Экспедиция на Эверест по северной стене была задумана сразу после восхождения на Лхотзе Среднюю. Этот замысел был коллективный, он импонировал большинству членов команды. Лично я мечтал об этом маршруте с 1997 года, когда впервые увидел плакат северной стены с маршрутом испанской команды в помещении федерации альпинизма России. Потом было две разведки 2002 и 2003 года, в первой я участия не принимал, она ставила только фотографические задачи. Во второй я принял участие потому, что предложил лидеру проекта Виктору Козлову наметить маршрут, пройдя участок северной стены (в глубине души я рассчитывал на то, что Козлов приобретет пермит и эта разведка сможет стать полноценной попыткой восхождения). Козлов организовал поездку и приобрел пермит, но только до 7000 метров, передав мне полномочия руководителя разведки уже в Тибете. Именно тогда мной был намечен маршрут, и наша тройка прошла до 6700 метров (лезть выше, на мой взгляд, не имело смысла, начинался несложный рельеф вплоть до 6900-7000 метров, где заканчивались наши права на дальнейшее продвижение), после чего мы сняли все снаряжение со стены, забрали весь мусор и свернули лагеря.
Начало маршрута на С. стене, 2003 г.
Хотя мой замысел не вполне удался, я все же глубоко проникся желанием пройти новый маршрут. Я полагал, что поскольку на северной стене уже много достойных маршрутов, пройденных в хорошем стиле, чтобы сказать новое слово в освоении этого массива мало просто пройти новую линию, надо, во-первых, это сделать без искусственного кислорода, во-вторых, как можно больше использовать возможности альпийского стиля, в-третьих, небольшой командой 5-6 человек. Я включился в подготовку к новой экспедиции, один раз сказав «да», я оставался верен своему слову.
Планы Виктора Козлова и мои на само восхождение изначально не совпадали, ему как руководителю была нужна просто победа - восхождение в самом безопасном, самом гарантированном стиле – в осадном, с кислородом и большой командой. Но, в конце концов, не организатор идет на гору, и я рассчитывал найти поддержку у самих альпинистов. Многие из членов команды уже бывали на Эвересте (5 человек), я думал, что им будет интересно совершить теперь восхождение без кислорода, другие были сравнительно молоды, но с опытом высотных восхождений, кто-либо из них мог меня поддержать. Мои расчеты оказались идеалистическими. Если в начале некоторые альпинисты еще высказывались в духе «Почему нет», то чем дальше развивались события, тем больше их позиция соответствовала духу кислородных восхождений. Тактика в этом случая представлялась понятной и простой, она не предполагала дополнительного риска, был шаблон, который приставили к стене и в соответствии с ним работали. Такой подход давал очень высокую вероятность успеха. Это была профессиональная работа на результат.
Мы лезли, фиксируя веревки и устанавливая лагеря, большинство членов команды чувствовали себя хорошо, и я надеялся, что на заключительном этапе передовая сборная группа из решительных альпинистов попробует сделать быстрый рывок к вершине без кислорода. Я работал вместе со своим другом Виктором Бобком, к сожалению, он не имел форму достаточную для безкислородного восхождения. Наша двойка из 63 участков до 7900 метров обработала 20 (совсем неплохо, если учесть, что еще кроме нас работали две тройки и одна четверка) и установила 3 высотный лагерь на 7800 в основании кулуара Хорнбайна. Находясь на этом биваке, я предложил нашему сообществу крамольную идею продолжения восхождения с этой точки в альпийском стиле и без кислорода по кулуару Хорнбайна. Я считал, что это вполне логичный ход, линия маршрута пошла бы без траверса влево, но главным для меня было отступление от шаблона и безкислородный маршрут. Этот призыв вызвал сильное сопротивление, как у руководителя экспедиции, так и у следовавшей вслед за нами группы. После этого мои отношения и так не очень гладкие переросли в открытую оппозицию главной идее экспедиции – восхождению самым безопасным способом строго по центру северной стены Эвереста. Мнение команды победило, наша двойка провесила четыре веревки в направлении центра стены, после этого последующие группы, начиная с 8000 м. работали уже с кислородом. Как только на горе начал применяться искусственный кислород, восхождение для меня потеряло главный смысл, приключение переставало существовать. На заключительном этапе экспедиции началась борьба за приоритет использования заброшенного на стену кислорода, и нашу двойку вынудили идти последней. Предстоящая работа выглядела, как обычный подъем по перилам с кислородом до 8500 метров. Далее выход на маршрут Месснера и спуск по классике. У меня были обязательства (во всяком случае, я так считал) перед моим другом Виктором Бобком, ведь я его втянул в эту экспедицию, еще начиная с разведки, а Виктор страстно хотел на Эверест. Поэтому, несмотря на все психологические перипетии, мы выступили.
На этом этапе к нам присоединился Виктор Володин. С количеством кислорода в высотных лагерях полной ясности не было, на 7100 м. стало понятно, что для трех человек кислорода для безопасного восхождения и спуска явно не достаточно. Тогда я принял решение отдать свой кислород моим друзьям, чтобы они могли гарантированно взойти и спуститься, ведь группа была последней, и помощи в случае форс-мажора от утомленных предыдущих восходителей ожидать было нельзя.
Кроме того, это решение для меня стало вполне логичным, я мечтал об Эвересте без кислорода, я подразумевал не безкислородное личное восхождение, а безкислородный маршрут команды. Когда открыто отстаиваешь свои взгляды, ты поневоле вынужден жить в согласии с ними.
Безусловно, Русский маршрут нельзя считать абсолютной диретиссимой, но наша команда прошла новую линию на Северной стене Эвереста, и это, без сомнения, достижение в классе кислородных восхождений в Гималаях.