02.1937) – инженер, окончил Ленинградский «Военмех» (1959) и СЗПИ (1961), к.т.н. (1967), работал в НИИ «Поиск» (1959 - 1971); с 1971 - в ЦНИИ «Гранит» от инженера до начальника научно-исследовательского отдела; 96 научных публикаций, 118 изобретений, главный конструктор нескольких радиолокационных комплексов.

Первое восхождение - 1956 г. (инструктора - Л. Кораблина, В. Ружевский).

Последнее восхождение - 1972. 1 разряд – 1967. Совершил 25 восхождений, в т.ч.: 5а -1. 7-тысячники: пик Коммунизма (1977). Возможно, будущий известный в свое время МС О. Шумилов косвенно дал толчок к моему увлечению горами (учились вместе в одном классе).

Параллельно с альпинизмом занимался горным туризмом: МС - 1972, инструктор - 1970. В 1977 взошел на пик Коммунизма (впервые в составе самодеятельной группы туристов). На вершину взошел с братом Владимиром (руководитель группы) с юга через л. Беляева, по ребру Некрасова, через плато пика Правды, по ЮВ гребню.

Другие спортивные пристрастия: спортивная гимнастика, легкая атлетика, тяжелая атлетика, футбол, волейбол, лыжные гонки, спортивное ориентирование, стрельба, беговые лыжи (1950-2002, квалификация от второго до первого разряда), горные лыжи.

Публикации на спортивные темы: «В плену у пропасти» (Турист, №11,1976),

«На пик Коммунизма» (Спортивный туризм, №4-5,1995); в Интернете

(mountain.ru, 1999-2002) публикации: «А был ли антагонизм?», «Из истории сложных высотных путешествий ленинградцев», «Китайский след на пике Победы», «Александр Дедов - романтик горных дорог».


Ицкович, статьи на сайте АЛЬПИНИСТЫ СЕВЕРНОЙ СТОЛИЦЫ :

АЛЬПИНИЗМ «UNDERGRAUND»

Горовосходители – солисты, герои или самоубийцы?

Китайский след на пике Победы

Горовосходители Военмеха: школа приключений

На пик Коммунизма, 1977

В ПЕРЕД И ВВЕРХ, ИЛИ НАЗАД ПОД КРЫШУ?

ВОСХОДИТЕЛИ И БЮРОКРАТЫ, ПОБЕДЫ И КОНФЛИКТЫ (1956-1972).

АЛЬПИНИЗМ И СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ


Источник:
  
#2 | Анатолий »» | 16.11.2014 15:54
  
0
ГОРОВОСХОДИТЕЛИ – СОЛИСТЫ, ГЕРОИ ИЛИ САМОУБИЙЦЫ?


Сольные восхождения? Евгений Завьялов? Месснер? Буль? Это никакое не геройство. Это похождения самоубийц с целью саморекламы» – так изложил свою точку зрения на проблему Анатолий Смирнов, допивая чай на небольшой кухоньке своей уютной квартиры во время нашей беседы о былых путешествиях в горах.

Что-то в этой мысли вызвало у меня внутренний протест. Может быть ее безапелляционность, необоснованность, отсутствие подтверждающей информации. Я стал искать информацию о Е. Завьялове. Мне долго это не удавалось. Говорили, что он уехал в Среднюю Азию и что о нем ничего не известно.

Но вот в начале 2002 г. мне в руки попал замечательный альманах, посвященный столетию Русского горного общества, «Альпинисты Северной столицы» (главный редактор Герман Андреев), в котором опубликована его совместная с Вадимом Ароновичем статья «Пик Победы в одиночку!» о Евгении. Авторам удалось найти и раскачать Завьялова , несмотря на его сопротивление, ссылки на подготовку к очередным восхождениям, занятость тренировками и т.д. Оказалось, что после отлучки в Среднюю Азию он вернулся и живет в Питере. Подробности же самого похода и восхождения на пик Победы впечатляют!


К примеру, начальный вес рюкзака составил 53 кг. Это - огромный вес для горных перевалов. Представьте себя со стандартным мешком цемента и еще трехлитровым бидоном молока на дороге с дачи домой! А еще вместо ровной дороги представьте горную тропу с камнями, осыпями, ледниками, трещинами и т. д. Я не знаю примеров, чтобы кто-нибудь носил больше!

И в то же время это бесконечно мало для экспедиции, имеющей целью покорение высотного гиганта в удаленном горном районе. Для сравнения Морис Эрцог в свою экспедицию на первый покоренный восьми тысячник Аннапурну собрал четыре с половиной тонны груза - почти на два порядка больше! Одна аптека весила более двухсот килограммов, и ее с трудом хватило, чтобы сохранить жизнь и маломальское здоровье победителям Морису Эрцогу и Луи Лашеналю после ампутации пальцев и лечения не выдержавших испытания конечностей.

А чего стоит такой факт из истории Завьялова? Район пика Победы в 1978 году был закрыт для спортивных мероприятий из-за ухудшения отношений с Китаем. Пограничники, узнав от чабанов о проникновении нарушителя в запретную зону, охотились за ним, летали на вертолете, искали его на ледниках, а ему приходилось прятаться то в ледниковой трещине, то под камнями. Как вам нравится такая игра в прятки? Ведь пограничники хорошо вооружены и керосина, не говоря уже о патронах, в 1978 году не жалели. Да и пристрелить нарушителя границы, возможного перебежчика в Китай - дело престижное. За это можно и медаль на грудь заработать!

Многим из читателей, я уверен, знакомо чувство охотника, преследующего добычу, азарт погони. А вот с другой стороны многие ли могут представить себя на месте зайца, за которым гонятся собаки с охотниками, или на месте партизана, на которого началась облава в тылу врага? Знаете ли Вы, как это страшно? Пережив однажды нечто подобное, могу сказать, что это ужасно! Внутри, где-то в животе, холодно и даже знобит. Зубы во рту позвякивают, и сердце стучит, как молоток. Можно, конечно, просто посочувствовать Евгению, и в тоже время нельзя не восхищаться его самообладанием и находчивостью.

Но вернемся к одиночным восхождениям. Анатолий Смирнов – не единственный, кто считает сольные восхождения спортом самоубийц.

Юрий Визбор в 1978 году в статье «Лучше гор – только горы!» говорил примерно то же самое: что горы не терпят одиночек, и что спортивные подвиги одиночек только подтверждают этот вывод.

Вальтер Бонатти, совершивший ряд сложнейших восхождений в одиночку, признался в своей знаменитой книге «Горы мои горы», что натерпелся несусветного страха, что замечал за собой не только странные реакции в одиночестве на горе, но даже галлюцинации, что начинал беседовать с рюкзаком, как с товарищем по связке. В конце концов, он считает, что остался в живых только потому, что сменил ледоруб на кресло президента фирмы, производящей ледорубы и снаряжение.

Рейнгольд Месснер, который первый в мире покорил все восьми тысячники, в том числе некоторые в одиночку, включая и высотный полюс земли Эверест, признался в одном из интервью, что во время восхождений непрерывно думает о смерти.

Кто они, эти люди, совершающие сольные восхождения? Герои, рыцари без страха и упрека или само утверждающиеся себялюбцы, самоубийцы, не осознающие самих себя?

Где граница между самоутверждением, само рефлексией и героизмом? Может, нет никакого геройства, а причина сольных восхождений заключена в простых словах Джона Ханта, руководителя первой успешной экспедиции на Эверест: «Мы не можем остановиться, пока горы бросают нам вызов»?

И с другой стороны, разве не совершаются героические поступки в коллективных восхождениях? Можно ли их сравнивать с поступками солистов? Если в группе случается ЧП, то в таких ситуациях, как говорится, всегда есть место подвигу. Много раз, побывав в критических ситуациях в горах, я осмелюсь утверждать, что, когда вероятность жить или умереть, как говорится "фифти–фифти", не многие могут думать о чем ни будь, кроме себя любимого и своей собственной жизни. Считаю, что человек, заботящийся о более слабых участниках восхождения в ситуации, когда возможность собственного выживания сомнительна, такой человек - уже герой.

Например, около тридцати лет назад с гребня вершины Корона в Киргизском хребте сорвался Юрий Варенов. Он пролетел около пятисот метров по скалам и упал на крутой ледник. Не было сомнений, что он погиб. Но Алим Романов решил спуститься к месту падения Юрия, хотя из-за метели внизу ничего не было видно. Алим был вынужден спускаться один. Это был очень рискованный спуск, но Алим совершил его и нашел Юрия. Тот уцелел, хотя и повредил обе ноги в коленях так, что не мог двигаться. Алим вытащил Юрия из снега, выкопал маленькую пещеру и три дня, до прихода спасателей, согревал его в пещере своей пуховкой, ухаживал за ним, борясь с непогодой. Два года потребовалось Юрию для восстановления здоровья, после чего они с Романовым совершили совместное восхождение. Нет никаких сомнений, что Алим Васильевич Романов - настоящий герой! И при этом никаких сольных восхождений!

Джефри Юнг в 1917 г., в возрасте около сорока лет потерял ногу в Альпах. Только через десять лет он возобновил восхождения и ряд из этих восхождений, совершенных в возрасте между 50 и 60 годами, стали классикой технического альпинизма, хотя, как признал сам Юнг в своих воспоминаниях, физические движения давались ему с большим трудом. Бесспорно, Юнг прожил героическую жизнь. Он стал президентом английского альпклуба и весьма значительной фигурой в альпинизме именно после того, как потерял ногу. И никаких сольных восхождений!

Так что же заслуживает большего уважения, коллективные или индивидуальные поступки, если это действительно «Поступки» с большой буквы? Нет сомнения, что в коллективе жить спокойнее, чем одному на горе. Ты всегда чувствуешь себя как бы за спиной руководителя, за спиной товарища, иногда даже и более слабого. В то же время в солисте всегда мерещится индивидуалист, если не сказать эгоист. Но что из этого следует? Всегда ли так уж плох эгоизм, особенно если это эгоизм - разумный?

Думаю, что принцип разумного эгоизма может быть полезен в любой ситуации. Необходимо внимательно прислушиваться к своему организму. Если ты перегрузишь себя до такой степени, что сам заболеешь, и кто-то должен будет тебе оказывать помощь или даже спасать, то тем самым ты подводишь всех окружающих. Ответственность за твое здоровье лежит только на тебе, на тебе лично! Без хорошей личной подготовки ты никому не сможешь помочь. Поэтому тренируйся перед горами дома, а в горах слушай свой внутренний голос, - это и есть разумный эгоизм. Жаль только, что грань между разумным эгоизмом и трусостью, так же как между самоотверженностью и авантюризмом неуловима. Для ее определения нет объективных критериев.

Так в 1970 г. в экспедиции на Хан-Тенгри при восхождении руководитель штурмовой группы Анатолий Носов заболел и был в критическом состоянии (без сознания). Начались спасательные работы. Спасатели за один день поднялись на две тысячи метров от базового лагеря, но, не дойдя до пострадавшего, выбились из сил и остановились на ночевку. Врач экспедиции Вадим Гриф , имевший физическую подготовку не лучше, чем у других спасателей, решил пробиться к больному в тот же день, во что бы то ни стало. Конечно, он считал своим долгом сделать все возможное для спасения больного. Конечно, он имел право на принятое решение. Конечно, он поступил самоотверженно. Но сил для выполнения принятого решения ему не хватило. Не дойдя сорока метров по высоте до палатки больного, он замерз на маршруте и погиб, не оказав ему помощи. А больной выжил и без помощи врача, которому не хватило фактически разумного эгоизма, или просто инстинкта самосохранения.


Это трагедия, в которой нет виновных. Но она подтверждает неуловимость границы между обоснованным риском и риском трагическим. Безрезультатность действий Вадима очевидна так же, как неприятности и трудности, которые доставил он членам экспедиции и в части тяжести спасательных работ и в части организационных выводов и дисциплинарных взысканий. Но, тем не менее, я преклоняюсь перед мужеством принятого им последнего в своей жизни решения.

Как узнать, почувствовать предел возможностей своего организма, как во время остановиться? Когда в 1968 году студент Ленинградского Политехнического института Виктор Маркелов впервые выиграл у легендарного Михаила Хергиани соревнования по скалолазанию, последний, как всегда в таких случаях, резко увеличил объем тренировок, чтобы на следующих соревнованиях вернуть себе титул сильнейшего скалолаза страны. Между ними развернулась конкуренция, в которой никто не собирался уступать. Но чтобы быстрее лазать, надо меньше времени тратить на каждое движение, на проверку надежности зацепок и правильности положения ног и рук…, а значит больше рисковать на трассе.

И вот в 1969 г. в возрасте 37 лет Михаил Хергиани погибает в Доломитовых Альпах на одном из рекордных стенных маршрутов. Официальная версия – сорвавшийся со стены камень перебил страховочную веревку. Что это? Просто трагическая случайность? Или превышение допустимого предела риска? А может опять что-то похожее на неосознанное самоубийство? Во всяком случае, ближайший, старший товарищ Михаила, Иосиф Кахиани, с сожалением писал в своих воспоминаниях, что если бы он был рядом с Михаилом, в одной связке, то выпускал бы его вверх на двойной страховке!

Но последний человек, видевший Михаила живым, его напарник по связке В. Онищенко утверждал, что даже во время своего трагического падения Михаил продолжал бороться за жизнь. Он летел, как кошка, сгруппировавшись и готовясь к непростому приземлению.

Поставленный вопрос об истоках трагедии не имеет однозначного ответа, а Михаил Хергиани навсегда останется легендой отечественного скало лазания и альпинизма, примером самоотверженности, несмотря на отсутствие в его биографии каких-либо сольных восхождений.

Все сказанное подтверждает, что и героизм и запредельные нагрузки, как говорится, "имеют место быть" не только в одиночных, но и в коллективных мероприятиях. И все же число солистов растет. С чего бы это? Понятно, что в одиночку труднее, рискованнее, а значит престижнее. Понятно, что чем быстрее идешь, тем меньше надо с собой нести груза, а значит можно идти еще быстрее. Например, если сбегать на гору за один день, то не надо нести палатку, а если ты бежишь один и не собираешься страховать сам себя, то веревка тоже не нужна. Понятно, что в большой группе всегда может оказаться «слабое звено», и естественным можно считать желание избавиться от слабых. Видимо, это можно считать одной из причин рождения солистов.

Я был бы не искренним, если бы стал доказывать, что в сольных восхождениях полностью отсутствует стремление к самоутверждению. Да и нет ничего аморального в самом инстинкте самоутверждения. Если человек проверил себя в борьбе со стихией, поверил в свои силы, стал более уверенным в разрешении житейских проблем – это чудесно. Инстинкт самоутверждения присущ практически каждому. Такова человеческая психология.

Иногда причиной рождения солистов могут быть организационные трудности, неумение или нежелание тратить время на подбор компании, создание команды. Не исключено, что причинами появления восходителей – одиночек могут быть процессы естественного распада одних коллективов и рождения новых, или процессы отторжения коллективом людей, "не таких, как все". И это тоже из области психологии.

Выделение из коллектива сильнейшей связки – двойки восходителей – это вообще дело обычное. Часто такая двойка делает рекордные восхождения

Например, Питерцы В. Шамало и Р. Крымский в 1999 г. вдвоем прошли сверхопасный маршрут на Шхару «по бутылке». Более того, Валерий Шамало и Кирилл Корабельников, начиная с 1998 года, совершили в двойке ряд сложнейших восхождений: зимних, технических, высотных, включая Хан-Тенгри и Мраморную Стену на Тянь-Шане. Казалось бы: вот они, живые герои. Ходить им и дальше вместе и удивлять всех своим мастерством. Но не тут то было. После неудачных попыток покорить Северо-восточную стену вершины Сабля на Урале Валерий Шамало (инициатор прошлых попыток) отказался участвовать в очередном штурме в апреле 2002 года, выразив неудовольствие большим количеством участников и громкой рекламой в интернете. Что это? Смена лидеров? Конфликт со спонсором Сергеем Тюльпановым, тоже бывшим классным альпинистом? Или рождение будущего солиста? Вопросы эти – чисто риторические. Ответа нет.

К слову сказать, попытка покорения Сабли на этот раз оказалась удачной. Кирилл Корабельников взял на себя роль лидера и организатора всей операции, выбрал, в качестве напарника себе Владимира Баранова и вся команда в количестве восьми человек впервые прошла стену. Маршрут назвали «Ладога» по имени фирмы-спонсора, руководимой Сергеем Тюльпановым. Участники получили серебряные медали первенства России.

Видимо основные причины появления солистов имеют психологические корни. Трудное это дело – разбираться в психологии выдающихся спортсменов, особенно солистов.

По-видимому, в становлении Р. Месснера как сольного восходителя тоже была психологическая подоплека. Скорее всего, на это повлияла гибель в 1970 году практически у него на глазах младшего брата Гюнтера и неоднозначные суждения о причинах и виновниках этой драмы, бросающие тень вины и на самого Рейнгольда.

Один из родоначальников сольных восхождений Герман Буль в 1953 году покорил в одиночку и к тому же впервые восьми тысячник Нангапарбат (точнее предвершинный гребень этой горы), когда остальные члены штурмовой группы не решились идти вверх, считая попытку безнадежной. Действительно было, от чего пребывать в нерешительности: к тому времени немцы уже имели в своем багаже несколько неудачных экспедиций, гора имела клеймо горы - убийцы, кровожадной Нанги, ее называли кладбищем немецких альпинистов, да и в экспедиции 1953 года все шло очень не просто. Герман Буль пошел вверх один, при этом он не успел за один день вернуться в штурмовой лагерь, и участники экспедиции считали, что он погиб, но он провел на горе холодную ночевку, просидев темное время на полке, и выжил вопреки здравому смыслу. Скорее всего, в экспедиции не было другого спортсмена, который по уровню подготовки смог бы составить ему компанию. Это оправдывает его риск. От него зависел успех экспедиции, за ним стояли все предыдущие неудавшиеся экспедиции немцев, за ним, в конце концов, стояли организаторы и спонсоры экспедиции. Фактически у него не было другого пути, кроме как совершить этот подвиг, пусть даже ценой своей жизни. Он выжил и естественным образом стал признанным всеми героем.

Но в тоже время не секрет, что с Германом Булем прочно связана слава профессионального самоубийцы и, в конце концов, он погиб на одном из не самых сложных восхождений. Неужели герой и самоубийца могут гармонично ужиться в одном человеке?

А как с напарником для Евгения Завьялова? Был ли у него шанс найти себе компаньона для штурма пика Победы? Даже если предположить, что в стране существовал спортсмен, близкий по подготовке к Евгению, нет никаких шансов, чтобы он согласился прорываться через пограничные кордоны к сомнительным удовольствиям узнать, как поживает гора, какая на горе погода и насколько легко или трудно взойти на нее. Могу сказать по своим личным ощущениям, что одно дело - играть в кошки - мышки с собственной жизнью, и совсем другое - играть в прятки с государством, особенно с государством, которому ты служишь (прошу прощения за излишнюю высокопарность).

Подвиг Евгения не менее значительный, чем подвиг Буля. Ему все пришлось сделать самому: в одиночку: организовать экспедицию, доставить весь груз к горе, самому выполнять работу шерпов, организатора, завхоза, врача, составителя и исполнителя всех планов экспедиции.

Весь свой груз Евгений нес с собой от самого начала до самого конца. Только когда показался конец подъема на вершину, он позволил себе оставить на снегу рюкзак и пройти последние метры к вершине налегке. Отличие Евгения Завьялова от Германа Буля в том, что за последним стояло государство, снарядившее экспедицию. Евгений же все сделал вопреки государству, вернее вопреки бюрократическим структурам этого государства. Нет сомнений, что Евгений Завьялов - герой! И дай ему Бог еще столько успешных восхождений, сколько он сам захочет.

Нет, они не самоубийцы, эти отважные люди, вступающие в индивидуальную схватку с горами! Скорее они исследователи. Исследователи стихии гор, прочности человека, его способности вести борьбу со стихией, исследователи пределов, отпущенных человеку природой. Жаль, что не всегда они могут почувствовать приближение допустимого предела прочности и во время остановиться. Но даже в тех случаях, когда схватка заканчивается гибелью героев, они остаются жить, жить в памяти людей, в истории борьбы со стихией. Мы преклоняемся перед ними!

И в то же время уважения достойны не только соло – восходители. Я склоняю голову перед всеми самоотверженными покорителями гор, которым выпало в критических ситуациях в коллективе, не щадя себя, заботиться о более слабом! Вечная память погибшим в борьбе. И дай Бог крепкого здоровья и новых побед живым, упомянутым и безымянным героям и самоотверженным борцам со стихией.

Герои не умирают, герои остаются в истории навсегда!

Автор: Юрий Ицкович – инженер, к.т.н, 1 разряд по альпинизму, МС СССР по горному туризму

(Фото автора)


Источник:

PS.
Эта статья была у меня в другой теме на этом сайте . Но здесь уместна как выборочный сборник статей.
  
#3 | Анатолий »» | 20.11.2014 17:22
  
0
Дискуссия через десятилетия.

Две книги, разнесённые на 20 лет по времени их создания, оказались у меня в руках в прошлом году. Андантин Белопухов написал свою автобиографию «Я – спинальник» в 1992-1993 гг., и сейчас эту книгу подарил мне Валентин Божуков, а Константин Клецко свои «Воспоминания, принесённые с вершин» записал только что. Как много общего между авторами! Оба – выдающиеся спортсмены, входившие в элиту отечественного альпинизма в конце 50-х годов прошлого века. Оба участвовали в одних и тех же событиях спортивной жизни, готовились к одним и тем же экспедициям.

И в то же время, какая разница в их судьбах, в условиях жизни! Какая, можно сказать, пропасть между их оценками, происходивших событий! Где причина этой разницы?

Двойку Белопухов – Божуков называли лучшими альпинистами страны. Вместе с Игорем Ерохиным они искали новые пути в советском альпинизме. Вместе готовились штурмовать Эверест в 1959 году. Правда, их новые технологии восхождений не одобрялись руководством ФА СССР. За известные нарушения правил горовосхождений Белопухов подвергался спортивной дисквалификации. Волею судьбы его жизнь была переломлена на две части в прямом смысле этого слова. Грузовик переехал его и сделал инвалидом-колясочником на вторую половину жизни, в которой он проявил чудеса стойкости и верности спорту. Андантин Белопухов − выпускник МВТУ им. Баумана, доктор технических наук. В 1992 году он ушел навсегда из этой жизни.
Константин Клецко был лишь на 7 лет моложе Белопухова, но пережил его уже на 22 года. Блестящий спортсмен-профессионал, заслуженный работник физической культуры, заслуженный тренер РСФСР, заслуженный мастер спорта СССР, МСМК по альпинизму, МС по горным лыжам. Он − выпускник вечернего отделения Школы тренеров ЛГИФК им. П.Ф. Лесгафта, государственный тренер спорткомитета города Ленинграда по альпинизму до 1992 г. В 1996 году с семьёй уехал на ПМЖ в США. В свои 80 лет он сохраняет хорошую физическую форму, ясный ум и ведет активный образ жизни.

Увлекательное занятие – сравнить мнения различных людей по одним и тем же вопросам. Первый вопрос – о приоритетах первовосхождения на п. Победы. Официально первовосходителем на пик Победы считается Виталий Абалаков со своей командой, включая К. Клецко, взошедший на пик в 1956 г. с ледника Звездочка по северному склону.
Белопухов взошел на Победу в 1958 г. в составе команды Игоря Ерохина, совершавшей траверс через Восточную Победу на Главную Победу со спуском по северному гребню. Вот что пишет он в своей книге: «…через пару часов вышла на высшую точку. Как мы и предполагали, сюда ещё не ступала нога человека. Команда Абалакова была совершенно не в этом месте. Не намного ниже, но достаточно далеко по горизонтали. От вершины гребень с заметным понижением уходил вдаль. Но высшая точка – выделялась из всего гребня. Всюду на гребне был снег, свисали карнизы. И только здесь – скалы. Мы сложили огромный тур».
Некоторые альпинисты считают, что ни Абалаков, ни Ерохин не были первыми на Победе, что Абалаков повторил маршрут Леонида Гутмана 1938 года – в экспедиции А.А. Летавета. Дело в том, что в 1938 г. пик Победы ещё не был открыт. Гутман поднимался с ледника Звездочка при плохой видимости и погоде на неизвестную вершину. Поднявшись, он замерил альтиметром сомнительной точности высоту 6.930 м и назвал вершину «20 лет ВЛКСМ». К моменту этих дискуссий сам Гутман уже погиб в 1942 году на войне, добывая победу, в честь которой и названа вершина.

От имени всех сомневающихся Г.Г. Андреев написал Константину Клецко: «…Почему до сих пор считают, что первовосхождение на пик Победы совершил ты в компании с Абалаковым? Вы же повторили маршрут Летавета - Гутмана 1938 года!».
Вот как отвечает на сомнения о приоритете Абалакова в своей книге Клецко: «Те альпинисты, кто стоял на вершинном гребне пика Победы и читал информацию из дневника Гутмана, понимают, что его группа была где-то в другом месте. Гутман в дневнике констатирует, что подниматься на юг стало трудно и что они давно уже идут на юго-восток по более простому пути по ледовым террасам, образованным сбросами. Рацек В.И. с самолёта сделал фото пика Победы,



на котором Клецко изобразил свою версию о путях первопроходцев, хотя и не абсолютно доказанную, но правдоподобную, впрочем, как и другие.
Глядя на снимки пика Победа, снятые В.И. Рацеком с самолета, видно, что ледово-снежные террасы уходят влево на юго-восток. Они выводят на широкий снежный гребень между вершиной Армения, названной так в 1958 году группой И. Ерохина (возможно, это и есть вершина 20-летия ВЛКСМ), и пиком Победы… Выхода по простому пути на вершинный гребень не существует!

Ещё К. Клецко пишет, что расспрашивал о восхождении участников команды Л. Гутмана – Е. Иванова и А. Сидоренко и …«никто не смог мне показать на фото вершины, куда они конкретно поднялись и где сложили тур. Говорили только, что во время восхождения кругом был туман. О своем восхождении они явно не очень-то хотели разговаривать».
А вот что написал в своем дневнике сам Л. Гутман: «В общем, мы совершенно изменили направление, намеченное внизу. Подъем прямо на юг оказывался крутым и длинным. Более легким был путь на юго-восток по ледяным террасам, образованным сбросами.

Этот путь выводил к вершинным скалам… и вот широкий снежный гребень. Это вершина стены. …На восток и юго-восток, мельчая, уходят цепи гор. …С юго-запада надвинулся фронт густых облаков. Все закрыто, только одна, неизвестная ещё вершина острым ножом, прорезав гущу облаков, торчит над этим неспокойным морем. Видимо это очень высокая вершина».
Так что же выходит не был Л. Гутман на Победе? Я спросил об этом В. Божукова, который первый раз взошел на п. Победы с И. Ерохиным, а потом ещё несколько раз бывал на вершине. Оказалось, что он разговаривал с Е. Ивановым об их восхождении с Л. Гутманом. Вот что рассказал Е. Иванов В. Божукову.

Во время восхождения в 1938 г. у А. Сидоренко были проблемы с обувью и перед самой вершиной он не смог идти из-за обморожения ног. Гутман Л. остался в палатке растирать ноги Сидоренко А., а Е. Иванов взошел первым на вершину. Когда Е. Иванов вернулся, на вершину сходил Л. Гутман. Тур был чисто символический, возможно заваленный впоследствии снегом. Своим альтиметром они пользовались последний раз у палатки. А. Сидоренко на вершине не был, но восходители это не афишировали, потому что такое считается грубым нарушением правил. Видимо поэтому они неохотно рассказывали о своём восхождении.

Е. Иванов не сомневался в том, что они были примерно в том же месте пика, где и В. Абалаков, а содержание дневника Л. Гутмана оставил без комментариев, хотя и не исключал возможности того, что с Победы можно увидеть на юго-западе чуть ли ни К2 в Каракоруме. Еще В. Божуков рассказал, что по итогам восхождения В. Абалакова 1956 г. собиралось специальное заседание ФА СССР с участием представителей Спорткомитета СССР, на котором было принято компромиссное решение о приоритетах покорения пика Победы. В. Абалакову было засчитано не первовосхождение, а первопрохождение своего маршрута на п. Победы, учитывая то, что он не пользовался какими-нибудь описаниями маршрута Л. Гутмана.

Вот такой получился ребус с приоритетами. Думается, что все перечисленные восходители были первыми. Л. Гутман с командой первым поднялся на хребет Кокшаал-Тау в районе пика Победы, В. Абалаков с командой первым прошел свой маршрут на гребень пика Победы, а И. Ерохин с командой первым взошел на высшую точку пика Победы. И, конечно, молодец В.И. Рацек, сделавший такой замечательный снимок.
В перечисленных мнениях о том, кто первым покорил Победу, чувствуется конкуренция школы И. Ерохина и школы В. Абалакова. Действительно Ерохин был на 18 лет моложе Абалакова и тренировал свою команду методом больших скоростных нагрузок, а потом совершал скоростные восхождения намного быстрее «стариков». А «старики» были не простые, они были овеяны легендами и заседали в Федерации альпинизма СССР, которая была вполне государственной структурой и, в том числе, распределяла государственное финансирование на будущие экспедиции. Ерохину со своей командой приходилось искать альтернативные источники финансирования: просить в профкомах, скидываться со своих отпускных – действовать как самодеятельные туристы (знаю по собственному опыту).

Примечание редактора:
И всё же факт первовосхождения на пик Победы Леонида Гутмана признали, но только через 25 лет – в 1963 году…!!! Читайте книгу «Побежденные вершины», 10 том, 1961-1964, М., 1966.


Далее Белопухов пишет: «По поводу наших скоростных восхождений начали появляться в газетах разгромные статьи, подготовленные с подачи Федерации. Дескать, быстро ходят, значит – не страхуются, значит – рискуют, значит – нельзя так, пора положить конец»…. Были и прямые конфликты со «стариками», например, «еще на заре альпинистской молодости… произошла такая история. Во время восхождения на одну из Цейских вершин на Караугомском плато застигла их непогода. Непогода страшная… Ерохин… уговаривал всех спуститься, говорил, что нельзя сидеть во время непогоды, − она может продолжаться очень долго, а каждый час отсидки отнимает много сил, которые не восстановишь. А растеряв все силы, − недолго и погибнуть». …За это «старики» считали его трусом.

Тем не менее, в 1958 г. команде Ерохина удалось организовать успешную экспедицию на пик Победы с первовосхождением на высшую точку вершины. Правда для этого им пришлось пойти на уступки Федерации и взять в экспедицию трех её посланников, из которых до вершины дошел только один – Иван Богачев, а два других оказались плохо подготовленными, в частности В. Галустов. Это не позволило взойти на вершину участникам, оказавшимся с ним в одной связке.

При оформлении отчета о восхождении Ерохин нарушил правила. Он, а вернее Белопухов, в отчете не написали, что на вершину поднялись не все участники, а только половина. Они придумали и осуществили план обмана Федерации: сначала получить золотые медали чемпионата СССР, а потом в газетах и по телевидению рассказать всю правду, как было.
Так и сделали. После оглашения правды все ждали дисквалификации и других наказаний. Но санкций не последовало, потому что готовилась советско-китайская экспедиция на Эверест и туда нужны были сильные спортсмены. Ерохин (32 года), Белопухов (28 лет) и Божуков (23 года) были включены в состав экспедиции «Эверест-59», но большинство в составе оставалось за «стариками». В феврале 1959 г. перед самым отлётом в Китай вся сборная страны проводила сбор на Кавказе, жила на седловине Эльбруса, ходила группами на вершины.

Белопухов пишет: «Физически мы готовы были неплохо. Морально − хуже некуда. Беспрерывно между стариками и молодыми вспыхивали споры. …Мы ходили быстро, они предпочитали медленный темп. Зрела ненависть. …Но до открытого конфликта дело не доходило. …Наконец, отработав всё, начали спуск.
А на спуске накрыла нас непогода… Задул ураганный ветер, закрутила пурга, подморозило. Склон Эльбруса зимой весь из зеленого бутылочного льда. Гладкий, скользкий, мерцающий в сумерках, кошки на таком льду держат очень плохо. Подступала паника и неразбериха. Абалаков, Белецкий остановились:

− Дальше идти нельзя. Туман, ветер, потеряемся, заблудимся, погибнем, − заблеяли старые зубры.
Но тут взревел Ерохин. История повторялась. Как и тогда на Караугомском плато, Ерохин позвал всех спускаться. Он не боялся, что его опять обзовут трусом. Он был уверен в своей правоте. Он сохранял душевное равновесие, когда все уже устали бороться.

Абалаковцы дрогнули. Сдались, подчинились Ерохину. Он повел группу дальше, вниз.
Из текста совершенно очевидно, что Белопухов − не равнодушный свидетель происходящего, а некоторые выражения про «старых зубров», про «ненависть» выглядят вызывающе. Тем более что Белецкого там не было. Он себя плохо чувствовал и В. Божуков по поручению К. Кузьмина повел его вниз на несколько часов раньше остальных. Интересно, что пишет про этот же спуск К. Клецко? Читаем.

«Дорогу для всех на спуске к Приюту прокладывал Николай Гусак, старожил этих мест. До Приюта оставалось немного, но плотный туман не давал впередиидущему двигаться, и он, садясь на склон, подавал команду всем стоять. Ветер был очень морозным и всепроникающим. Любая остановка, а она была не первой на этом спуске, начинала раздражать самых нетерпеливых и слегка заводила остальных. В нашей длинной цепочке стала создаваться напряженная обстановка. Все сидели или стояли на склоне уже примерно 15 минут. Застываем на этом сильном и морозном ветре. На некоторых такое ожидание подействовало удручающе.

Наконец, еще минут через 5 послышалась команда: «Вижу Приют, спускаемся дальше!». Больше остановок не было… Николай
Афанасьевич Гусак оказался молодцом и не поддался на уговоры быстрее спускаться вниз…».
Должен сказать, что описание спуска у Клецко не такое эмоциональное, как у Белопухова, но понятно, что конфликт имел место, и 20 минут отсидки на склоне под сильным ветром – не отдых на пляже. Не думаю, что решение о том, спускаться или ждать, принимал Гусак. Все-таки рядом были настоящие командиры: Абалаков, Кузьмин, да и Ерохин тоже. Кажется нереальным, что большая группа (человек 30) спортсменов, растянувшаяся по склону метров на 30, на пронизывающем ураганном ветре может общаться как на полянке, обсуждая «вижу или не вижу Приют». Пожалуй, здесь К. Клецко не так убедителен, как в вопросе о первовосхождении на пик Победы. Но основные настроения в группе он воспроизвел правдоподобно. Кто же все-таки повел группу вниз, Гусак или Ерохин? Думаю, что для истории это не имеет значения.

А о наличии серьезного конфликта между командой Ерохина и Федерацией свидетельствуют дальнейшие события. После возвращения в Москву экспедиция на Эверест была отменена из-за конфликта с Китаем, и Федерация организовала запоздалый разбор Ерохинских нарушений на Победе.
Белопухов пишет: «Ох, как они с нами расправлялись! Своего унижения, пережитого ими на спуске с Эльбруса, они простить не могли.

Обвинить на этот раз Ерохина в трусости было уже невозможно. Трусами оказались его оппоненты. И всё же, всё же… Возможно, с нами обошлись бы и не так круто. Но тут встал Иван Богачев. Иван знал очень многое, о чем мы могли только догадываться. Знал всю подноготную тайной кухни Федерации. Иван резал правду-матку в глаза:

− А что вы именно к нам придираетесь? Белецкий не дошел до вершины пика Сталина, а где это зафиксировано? Нигде, наоборот, вот целая книжка лежит – о том, как они дошли до вершины. Да какой отчет ни возьми – в каждом можно найти неточности…
− Простите, но ведь и вы, Виталий Михалыч, никогда не стояли на высшей точке пика Победы».
После таких обвинений компромиссов уже быть не могло. Всю команду Ерохина, конечно, дисквалифицировали. И всё из-за конкуренции или конфликта Ерохина и Абалакова. А почему Белопухов в своей книге дважды демонстрирует конфликт с Е. Белецким?

Только потому, что он был единомышленником В. Абалакова, или есть какие-то личные мотивы? Первое обвинение в трусости при спуске с Эльбруса в непогоду – явно надумано, потому что Белецкого в общей компании спускающихся не было. А насколько обосновано второе обвинение в нарушениях на пике Сталина?




Можно попробовать уяснить это из книги самого Е. Белецкого 1951 года «Пик Сталина». Речь идет о сезоне 1937 года, когда в честь двадцатилетия революции альпинисты взялись покорить все три известных тогда семитысячника СССР: пики Ленина, Корженевской и Сталина. Белецкий был в числе восходителей на пик Ленина, а потом приехал для усиления команды под п. Сталина, где подготовкой руководил Олег Аристов.


Для выполнения задуманного плана оставалось покорить последнюю, самую высокую вершину СССР. Правда уже наступил сентябрь, штурм начался 03.09.1937 и проходил при плохой погоде.
В лагере 6.900 м пришлось 5 суток пережидать бурю в палатках без движения, что не способствует сохранению хорошей спортивной формы. Белецкий пишет: «К вечеру 11 сентября ветер начинает стихать. …Утром 12 сентября… Аристов предлагает свернуть лагерь и пойти вверх, чтобы разбить еще один промежуточный лагерь на 7.100 м. …К четырем часам дня подходим …около 7.100 м, …устанавливаем палатки… Утро 13 сентября… сыпучий снег… прокладывать путь очень трудно. Киркоров, Гусак и я поочередно выходим вперед. …Аристов и Федорков отстают. Олег… у него мерзнут ноги. Федорков… оттирает их спиртом. Однако Аристову кажется, что этого недостаточно, он рвет… пуховые брюки и обертывает ими ботинки. …После …путь снова лежит по острому, как нож, гребню.

Рассматривая пик во время разведывательного полета, Аристов был обманут кажущейся легкостью этой части пути. …Кошек у нас нет (…оставили … в лагере «6.900 м») … Я предлагаю Аристову идти …в связке. …Аристов … решает, что мы продолжим подъём, не связываясь. Гусак советует ему снять с ног чехлы, закрывающие острые шипы обуви, но Аристов молча продолжает подъём.…

Он явно не понимает опасности… До вершины остается какой-нибудь десяток метров, я останавливаюсь отдохнуть и смотрю на товарищей. Первыми идут Гусак и Киркоров. За ними след в след движется Олег Аристов. Вижу, как он… делает шаг …и, споткнувшись, падает на спину. В следующее мгновение он уже скользит по ледяному склону, …оказывается у каменного барьера и, …не задерживается на нём… он падает вниз.

Кто-то впереди… торопит нас идти к вершине. Мы объясняем: …Аристов погиб… Быстро преодолеваем последние метры до вершинной площадки. …На прочном выступе скалы устанавливаем бюст… Сталина.
Долго на вершине группа не задерживается. Нам некогда писать записку и разыскивать тур Е.М. Абалакова. Быстро связываемся и спускаемся на площадку вершинного гребня. …Киркоров и Федорков пробуют спуститься к телу погибшего по крутому ледяному желобу. …Но они идут без кошек, …начинает темнеть, …поднимаются на гребень. …Мы отправляемся в обратный путь…».

Как видно из текста, Белецкий несколько раз подчеркивает руководящую роль О. Аристова в организации восхождения и самого заключительного штурма. При этом, кажется, что между строк звучит мысль: «Я не виноват». Видимо Е. Белецкий чувствует за собой некоторую моральную ответственность, ведь его прислали для усиления команды, то есть для гарантии победы без потерь! Этого не получилось. Может поэтому Белопухов словами И. Богачева претензии за нарушения предъявляет именно Белецкому? А может просто как автору книги? И были ли нарушения на самом деле?

Если говорить прямо, то некоторые слова из текста книги производят неоднозначное впечатление. Например, Белецкий пишет «До вершины остается какой-нибудь десяток метров». А по официальной информации Аристов сорвался на высоте 7.450 м. Эти, почти 50 метров по высоте соответствуют примерно 100 метрам по расстоянию, а не 10, как написано в книжке. Что это, плохой глазомер? Или желание создать впечатление, что Аристов погиб почти на вершине, и не дойти до нее было просто невозможно?
Странно читаются слова, что Аристов, споткнувшись, падает не вперед, а на спину. Это больше похоже на потерю сознания, но не на спотыкание. Да и некоторые другие замечания Белецкого свидетельствуют о том, что Аристов был в последние моменты своей жизни не вполне адекватен. А если так, то тем более участникам штурма следовало взять на себя инициативу и, как минимум, застраховаться, связавшись имевшейся у них веревкой.

Не очень убедительно выглядит и аргумент «нам некогда писать записку и искать тур Евгения Абалакова». На установку бюста вождя времени требуется значительно больше, чем на записку! Ведь горизонтальную полку типа прилавка в магазине природа обычно не готовит. Лично я, когда был на пике Коммунизма, запомнил несколько мемориальных металлических досок, прикрепленных к скалам, легко находимый тур с записками и отсутствие бюста Сталина.

Конечно, это ничего не доказывает, потому что в 1977 г. вершина уже называлась пиком Коммунизма, и кто-нибудь вполне мог скинуть бюст, если он там когда-нибудь был. В конце концов, мы могли просто не заметить бюста. И вообще независимо от того, дошли или не дошли альпинисты 45 метров по высоте до вершины, никаких претензий ни к кому из них, и, тем более, к Е. Белецкому не может быть.

В те времена невыполнение плана, тем более связанного с политическими целями, означало ЧП. Лозунг «Вершина любой ценой» был основным в альпинизме. Даже если что-то было не совсем по правилам, в книжке издательства «Географгиз» Е. Белецкий ничего другого написать не мог.

Упрекать же Е. Белецкого только за то, что он написал книгу − просто бессмысленно. Поэтому думаю, что претензии к Белецкому в книге Белопухова, являются просто субъективной неприязнью автора, объективных причин не имеют и являются следствием всё того же конфликта двух школ альпинизма.

Вообще говоря, есть целая наука – конфликтология, в соответствии с которой для погашения конфликта между двумя группами нужен посредник, уважаемый обеими сторонами. Такого посредника в то время, к сожалению, не нашлось. Сейчас, задним умом, мы понимаем, что конфликтовали выдающиеся альпинисты, которые многое сделали, а могли сделать еще больше для отечественного альпинизма.

Нет сомнений в том, что интенсивные тренировки, которые проповедовал Ерохин, − полезны. А нервные перегрузки, связанные с конфликтом – вредны. И нет сомнений, что именно они привели к трагической гибели И. Ерохина через два года. Все упомянутые выше альпинисты были выдающимися спортсменами, все они занимают видное место в истории альпинизма, а отдельные неточности и натяжки в отчетах являются следствием условий, в которых они жили, и свидетельствуют только о том, что «ничто человеческое им не чуждо».

Автор: Ицкович Юрий – к.т.н., МС СССР по горному туризму, 1 разряд по альпинизму.

Источник:
Добавлять комментарии могут только
зарегистрированные пользователи!
 
Имя или номер: Пароль:
Регистрация » Забыли пароль?
 
© climbing.ru 2012 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
Экстремальный портал VVV.RU ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU