У этой Горы есть много имен. В Тибете ее называют Джомолунгма – «Богиня – мать Земли». По распоряжению Далай Ламы у северных склонов Горы еще в средние века был построен монастырь Ронгбук, хорошо сохранившийся и обитаемый до наших дней. Отсюда Джомолунгма выглядит, как гигантский 3-х километровый каменный «Сфинкс». Весь массив хорошо виден за многие десятки и даже сотню километров на северо-запад с многочисленных горных перевалов. Ураганный ветер, срывающий снег вперемешку с облаками с «головы и спины» «Сфинкса» почти каждый день образует многокилометровый шлейф, называемый альпинистами «снежным флагом».
В Непале Гору называют Сагарматха – «Небесная вершина». Огромная остроконечная скальная пирамида круто обрывается на юг к леднику Кхумбу.
Еще в Тибете ее называют Джумуланг-мафенг – «Богиня Земли», Джо-Мо-Лун-Ма – «Птица бури», Канг-Ча-Мо-Лун – «Снег в царстве птиц». На восток Гора обрывается снежно-ледовой Канчунгской стеной, район которой по сей день мало изучен и трудно доступен. Но человека всегда привлекало самое недоступное. Поэтому так влечет к себе вот уже более шестидесяти лет величайшая вершина мира Эверест (8.848 м), который называют высотным полюсом земли. Но мало взойти на вершину. Самым отчаянным нужно не просто взойти, а пройти маршрутом, по которым никто не ходил. Так случилось и с Американско-канадско-британской экспедицией на Эверест 1988 г. Ее руководитель – Роберт Андерсон,
решил подняться на Эверест по Канчунгской стене. Восточная стена – Канчунгская – самая большая и, наверное, самая опасная. Никто не пытался пройти её со времен единственного восхождения в 1983 году, беспрецедентного по трудности. Но Андерсон был смелым предпринимателем и решил попробовать.
Андерсон хорошо рекламировал экспедицию, находил спонсоров, но к началу 1987 года у него было только три желающих совершить восхождение.
Конечно, экспедиция могла быть и более многочисленной, но альпинисты слишком хорошо знали, что такое Канчунгская стена. Вернувшись в Америку, Андерсон попытался втянуть в это дело нескольких сильнейших альпинистов страны, но все они вежливо отказались.
Последний участник восхождения появился, когда Андерсон предложил Джону Ханту,
человеку, который руководил первым восхождением на Эверест в 1953 году, стать «почетным руководителем». Лорд Хант – это его официальный титул – сказал, что сделает это с удовольствием, при условии, что Андерсон пригласит в команду британского альпиниста. Так в команде оказался Стив Венеблес.
Таким образом, экспедиция Андерсона была сформирована. Она стала самой малочисленной, которая когда-либо восходила по новому экстремальному маршруту. Отважных восходителей насчитывалось всего четверо: Роберт Андерсон (рук.), Пол Тир, Стив Венеблес и Эд Уэбстер. Они решили идти без высотных шерпов и кислорода.
Эксперты говорили, что альпинисты сошли с ума, но маленькая отважная группа восходителей решила рискнуть.
Итак, 1 марта 1988 года, международная экспедиция США, Канады и Британии на восточную стену Эвереста собралась в Тибете – четверо восходителей
Венеблес Стив, Андерсон Роберт, Уэбстер Эд, Тир Пол, которых в «Базовом лагере» поддерживали доктор Мими Займан, фотограф Джозеф Блэкбёрн, повар Шерпа Пасанг Норбу и помощник повара Касанг Церинг.
Альпинисты преодолели ряд ужасающих стен, кулуаров и нависающих участков льда. В финальной попытке Венеблес достиг вершины в одиночку, без кислорода, 11 мая в 15:40.
Дадим слово самому Стиву Венеблесу, который так написал о восхождении.
«С самого начала я знал, что наши шансы на успех были невелики, но неуверенность только добавляла дух приключения этой экспедиции. Несмотря на то, что я уже 10 раз побывал в Гималаях, всё в этом путешествии, от команды до горы, было для меня абсолютно новым.
Только в конце марта мы оказались под стеной.
Расплатились с портерами и расположились в «Базовом лагере», который стал нашим домом на следующие два месяца.
Мы были очень маленькой командой, без шерпов и отказались от тяжелого кислородного снаряжения. Мы должны были обойтись без него, как Питер Хабелер и Рейнхольд Месснер, десятью годами ранее доказавшие, что это возможно.
Мы начали работать 3 апреля 1988 года, пережидая непогоду в «Базовом лагере».
Только 8 мая, мы начали восхождение и надеялись достичь вершины.
9 мая – поднялись за 14 часов до «лагеря 2».
10 мая – проработали 11 часов, прошли 400 м и вышли на Южное седло – «лагерь 3».
Для Пола Тира Южное седло было концом маршрута. Ему нездоровилось, и он пошел вниз. Трое из нас остались на высоте почти 8.000 м.
В этот же день (10 мая) в 23 часа мы вышли к вершине…
Сейчас, на последнем участке пути – 900 м подъёма с Южного седла до вершины – мы должны были преодолеть ещё большие барьеры. Несколько раз в этот день мне казалось, что я уперся в стенку, прежде чем понять, что я могу пройти через неё и заставить себя идти дальше.
В 13:30 (уже 11 мая) Андерсон с Уэбстером отстали. Выглядит сомнительным, что они смогут взойти на вершину до темноты. Я подсчитал, что времени у меня как раз столько, чтобы дойти до вершины, и я продолжаю двигаться вдоль острого, как нож, гребня, задыхаясь, преодолеваю знаменитую ступень Хиллари, медленно и с трудом передвигаю ноги по финальному участку гребня, простому, но нескончаемому…
Я достиг вершины в 15:40 и позволил себе посидеть на ней всего 10 минут, один в кружащем вокруг меня тумане, пытаясь впитать в себя происходящее и сохранить его, чтобы насладиться этим позже. Как только я начал спуск, я понял, что это будет борьба на пределе.
Эд и Роберт были вынуждены повернуть назад с Южной вершины из-за сильного снегопада и облачности, примерно в то же время, когда я пробивался вниз с главной вершины, спотыкаясь, задыхаясь, продвигаясь на ощупь сквозь жалящий снег, уже начиная дрожать. Мне всегда было любопытно, как чувствуешь себя, когда приходится по-настоящему бороться за жизнь, и вот теперь я ощущал это.
Перед тем, как стемнело, Эд и Роберт нашли приют в брошенной палатке японцев
на высоте около 8.400 м. Я же всё ещё находился на открытом склоне, на 250 м выше, и не хотел рисковать и продолжать спуск в темноте. Ледорубом я выбил полочку на снежном склоне и лег на бок, чтобы, дрожа, скоротать длинную ночь. Время от времени я садился и доставал из-под пуховой куртки фляжку, допивая заледеневшие остатки фруктового сока. Отчаянно нуждаясь в калориях, я заставил себя съесть замороженный батончик, у которого был огорчительно картонный вкус. Потом я опять ложился, мечтая, чтобы поблизости оказался кто-нибудь, кто снял бы с меня ботинки и помассировал мои замерзшие ступни.
В эту ночь не было ветра, и я выжил…!
На заре я с трудом поднялся и, качаясь, побрел вниз к японской палатке,
где с восторгом обнаружил Андерсона и Уэбстера – по крайней мере, компанию друзей. Вместе мы спустились на Южное седло, где повалились в наши палатки, с роскошью расположившись в пуховых спальниках, под мурлыканье газовой горелки, растапливающей снег для наших хронически обезвоженных организмов.
Но борьба ещё далеко не закончена. Ко времени, когда мы начали спуск с Южного седла, мы уже почти четыре дня находились на высоте более 7.900 м. Мы превысили свой лимит в «зоне смерти», и теперь работали на последних резервах. Спуск по восточной стене, который Пол сделал всего за 7 часов, у нас занял почти три дня, один из которых был полностью потерян нами, когда мы валялись в наших спальниках в «лагере 2», расслабленные солнечным теплом, отражающимся от ослепительного снега, слишком слабые, физически и морально, чтобы начать действовать.
В конце концов, Уэбстер вдохновил нас на продолжение спуска. Фотографируя в день штурма, он случайно отморозил пальцы, сняв рукавицу на несколько секунд дольше, чем следовало. Теперь его пальцы были фиолетовыми и покрылись волдырями, и он отчаянно хотел спуститься с горы. Поэтому, выпив по последней чашке тепловатой грязной воды, утром 16 мая мы тронулись в путь, бросив большую часть снаряжения для экономии веса. Мы почти ничего не ели в течение четырех дней, и были очень слабы. Время от времени мы останавливались, валились в глубокий, тяжелый снег, до момента, когда кто-то из нас находил в себе силы встать и побрести дальше.
Я думаю, я понял, что все будет нормально, в тот момент, когда мы дошли до начала наших перильных веревок. По плану, мы собирались снять их с горы в процессе спуска. Теперь у нас не было шанса воплотить в жизнь эту изящную идею, мы знали, что сами с трудом спустимся вниз. Хотя все веревки были на месте, нам с Уэбстером понадобилась целая ночь, чтобы спуститься к Трещине (огромная трещина ниже «лагеря 2»), а Андерсон спустился только во второй половине дня. Луны все ещё не было, и, чтоб ухудшить ситуацию, перегорела наша последняя лампочка в фонарике, оставив нас нащупывать дорогу в темноте, вспоминая каждую деталь вертикального ландшафта, который мы впервые начали исследовать семь недель назад. Каждый отрезок веревки, каждый крюк, каждый камень и сосулька напоминали о замечательном приключении, и потому я чувствовал нечто, близкое к печали, сожалея, что это экстраординарное путешествие подходит к концу.
Однако я почувствовал и волну радостного возбуждения, когда мы с трудом преодолевали последнюю милю через ледник, на подходе к передовому «Базовому лагерю», приближаясь к раю палаток, через 9 дней после того, как вышли отсюда к вершине, и, зная, что мы действительно благополучно возвратились. Для Уэбстера возвращение было более болезненным, он обнаружил, что его отмороженные пальцы были разодраны во время долгого и тяжелого спуска по веревкам. Позже ему пришлось ампутировать кончики восьми пальцев.
Я с Андерсоном тоже пострадали, потеряв обмороженные пальцы на ногах. Пол Тир, который был вынужден спуститься раньше, был невредим. Для всех нас, тем не менее, восхождение по новому маршруту, без кислорода и поддержки шерпов, по самой большой, и, вероятно, самой опасной стене Эвереста, было большим приключением – таким приключением, которое потом с удовлетворением вспоминаешь всю жизнь.
Примечание редакции:
Таким образом, Канчунгская стена была пройдена по двум маршрута в 1983 и 1988 гг.
А наш российский альпинист – Соколов Глеб Анатольевич (Новосибирск) – готовится пройти еще один маршрут